В РПЦ рассказали, какие пожертвования на храм принимать нельзя

МОСКВА, 13 янв — РИА Новости. Деньги, нажитые нечестным или криминальным путем, представители духовенства не могут брать в качестве «пожертвований» на строительство храмов, при этом главным качеством священника должно быть «отсутствие сребролюбия», считает глава синодального отдела Московского патриархата по благотворительности епископ Орехово-Зуевский Пантелеимон (Шатов).

 

«Деньги злодейские не могут быть жертвой на храм», — заявил епископ Пантелеимон в эфире телеканала «Спас», отвечая на вопрос ведущего о том, как поступить в случае, если священнику приносят пожертвование, и он точно знает, что эти средства «нажиты нечестным, может быть, даже криминальным путем».

При этом он напомнил случай, произошедший с ним лично в 1990-е годы:

«Пришел человек. Какой-то его товарищ лежал в реанимации, подстреленный кем-то. И он принес деньги на храм. И я ему сказал: я не могу взять на храм, но можно взять на детский дом».

По его мнению, если человек, заработавший свои деньги нечестным путем, захочет при этом помочь детям-сиротам, то «хорошо, детям можно помочь».

Отвечая на вопрос о том, что недопустимо для священника, глава синодального отдела привел высказывание известного греческого старца Паисия Святогорца (1924−1994) о том, что «главное качество священника — это отсутствие сребролюбия» (жадности, страсти к накопительству).

«Если священник не будет уметь говорить проповеди, выступать на телевидении, если он будет обладать плохим голосом и петь не в тон, но, если он будет не сребролюбив, его люди будут любить, будут о нем молиться, и по их молитвам ему Господь даст все остальные таланты. А если он будет сребролюбив, то все его таланты будут ему во вред», — заключил епископ.

И на закуску притча:

 

Свеча воровская (Николины притчи)

Жил-был один человек, а время было трудное, вот он и задумал себе промыслить добра да недобрым делом: что у кого плохо лежит – не обойдет, припрячет, а то накупит дряни какой, выйдет купцом на базар и так заговорит ловко, так выкрутит, совсем тебя с толку собьет и втридорога сбудет, – одно слово, вор. И всякий раз, дело свое обделав, Николе свечку несет.

Понаставил он свечей, только его свечи и видно.

И пошла молва про Ипата, что по усердию своему первый он человек и в делах его Никола ему помощник. Да и сам Ипат-то уверился, что никто, как Никола.

И однажды хапнул он у соседа, да скорей наутек для безопаски. А там, как на грех, хватились, да по следам за ним вдогонку.

Бежал Ипат, бежал, выбежал за село, бежит по дороге – вот-вот настигнут, – и попадает ему навстречу старичок, так нищий старичок, побиральщик.

– Куда бежишь, Ипат?

– Ой, дедушка, выручи, не дай пропасть, схорони: настигнут, живу не бывать!

– А ложись, – говорит старичок, – вона в ту канавку.

Ипат – в канаву, а там – лошадь дохлая. Он под лошадь, в брюхо-то ей и закопался.

Бегут по дороге люди и прямо по воровскому следу, а никому и невдомек, да и мудрено догадаться: канавка хоть и не больно глубока, да дохлятину-то разнесло, что гора.

Так и пробежали.

Ипат и вышел.

А старичок тут же на дороге стоит.

– Что, Ипат, хорошо тебе в скрыти-то лежать?

– Ой, дедушка, хорошо, – чуть не задохнулся!

– Ну, вот, видишь, задохнулся! – сказал старичок и стал такой строгий, – а мне, как думаешь, от твоих свечей слаще? Да свечи твои, слышишь, мне, как эта падаль! – и пошел такой строгий.

С.А. Есенин