В стране невыученных уроков. Какие меры должны срочно принять власти ради спасения экономики России

На Западе очень быстро вспомнили все то, чему научил кризис 2008 года. Принимаемые там меры достаточно благотворно воздействуют на экономику, не давая ей свалиться в пропасть. В России же, как обычно, запрягают медленно, но на сей раз любое промедление подобно смерти

Март стал для мировой экономики месяцем серьезных испытаний. Эпидемия коронавируса охватила всю планету, фондовые рынки рухнули, цены на сырье снизились сильнее, чем в период предшествующего кризиса, целые страны закрыли границы, а миллионы людей ушли на карантин. В ближайшие пару недель будут опубликованы предварительные цифры по итогам первого квартала, позволяющие судить о масштабах катастрофы. (Я бы предположил, что среднее снижение ВВП Китая, ЕС и США составит не менее 6–7% к аналогичному периоду 2019 года.)

В России пока все иначе. Несмотря на то что экономика зависит от нефти и сокращение экспортной выручки, если цена сохранится в диапазоне $26–35 за баррель, может достичь 10% объема прошлогоднего номинального ВВП, чиновники и политики соревнуются в оптимистических прогнозах. Глава Банка России Эльвира Набиуллина недавно говорила о том, что «годовые темпы, на наш взгляд, останутся в положительной зоне», председатель Счетной палаты Алексей Кудрин — о стагнации; а министр финансов Антон Силуанов лишь скупо признал, что для балансировки бюджета придется привлечь около 3 трлн рублей из ФНБ, не давая общего экономического прогноза. Правительство предварительно одобрило план поддержки экономики на 300 млрд рублей (0,28% ВВП), а Владимир Путин предложил ускорить выделение социальных выплат, увеличить пособия по безработице до 12,1 тысячи рублей ($154) в месяц (в США, согласно новому плану борьбы с кризисом, они составляют $600 в неделю) и сократить в два раза страховые платежи для части работников малого и среднего бизнеса. Однако, если сравнить меры, принятые в развитых странах и в России (в Великобритании пакет бюджетного и кредитного стимулирования — на £57 млрд и £435 млрд  соответственно — достигает 23% ВВП), становится ясно: борьба с кризисом у нас еще не началась.

Русские, как известно, медленно запрягают, но быстро ездят. Именно это мы видели в 2008–2009 годах, когда сначала чиновники несколько месяцев повторяли мантру о России как «островке стабильности», а потом «вкачали» в экономику, по словам тогдашнего первого зампредседателя Счетной палаты Валерия Горегляда1, 13,9% ВВП. Итог хорошо известен: экономический спад в 2009 году составил 7,9%, оказавшись рекордным среди стран G20. Какие уроки стоит вынести из прошлого и нынешнего кризисов, если мы не хотим, чтобы 2020 год стал самым тяжелым в экономической истории России XXI века?

 Терпящие бедствие предприятия, уволенные работники, сталкивающиеся с проблемами госкомпании — все они потребуют дополнительных расходов 

На мой взгляд, их несколько.

Прежде всего нужно понимание того, что государство — это не «наше все» и что само по себе исполнение бюджета — а заверения о том, что «все бюджетные обязательства будут выполнены в полном объеме», зазвучали с момента появления первых признаков кризиса — не тождественно реализации антикризисной программы. Уже сейчас понятно, что при нынешних котировках нефти федеральный бюджет потеряет около 3 трлн рублей. Коронавирус и борьба с ним остановят десятки отраслей и разорят сотни тысяч предприятий. Выпадающие и/или отсроченные налоги облегчат казну еще на 1–1,2 трлн рублей. Сократятся денежные доходы населения, что ударит по региональным бюджетам и потребует увеличения трансфертов. Если власти успеют реализовать план по сокращению страховых платежей, дефицит Пенсионного фонда вырастет на 600–700 млрд рублей, а ФОМС — на 100–120 млрд. Иначе говоря, будет очень хорошо, если вместо предполагавшегося профицита в 800 млрд рублей дефицит не превысит 4 трлн.

Если правительство мобилизует эти средства из ФНБ и выплатит все, что обещало еще в 2019 году, проблема не снимется: терпящие бедствие предприятия, уволенные работники, сталкивающиеся с проблемами госкомпании — все они потребуют дополнительных расходов. Сейчас власти пытаются изобразить дело таким образом, что они помогают несчастным, пострадавшим от «обстоятельств непреодолимой силы», но это не вполне так. Во многом закрытие бизнесов стало следствием решений правительства, и как раз в США, где Сенат только что одобрил антикризисный акт на $2,2 трлн, бюджет de facto принял на себя ответственность за предприятия, остановленные постановлениями органов власти. Конечно, Кремль может продолжать делать вид, что рестораны, магазины и фитнес-центры в России «самоизолировались», но развитие кризиса, потенциально куда более разрушительного, чем кризис 2008–2009 годов, быстро его поправит. Сегодня мы находимся в ситуации, когда спасать нужно не только бюджетополучателей. В США и Европе в 2008-м это осознали раньше нас, а сейчас вспомнили вообще молниеносно, но до нас это еще должно дойти. Добавлю: разоренный бизнес в разы труднее запустить вновь, чем «законсервированный», поэтому о помощи нужно думать уже сейчас, а не через полгода.

Квентин Массейс. «Сборщики податей» (фрагмент). После 1501Иллюстрация: Wikipedia Commons

Второй момент связан с источником тех средств, которые предполагается использовать для преодоления кризиса. Стоит заметить, что первой реакцией чиновников на информацию о стремительном падении цен на нефть стали заявления о достаточности средств ФНБ для балансирования бюджета чуть ли не на четыре года. Последнее выглядит маловероятным, учитывая, как приведенные выше расчеты, так и то, что в фонде на 1 марта находилось $123,4 млрд — по текущему курсу это 9,7 трлн рублей. При этом если в западных странах центральные банки незамедлительно максимально снизили процентные ставки (ФРС — до 0–0,25%, Банк Англии — до 0,1%, а у ЕЦБ она и так была отрицательной), то Банк России разве что удержался от ее повышения (в 2014 году в ответ на падение курса рубля он повысил ключевую ставку с 10,5 сразу до 17%).

Но, как говорится, и это хорошо. Основная же проблема состоит в другом: в предоставлении экономике дополнительной ликвидности — той самой, которой в ФНБ не хватит для защиты российского народного хозяйства одновременно и от шока нефтяных цен, и от потенциально довольно масштабной эпидемии.

Разумеется, на этом месте российские либералы заклеймят меня как переметнувшегося в лагерь «условного Глазьева», однако я попробую прояснить свою позицию. Сторонники «кредитной накачки» и «индустриального возрождения» России выступают за то, чтобы Центральный банк под контролем правительства финансировал «перспективные проекты» (типа моста на Сахалин) или «высокотехнологичные отрасли» (типа не покупаемого даже Министерством обороны танка «Армата»). Мой подход иной: Банк России — как и ФРС, и Банк Англии — должен стать главным кредитором бюджета. В случае выпуска Минфином ОФЗ или иных долговых инструментов, он должен практически безлимитно кредитовать под залог этих бумаг приобретающие их банки. Я не вижу в данном действии никакого «инфляционного риска», так как таким образом финансируются те расходы бюджета, которые в любом случае должны им быть произведены (и тут совершенно не важно, будут ли деньги получены из ФНБ или из кредитов ЦБ). Центральный банк — это как микроскоп: можно либо рассматривать через него паразитов и бактерии, либо забивать им гвозди. Финансирование бюджета, расходы которого вполне понятны и пропорционально распределены по отдельным периодам, — это условно первый вариант. Братская помощь Игорю Сечину в выкупе облигаций «Роснефти» с последующим обрушением ею курса рубля — второй. На мой взгляд, опыт западных стран как 2008-го, так и 2020 года показывает: без задействования центрального банка обойтись нельзя.

 Помощь экономике не может быть ни медленной, ни недостаточной. Когда у человека случается остановка сердца, нужен дефибриллятор, а не прибор, запитанный от пальчиковой батарейки 

Третий момент выглядит еще более очевидным: помощь экономике не может быть ни медленной, ни недостаточной. Когда у человека случается остановка сердца, нужен дефибриллятор, а не прибор, запитанный от пальчиковой батарейки. Европейцы и американцы правы, когда вливают в экономику даже больше денег, чем она может переварить, причем по нескольким причинам. С одной стороны, такой впрыск помогает запустить будущий рост, создавая платежеспособный спрос — как через прямые выплаты гражданам, так и через кредиты и помощь приостановленным бизнесам. С другой стороны, вкачивание денег в экономику — и этого в России вообще никогда не принимают в расчет — рекапитализирует систему и иным образом: пока на прошлой неделе Конгресс принимал антикризисный акт на $2,2 трлн, только за три дня, 23–25 марта, американский фондовый рынок вырос на 21,3%, что подняло его капитализацию на $5,12 трлн. Последнее означает, что именно на столько больше денег стало на инвестиционных и пенсионных счетах американцев — денег, которые завтра пойдут в экономику. Если бы власти в Вашингтоне вели себя так же, как в Москве, к середине лета Америка была бы в депрессии, сравнимой с 1930 годом. При этом, повторю еще раз, умелое манипулирование ставкой ФРС позволяет американскому правительству мобилизовывать огромные суммы без негативных последствий для потребительского рынка: инфляция в США составляет 2,4% при ставке 0%, тогда как в России — 2,3% при ставке в 6%. Зато американцы могут за пару недель мобилизовать 15% ВВП на борьбу с кризисом, а россияне не смогут направить на эти цели и 5% на протяжении всего года.

Стоит заметить, что снижение ставки Банка России может иметь последствия, прямо противоположные обычно предполагаемым. Сейчас считается, что высокая доходность привлекает иностранцев на рынок рублевых государственных заимствований, удерживая их долю в диапазоне 32–35%. Однако не стоит забывать, что снижение ставки вызовет рост цены долговых бумаг, который уравновесит, по крайней мере частично, потери на курсовой разнице, сложившиеся в последние недели. Иностранные инвесторы потеряют меньше, чем при удержании или повышении ставки. Да, они могут потом довольно долго не возвращаться на рынок, но вся их доля на нем оценивается в 3 трлн рублей ($38,9 млрд.) при золотовалютных резервах в $551,2 млрд. Действия ЦБ и правительства в критической ситуации не должны определяться факторами такого масштаба.

Подводя итог, можно сказать: чтобы Россия смогла довольно успешно преодолеть нынешний кризис, необходимо вбросить в экономику объем средств, соизмеримый с тем, который предоставляют своим гражданам и компаниям развитые страны — не менее 10% ВВП, не считая четкого исполнения ранее принятых бюджетных обязательств. При объеме государственного долга в 14,4 трлн рублей (или 13,5% ВВП) сделать это не сложно. Инструментами должны стать, с одной стороны, неограниченное кредитование Банком России правительства через выпуск дополнительных объемов долговых бумаг и, с другой стороны, программа «количественного смягчения», которая через банки довела бы до пострадавших компаний дополнительные средства, необходимые им для выживания в период эпидемии и карантина. Основными требованиями к данной программе должны стать те же, что озвучены в США: прозрачность бюджетного процесса, финансирование из казны только частных лиц и пострадавшего малого и среднего бизнеса, реализация программы «количественного смягчения» исключительно через частные банки и… неучастие в любых из обозначенных программ компаний, подконтрольных представителям органов государственной власти.

___________

1 Горегляд, Валерий. Мировой кризис и парадигмы государственного финансового регулирования. Москва: без указания издательства, 2013, с. 206, примечание.

Владислав
 Иноземцев