Собаки шарахались от расстрельщиков как от огня. Коммунарка и Бутово

Расстрельный полигон «Коммунарка» на жаргоне НКВД называли «верховкой», Бутовский расстрельный полигон — «низовкой».

В Бутово уничтожали тех, "кто попроще": «кулаков», «агентов иностранных разведок», инженеров, учителей, библиотекарей.

Раньше, в период НЭПа, на территории спецобъекта «Бутово» находилась колония для содержания осужденных за преступления небольшой тяжести. В 1935 году ее закрыли и на этой территории сделали полигон. В 1937 году здесь начались массовые расстрелы «врагов народа».

А к началу войны «Бутово» использовали уже действительно только как полигон для проверки прочности брони легендарных штурмовиков И-2, затем правительственных автомобилей для высшего руководства. Тогда и укоренилось название — «Бутовский полигон».

Технология ликвидации

Расстреливали в Бутово так: ближе к полуночи из разных московских тюрем приезжало несколько грузовиков, оборудованных для перевозки осужденных. Часто спецфургоны с написью "Хлеб". Они по очереди въезжали на территорию полигона и останавливались возле длинного деревянного барака.

После этого один конвой передавал партию осужденных другому конвою: приговоренные к расстрелу по одному выпрыгивали из грузовика и громко называли свои личные данные (фамилия, имя, отчество, год рождения и статья) — офицеры делали соответствующие отметки в своих списках.

Главная цель — удостовериться, что никто не умер и не сбежал по дороге, что не привезли на расстрел, например, однофамильца (такое бывало не так уж редко). Затем приговоренных для ожидания заводили в этот деревянный одноэтажный барак.

Расстрельная команда тем временем ожидала в небольшом каменном домике, коротая время за игрой в шашки и в домино. Вместе с ними находились врач и специальный сотрудник НКВД, в компетенции которых был учет количества расстрелянных и констатация их смерти.

Расстрельщики отводили приговоренных по одному к вырытой экскаватором метрах примерно в ста от барака траншее и убивали выстрелом в затылок. Потом возвращались за следующими.

И так — пока не убьют всех.

После завершения «работы» расстрельщики возвращались в каменный домик, где их уже ждал спирт, закуска и «Тройной» одеколон, чтобы заглушить специфический запах крови.

"Тройным" обтирались чуть-ли не до пояса, но было замечено, что помогало не очень-то: уличные собаки шарахались от расстрельщиков "как ошпаренные". Только лаяли с большого удаления.

В это время остальные подсчитывали количество трупов и подписывали специальный акт.

Только начинало светать, на полигон приезжал трактор и засыпал траншеи. Тракторист, житель соседней деревни, ранее подписавший подписку о неразглашении, выполнял миссию могильщика за пару литров спирта. Местные жители все же догадывались, что именно происходит в «Бутово», что это вовсе не испытание новых видов стрелкового оружия на полигоне.

Однако строгий запрет приближения к периметру полигона ими выполнялся неукоснительно — жить хотелось всем.

Расстрельный полигон Бутово скоро уже не мог принимать требуемое количество жертв. На месте дачи расстрелянного наркома НКВД Ягоды, что символично, вовсю заработал полигон «Коммунарка». В рабочих документах рачительного преемника наркома Ежова есть короткая запись: «Дачу Ягоды — чекистам».

О роще позаботились! А люди, что люди? «Бабы новых нарожают!»

На «Коммунарке», в отличие от «Бутовского полигона», для расстрельной команды не было предусмотрено специального строения. Однако на бывшей даче Ягоды сохранился флигель для прислуги, который и приспособили для себя расстрельщики.

Здесь могилы приходилось рыть вручную. Экскаватор по березовой роще не проедет — сломает деревья. Профессиональных могильщиков с Донского кладбища для отрытия и закапывания ям привозили до и после расстрела из Москвы. Те, само собой, тоже годами молчали о своей работе.

Согласно заключению экспертной комиссии ФСБ, сделанному в 1993 году, в земле «Коммунарки» лежат останки от десяти до четырнадцати тысяч человек, пять тысяч из которых известны поименно.

Дмитрий Рахов.