СУЧЬЯ ВОЙНА

Су́чья война́ — жестокая борьба между группами заключённых, осуждённых за уголовные преступления, происходившая в исправительно-трудовых учреждениях (ИТУ) СССР в 1946—1956 гг. В конфликте участвовали с одной стороны так называемые «суки» — осуждённые, терпимо относившиеся к администрации исправительного учреждения и пожелавшие «встать на путь исправления», а с другой — «воры в законе», исповедовавшие старые правила, которые отрицали любое сотрудничество с органами власти. Впоследствии «сучья война» переросла в борьбу «законных» воров, то есть придерживающихся «классических» блатных правил, и воров, добровольно или по принуждению отказавшихся от их исполнения и, соответственно, примкнувших к «сукам».

Возникновение

«Воровской закон» запрещал ворам работать где-либо и малейшим образом сотрудничать с властями, включая и службу в армии. Воры, не участвовавшие в Великой Отечественной войне, считали, что воры, бывшие на фронте, пойдя на сотрудничество с властью, предали блатные идеи, и называли участвовавших в боях заключённых «автоматчиками», «военщиной» или «польскими ворами», объявив их по своему воровскому закону «суками». Отсюда и пошло название происшедших событий.

Лагерная администрация поначалу намечала использовать «сучью войну» для сокращения численности воров. С молчаливого одобрения начальства, поддавшегося на идею «нового воровского закона», выдвинутую «суками», в исправительных учреждениях началась «междоусобная война». Воюющие группы преднамеренно размещались вместе, и администрация не сразу подавляла возникающие побоища.

Развитие

«Суки» быстро осознали важность массированного давления и стали активно вербовать в свои ряды «законных» воров. «Уговоры» осуществлялись либо путём жестокого избиения одного вора несколькими «суками» («трюмиловка»), либо просто угрозой смерти, либо всяческими уловками, в которых могли участвовать и сотрудники исправительно-трудовых учреждений[1].

Если вор по собственной воле соглашался принять новый закон, он целовал нож и навсегда становился «ссученным». А. Э. Левитин-Краснов описывает следующий ритуал:

От блатного требуют, чтобы он совершил три символических действия. Во-первых, ему дают грабли, и он обязан два-три раза провести ими по «запретке» (запретная зона около забора распахана для того, чтобы следы беглеца были видны). Далее, ему вручается ключ от карцера: он должен (в сопровождении толпы ссученных) подойти к карцеру и собственноручно запереть замок на дверях. И наконец, заключительный акт: он должен поесть со ссученными. После этого он уже сам ссученный, и теперь его будут резать блатные.[2]

Этот переход мог быть и более прозаичен — если вор шёл на сотрудничество с режимом, нарушая тем самым закон, он становился сукой. Варлам Шаламов приводит такой пример: «Вор идёт мимо вахты. Дежурный надзиратель кричит ему: „Эй, ударь, пожалуйста, в рельс…“ Если вор ударит в рельс… он уже нарушил закон, „подсучился“».

Спорные случаи обсуждались ворами на судах чести, именуемых правилками, где и решали, ссучился вор или нет[3].

В некоторых лагерях поощряемая руководством война сук и воров принимала крайние формы. Так, в документах по проверке Чаунского и Чаун-Чукотского ИТЛ сообщалось, что в 1951 году по инициативе подполковника Варшавчика в лаготделении посёлка Красноармейский была создана так называемая бригада № 21, в которой находились больные сифилисом из лагерной группировки «Суки». В тех случаях, когда при «трюмлении» заключенные из группировки «Воры» не переходили на сторону «сук» (отказывались целовать нож), их отправляли в бригаду 21, где их насиловали, заражая сифилисом. Таким образом, обряд «опускания» если и не был создан в рамках сучьей войны, то, по крайней мере, активно использовался администрацией в некоторых лагерях уже в начале 1950-х годов[4].

В ходе противоборства между двумя основными группировками заключенных возник ряд более мелких: «беспредел», «махновщина», «красные шапочки» (А. А. Сидоров (Фима Жиганец) предполагает, что это были заключенные из военных, сплочённые по принципу фронтового братства), «польские воры» (по мнению А. А. Сидорова (Фимы Жиганца) это были уголовники из Польши, Западной Украины и Прибалтики), «челюскинцы», «ломом подпоясанные», «пивоваровцы», «упоровцы», «ребровцы», «казаки», «дери-бери» и другие[5].

Итоги

В этом разделе не хватает ссылок на источники информации.Информация должна быть проверяема, иначе она может быть поставлена под сомнение и удалена.Вы можете отредактировать эту статью, добавив ссылки на авторитетные источники.Эта отметка установлена 7 июля 2016 года.

Кровопролитие приняло такие масштабы, что старые воры были вынуждены изменить свой кодекс, чтобы остаться в живых. После многочисленных дебатов они сошлись на исключении из правил: воры имели право становиться бригадирами и парикмахерами в исправительно-трудовых учреждениях. Бригадир всегда мог прокормить несколько друзей. Парикмахеры имели доступ к острым предметам — бритвам и ножницам, являвшимся отличным преимуществом в случае драки.

В 50-е годы XX века, чтобы выжить, многие «воры в законе» на словах отказывались от «воровских традиций». При сложившихся обстоятельствах они предпочли затаиться, стали соблюдать еще более строгую конспирацию и законсервировали свои старые связи[6]. Поначалу снижение количества воров было неправильно истолковано правоохранительными органами как окончательное разрушение воровской общины, исчезновение воровских обычаев и кодекса.

Власти были настолько твёрдо уверены, что преступные вожаки («воры в законе») и их группы исчезли навсегда, что в 60-е годы по существу прекратили всю работу в этой области. Однако не имелось никаких доказательств, что использовавшиеся государством меры были успешными. Социальные и экономические условия времени на деле поощряли увеличение преступности и сыграли важную роль для воров. Воры в законе устраивали особые встречи (сходки, правилки) в различных областях страны (например, в Москве в 1947 году, в Казани в 1955 году, в Краснодаре в 1956 году).