Бородинское

На галерах трудящийся краб ни пешком, ни на новом своем ё-мобиле никогда не поехал бы в «Комеди клаб», хоть его бы за это сильней полюбили

Что правитель отправился в «Комеди клаб», для колонки отличную тему задав нам, — это признак того, что правитель не слаб и уже не боится казаться забавным. Например, на галерах трудящийся краб ни пешком, ни на новом своем ё-мобиле никогда не поехал бы в «Комеди клаб», хоть его бы за это сильней полюбили. Президенту артисты вручили айпод, а прощаясь, спросили с понятным азартом, как он встретит две тыщи двенадцатый год — двухсотлетье геройской войны с Бонапартом? Это ж был всероссийский великий аврал, у французов горела земля под ногами… Президент с благодарностью гаджет забрал и ответил, что встретит по полной программе.

Вот теперь и гадай про верховный намек. Любопытство меня пробирает до стона. Он прямее, конечно, ответить не мог, но давайте припомним хотя бы Толстого! Вся Россия тогда поднималась с колен, демонстрируя общества разные грани. И Наташа, и Пьер, и Андрей, и Элен — все встречали событья по полной программе. Приобщиться к побоищу выпало всем — от седых генералов до пылких бутузов, и насколько я помню, имелся тандем: до июля Барклай, а с июля — Кутузов. Был Барклай осторожен и сдержан порой — технократ и законник, в войсках нелюбимый, — а Кутузов был старый народный герой, пригвоздивший французов народной дубиной. Поначалу мы отдали все, почитай, но к началу зимы отыграли обратно. Мне понятно, кто в этом раскладе Барклай. У кого тут дубина, мне тоже понятно.

Есть другой вариант расшифровки простой — политологи любят прислушаться к бреду: иногда, недвусмысленно учит Толстой, отдавая Москву, получаешь победу. Показав свою мощь в бородинских полях и успевши Отечество этим прославить, наш герой на военном совете в Филях принимает решенье столицу оставить.

Бонапарт легковерно туда побежал, заявив, что кампанию кончил, пожалуй (для наглядности нужен московский пожар: если будет жара, то пойдут и пожары). Но французу открылась пустая Москва, и Отечества дым оказался несладок; разложение армии, пик воровства (с воровством, если видите, тоже порядок), мародерство, разврат, сколько вспомнить могу (от него не спасал и расстрел перед строем)… А Кутузов, оставив столицу врагу, оказался при этом народным героем. Удивительно рано случилась зима, недостача провизии, снег по колено, отступленье на Родину, Березина, а в конечном итоге Святая Елена. Слава Богу, я долго в России живу, понимаю про наши родимые пятна… Мне понятно, кто может оставить Москву. Кто пойдет на Елену, мне тоже понятно.

Есть и третий у нас вариант, наконец, наиболее близкий к текущему году. Молодой император, всеобщий отец, для спасенья страны обратился к народу, и к Смоленску народ пробудился уже, и пошел воевать — не заради регалий… (Если б в царской России имелся ЖЖ, то и в нем Бонапарта бы очень ругали.) Партизаны успешно погнали волну и в лесах не давали французам проходу; пробужденный народ, отстоявши страну, ожидал, что получит за это свободу. Он Европе таланты свои показал, опрокинув наезд Бонапарта коварный. «Дайте волю!» — от имени всех партизан кипятился Давыдов, тогдашний Навальный. Император-отец, мы спасли тебе трон — отмени крепостничество, будет красиво! Через год манифестом откликнулся он и сказал им: ребята, большое спасибо. А чего вы хотите еще? Не пойму! Так сказал император, надежды развеяв, и крестьянство немедля вернулось к ярму, а в войсках воцарился сплошной Аракчеев. Так закончилось всё в достославном году, что навеки в истории нашей остался.

И какой бы расклад ни имелся в виду — я поменьше мечтал бы на месте крестьянства.