Федра дословная

Суинбёрн Федра
(С английского)





Алджернон Чарльз Суинберн Федра

Ипполит; Федр; Хор троезенских женщин

HIPPOLYTUS.
Не возложи на меня руки твои; отпусти меня;
Отними глаза, которые позорят богов;
Что, ты обратишь мое отвращение к твоей смерти?
Федр.
Нет, я никогда не буду ослаблять хватку и дышать,
Пока ты не убил меня; Богоподобен для великих бровей,
Ты и боги, как боги, с ясными волосами:
Возьми меч твой и порази меня, как бог,
ибо воистину я поражен другими богами,
почему бы не ты?
ХОР.
О королева, внимай словам;
Зачем ты ешь шелуху злой речи?
Носи мудрость для завесы на голове твоей,
И благости для связывания твоих бровей.
Федр.
Нет, но у этого бога есть все, чтобы поразить;
Если он убьет меня, обнажая грудь и горло,
я склоняюсь к удару с тихим ртом
И большим сердцем. Приди, возьми свой меч и убей;
Позволь мне не голодать между желанием и смертью,
Но отправь меня в путь с радостными влажными губами;
Ибо в вытянутой в вену пепельно-цветной ладони
полая рука Смерти держит воду сладкого сквозняка,
Окунуть и поцеловать засохшие рты, как олень,
Колесо рыжее из шипов, колено глубоко и теряет боль.
Да, если бы моя собственная кровь текла по моему рту,
я бы выпил это. Нет, но будь быстрым со мной;
Поставь меч здесь между поясом и грудью,
потому что я вырасту ядом, если буду жить.
Разве мои щеки не являются травой, мое тело бледно,
И мое дыхание подобно умирающему отравленному человеку?
О, чем бы ты ни был, как богоподобными именами,
По твоему главному имени я обвиняю тебя, ты, сильный бог,
И приказываю тебе убить меня. Удар до золота,
до рукоятки рукояти; ударить здесь;
Ибо я критянин моего рождения; ударить сейчас;
Ибо я жена Тесея; заколоть до обода,
я прирожденная дочь пасифа.
Смотри, не щадишь величия моей крови
и сияющих букв моего имени.
Обереги меч твой в руке твоей и поражайся,
ибо яркое имя Мое имя черное,
И меня тошнит от ненависти к сладкому солнцу.
Ипполит.
Пусть эта женщина не вопит и не приставает ко мне,
Это не часть гнева богов с ней;
Освободи от меня руки, чтобы ей не было больно.
ХОР.
Леди, эта речь и величество двойны;
Чистый стыд - один совет с богами.
Ипполит.
Человек, как зверь, когда стыд стоит от него.
Федр.
Чувак, что мне делать со стыдом или с тобой?
Я не один совет с богами.
Я их родственник, у меня странная кровь во мне,
я не от их подобия и не от твоего:
мои вены смешаны, и поэтому я сумасшедший,
Да, поэтому раздражайся и включай мою собственную плоть,
Половина женщины сделана с половиной бога.
Но ты был высечен из железного чрева
и кормился расплавленной матерью-снегом для молока.
Меч был твоей медсестрой; Ипполита, у
которой было копье для отца и топор
для подружки невесты, и влажная кровь убитых мечом людей.
Для свадьбы - вода из благородного колодца,
Даже она родила тебя, думая о мече,
И ты был сделан человеком mistakingly.
Нет, ибо я люблю тебя, у меня будут твои руки,
Нет, потому что я не потеряю тебя, ты сладкий,
Ты мой сын, Я жена твоего отца,
Я жажду тебя с кровью невесты,
Пульс тяжел Во всех моих женовых венах, Все
мое лицо бьется, Я буду накормлен тобой,
Мое тело пусто от легкости, я буду сыт,
я сожжен до костей любовью, ты не пойдешь,
я болею сердцем, и мои веки колотят мне глаза,
Ты не будешь спать, не ешь и не скажешь ни слова,
Пока ты не имеешь убей меня Мне не хорошо жить.
ХОР.
Это зло, рожденное всеми зубами,
Когда любовь изгнана за пределы любви.
Ипполит.
Нет ненависти, которая так достойна.
Федр.
Я прошу тебя повернуть, что ненавидишь мой путь,
я не ненавижу ни это, ни что-нибудь из твоего.
Вот, девицы, как он горит на лбу,
И натягивает натянутый меч-ремешок на свою руку.
Что ты будешь делать? будешь ли ты хуже смерти?
Будь милым, как
горький, Самый бесчестный из всех богов,
я очень рад. Ло, я так жажду?
Я делаю, но приказываю тебе быть милосердным,
Даже единственное, что ты есть. Не жалей меня:
не жалко было. Думай обо мне,
как о вещах твоих собак,
Во влажных лесах между ветреными путями
И убей меня для добычи. Это моё тело
Стоит, как шкура или шкура дикого зверя,
И замечена глубже, чем зерно пантеры.
Я был бы мертв, если бы ты действительно был чист;
Я молю тебя твоей холодной зеленой святой короной
И филе листьев Артемиды.

Нет, но ты не будешь. Смерть не похожа на тебя.
Хотя люди держат его хуже всех богов.
Ибо из всех богов Смерть только не любит даров, [1]
Ни с всесожжением, ни с жертвоприношением крови
не делай ничего, чтобы получить его милость от него;
У него не будет ничего от алтаря и алтарной песни,
И от него только из всех господ на небесах
Убеждение поворачивает сладкий отвращенный рот.
Но ты хуже: от тебя с расстроенным дыханием.
На моих губах моя молитва падает, как удар,
И бьется по ним, немой. Что скажу я?
Нет слова, которым я мог бы заставить тебя
Делать мне добро и убить меня. Но берегись;
Я говорю, будь осторожен; посмотри между ног твоих,
чтобы ловушка не брала их, хотя земля хороша.
Ипполит.
Стыд может делать больше всего, когда страх оказывается наиболее слабым;
То, чего, к сожалению, я еще не сделал,
должно ли это быть сделано из-за страха? Иди своим путем;
Лучше проскальзывать ногой, чем всей душой.
Федр.
Человек - выбор и изысканность во рту;
И все же, в конце концов, проклятие обуздает его.
ХОР.
Он идет с плащом, прижатым к губе,
Держа глаз, словно с каким-то недомоганием .
Федр.
Он горько болен, и я приду к
нему и сожгу зрение, как огонь.
ХОР.
Не говори ни слова о том, что несчастье - это род.
Федр.
Из моего сердца и по воле судьбы я говорю.
ХОР.
Не устанавливай свое сердце, чтобы следовать за судьбой.
Федр.
О женщины, о милые люди этой земли,
о прекрасный город и его приятные пути,
И леса с пастбищной травой и большими колодцами,
И холмы со светом и ночью между вашими листьями,
И ветер со звуком и тишиной в ваших губах,
И земля и вода и все бессмертные вещи,
я приношу вас в мое свидетельство, кто я есть.
Во мне есть бог, подобный огню,
откуда взялись, кто знает или кто хочет сказать?
Бог, более сильный, чем тот, кого могут убить убитые звери,
Или мед, или любое вино, похожее на кровь,
Никто не порадует его белыми бровями,
Ни пшеницей, ни шерстью, ни плетеным листом.
Ибо, как моя мать, я ужалена и убита,
И вокруг моих щек такая красная болезнь
И на моих губах такой огонь и пена, как у нее.
Это то, что съел из Аматуса,
что порождает смерть и дает ее по любви.
Она убита милостью, и ради мертвой милости
(будучи напуганной этой сестрой, которая была убита)
бежит от своего страшного стыда,
И не потерпит изгиба ее бровей
И длинных мягких стрел, вылетевших из-под них
Как из согнутых луков , Желание течет из нее,
Как устами изречения: и над ее
сияющим огнем, и вокруг нее, и под ее огнем.
Она сеяла боль и чуму во всем нашем доме,
Любовь ненавидела любовь, и друзья были бесподобны,
Дикий
брак , и похоти, которые блеют или падают, И корм для брака бродил по крови.
Вот как тёлка бежит с прыгающим боком, Гладкая
под мохнатыми и пестрыми лжи волос,
И жует жуткую губу, и с резким языком
Лапит инопланетную пену и облизывает отвратительный рот.
Увы, грязный первый
поток протоптанных плевел, И грязь этих поздних сортов винограда под ногами.
Горький путь волн и чистой пены.
По печальной дороге звучного моря
. Высокие боги дали царю Тесею не любовь,
нет, но любовь, но не конец любви.
Увы, длинные препятствия и пылкие весла,
И взорванные крепкие паруса, которые распрямили скудную веревку!
В открытом море не было сильных бассейнов.
Чтобы тащить их и высасывать из стороны в сторону и клюв,
Нет ветра, чтобы поймать их в зубы и волосы,
Нет мелководья, нет мелководья среди
рычащих рифов, Нет пропасти, куда стекают проливные потоки,
Нет прибоя, где белые кости крутятся, как закрученные белые. Пожар.
Но, как и к смерти, он пришел со смертью, и искал,
И убивал, и избаловал, и собирал его, что хотел бы.
За смерть, за брак и за рождение
я наложил свое проклятие на него как на меч;
Да, и отрубленную половину я оставляю у
Питфея, потому что он не убил (когда это лицо
было нежным, а в нем еще была мягкая жизнь)
Маленький отмывший ребенок, но воспитал его ради моей судьбы.
Я бы был первым, кто принял ее смерть
Между мокрыми копытами и покрасневшими зубами,
Брызги рогов, свирепые лапы брата-быка?
Ибо сейчас я приму смерть более смертоносным путем,
Собрав ее между ног любви
или с колен убийства, достигших ее.