«Не то конституции, не то севрюжины с хреном…»

«Я сидел дома и, по обыкновению, не знал, что с собой делать. Чего-то хотелось: не то конституции, не то севрюжины с хреном», — писал Салтыков-Щедрин в 1876 году. Севрюжина с хреном в тот момент была более реальным вариантом, чем конституция.

Прошло тридцать лет – грянула революция 1905 года, в октябре замерла жизнь в Петербурге и Москве, забастовали железнодорожники, рабочие, учителя, студенты, актеры, журналисты – и Николаю II пришлось пойти на уступки. 17 октября 1905 года царь издал манифест.

Сразу вспоминаются издевательские строки большевика П. Арского:

«Царь испугался, издал манифест:
«Мертвым свобода! Живых под арест!»
Тюрьмы и пули
Народу вернули…
Так над свободой поставлен был крест!»

Не знаю, понял ли позже Павел Александрович Афанасьев, писавший под псевдонимом П.Арский, какую глупость он написал. Обнародование Манифеста 17 октября, действительно, сопровождалось волнениями. Но после его введения произошла политическая амнистия, была введена свобода слова, собраний, шествий. А главное, произошли выборы в Государственную Думу. В России появился свой парламент.

Дума собралась в апреле 1906 года. За несколько дней до ее открытия – был издан обновленный «Свод основных государственных законов Российской империи». В новой редакции Свода законов были зафиксированы впервые определены права Государственной Думы. Статья 110 гласила: «Законодательные предположения рассматриваются в Государственной Думе и, по одобрению ею, поступают в Государственный Совет».

Слово «конституция» нигде не упоминалось. Конституции – они где-то там, на развращенном западе, их принимает какой-нибудь якобинский Конвент. А здесь государь своей волей даровал Манифест, а теперь издал новую редакцию Свода законов. Но по сути дела Свод законов 1906 года был Конституцией – ограниченной, «конституцией куцой» — как напишет Блок в 1908 году, — но все равно Конституцией…

Собравшаяся в апреле I Государственная Дума рьяно взялась обсуждать вопрос о наделении крестьян землей, что власть испугалась.

Вместо 5 лет, которые были определены Сводом законов, Дума просуществовала 72 дня. Император, впрочем, имел право распускать Думу. 20 февраля 1907 года собралась II Дума, еще более революционная. Эта продержалась 102 дня.

1 июня 1907 года премьер-министр Столыпин заявил, что депутаты социал-демократы участвуют в заговоре против правительства, и потребовал, чтобы Дума лишила их неприкосновенности. Когда депутаты захотели создать комиссию и разобраться в обвинениях, то 3 июня Дума была распущена.

После этого были предприняты меры для того, чтобы следующая Дума была поспокойнее. Избирательный закон изменили так, чтобы больше голосов получили люди побогаче. Заодно сократили представительство излишне революционных «окраин», уменьшив число кавказцев и поляков и увеличив количество русских.

III Дума оказалась более управляемой и единственной, которая просуществовала весь пятилетний срок. Но распускать Думу и назначать новые выборы царь имел право, а вот менять избирательный закон без утверждения Думы – нет. Это было запрещено 87 статьей свода законов, изданного 23 апреля 1906 года. Но что делать – царь хозяин своему слову – хочет дает, хочет назад берет.

Прошло еще около десяти лет, и когда в конце 1916 года отношения между царем и IV Думой опасно напряглись, то многие депутаты вспоминали события 3 июня 1907 года и спрашивали себя – а не совершит ли царь еще один «государственный переворот»? Не решит ли он теперь вообще убрать из Конституции упоминание о Думе?

Это не было главной причиной, подтолкнувшей многих думцев к тому, чтобы требовать отречения Николая II. Но изменение в 1907 году конституции было важным шагом, совершенным царем на пути к крушению монархии и собственной гибели. И не только собственной.

Как писал Салтыков-Щедрин: «Ах, прах ее побери, эту конституцию! Как ты около нее ни вертись, а не дается она, как клад в руки! Кажется, мильон живых севрюжин легче съесть, нежели эту штуку заполучить!»