Наша Чайка
Отрывок из книги Ирины Ратушинской «Серый – цвет надежды»
— Валентина Терешкова
Захотела молока,
Не попала под корову,
А попала под быка...
Ты потом устроишься, ты грамотная. Будешь помиловки всем писать, тебе всего натащат.
— Это как — помиловки?
— Ну, прошения о помиловании, на Валентину Терешкову или на правительство. Мол, раскаиваюсь, осознаю свое преступление, прошу сбавить срок. Все так пишут.
— И помогает?
— Ни хрена не помогает, особенно если на Валентину Терешкову. Она вообще стерва, это же она зэковскую форму ввела и нагрудные знаки.
— Как так?
Тут уже начинает галдеть все купе, да и соседи подают эмоциональные реплики. Потом я еще и еще буду убеждаться во всеобщей зэковской ненависти к председателю Комитета советских женщин Валентине Терешковой. Ну хоть бы раз за четыре с лишним года отсидки услышала я о ней что-то хорошее! Мне, конечно, поначалу совершенно непонятно — почему. Из объяснения, которое мне наперебой дают десять — двенадцать человек (все — из разных тюрем и лагерей — сговор исключен), вырисовывается примерно такая история.
Раньше все зэки были в своей одежде, и при Сталине, и при Хрущеве. Хрущев даже отменил было нагрудные знаки. Женщины, к тому же наголо небритые, в хрущевское время совсем были похожи на людей. В зонах даже мануфактура продавалась — шили себе что хотели. Пока Валентина Терешкова не посетила Харьковскую зону. Начальство, конечно, на полусогнутых, зэчек выстроили.
И тут наша Валя развернулась:
— Как так, — говорит, — некоторые из них одеты лучше меня!
Нашла, кому позавидовать. И пошла возня — у всех зэчек все свое отобрали и ввели единую форму одежды, а уж какую одежду государство способно изобрести для заключенных — это ясно. Ввели нагрудные знаки, появиться без них — нарушение. Приказали повязываться косынками, без косынки — нарушение. И в строю, и на работе, везде вообще, только на ночь снимаешь. Волосы, конечно, портятся, а что поделаешь? Сапоги эти дурацкие!
На Украине еще разрешают женщинам хоть летом в тапочках ходить, а в РСФСР — нет. Теплого ничего не положено, кроме носков и телогрейки. Так и стоишь зимой на проверке в коротенькой хлопчатой юбочке "установленного образца", мерзнешь, как собака. Мужикам — тем легче, у них хоть брюки с кальсонами. Зато теперь эстетические чувства Валентины Терешковой удовлетворены. Она может приезжать в Харьковскую зону (из нее, кстати, с перепугу сделали "показательную" и вконец замордовали там женщин всякими дисциплинарными ухищрениями). Она может приезжать в любую другую зону СССР с уверенностью, что никто не будет одет лучше нее. Все будут одеты одинаково плохо. Да здравствует коммунистическая законность! Примерно эту же историю я слышала потом от разных зэков в разные местах не менее тридцати раз.
Заключенные выражают ей свою благодарность частушками, из которых только одна не содержит впрямую нецензурных слов.
Комментарии
От Ilia Harit
Чайка и шоколад.
6 июня 77. Мне 20 лет, я младший сержант медслужбы и в качестве подарка доктор выписывает мне командировку в Москву на трое суток. Сажусь ночью в проходящий поезд в Бологом, утром выхожу на перрон Ленинградского вокзала и нос к носу сталкиваюсь с патрулем. Патруль проверяет документы, и начальник патруля, комендантский капитан с сизым носом требует- штанины подними. Поднимаю. Почему носки синие? Такие выдали товарищ капитан. В машину. Трое суток за нарушение формы одежды. Часа через два меня привозят в Алешкинские казармы, отбирают ремень и часы и выводной впихивает меня в камеру. В камере жутко воняет хлоркой. Глаза ест. Через маленькое зарешеченное грязное окно еле пробивается свет. Еще через час дверь скрежещет и в камеру втаскивают ефрейтора с окровавленным лицом. Выводной выходит, я помогаю парнишке сесть на скамью и осматриваю его. Зубы слева выбиты, осколки торчат из десен, рассечена бровь и сломана нижняя челюсть. Кто тебя, губари?