Ушел из жизни Юрий Лужков...

У Юрия Михайловича Лужкова много поклонников. Не скрою к ним принадлежу и я. Меня всегда привлекала масштабность его мышления во всех вопросах, которые он пытался решать. Таких людей, как Лужков, и принято считать самородками.

Родился он в сентябре 1936 года. Отец, Михаил Андревич был плотником, мать Анна Петровна работала на мыловаренном заводе в Замоскворечье, рядом с этим заводом они и жили. В 53-ем закончил школу и поступил в Московский институт нефтехимической и газовой промышленности, знаменитую "Керосинку", а в 58-ом благополучно её закончил. У него не было никакой "мохнатой лапы", никто ему не покровительствовал, но благодаря своим организаторским способностям, острому и цепкому уму, он уверенно продвигался по карьерной лестнице. Закончилась она на посту московского мэра. Я прочитал все его книги, они разные. Одни посвящены политическим процессам в России и его видению будущего страны. Есть книга о значении водных ресурсов, как мировой проблемы, есть книги о сельском хозяйстве и почвоведении. О них в двух словах не расскажешь, их надо читать и удивляться государственному складу ума, равного которому, в России крайне мало, а во власти, так и вообще нет. Не обделил его бог и талантом писательским, у него есть сборники прекрасных рассказов и стихов.                   

.

В заключение хочу познакомить вас с интервью, которое взяла на днях у Лужкова, журналистка из "Собеседника",   Елена Скворцова.

Медовый рай Юрия Лужкова: что происходит на пасеке экс-мэра Москвы в Калужской области

Недавно на презентации своей книги «Алгоритмы лидерства» экс-мэр Москвы Юрий Лужков пригласил «Собеседник»на свою пасеку. Обещание не забыл, и как только сам поехал туда, сразу позвал в гости.

Домик на свалке

До пасеки Лужкова путь не близкий — 170 км от столицы, в Калужской области. Зато место с говорящим названием — Медынский район, издавна славящийся бортничеством и пчеловодством. Кстати, о том же напоминает и табличка при въезде в район — на желтом фоне, с нарисованными пчелками....

Проезжаем сквозь современные коттеджные поселки, мимо огромной церкви и каких-то абсолютно недеревенского вида строений — это деревня Романово, где находится знаменитое московское хозяйство Медыньагропром. Коттеджи — дома обычных рабочих: механизаторов, комбайнеров, в строительство храма Лужков вложил и свои деньги (естественно, он называется Георгиевским), а городского вида сооружения — это гостиница, школа, детсадики, музей....

Но есть и привычного для сельской Руси вида домики. Про один из них мой провожатый Нодар Нанава (он здесь руководил постройкой чуть ли не всего нового, что есть в поселке, а теперь что-то вроде управляющего у Юрия Михайловича) говорит:

— Вот эта избушка — серовато-голубая крошечная избушка, что называется, «в три окна» — старый дом Лужкова. А ваши коллеги писали — чуть не замок....

— Почему я выбрал это место? Вся наша жизнь — цепочка случайностей, — чуть позже объяснял мне причину своей любви к Медыни сам Юрий Михайлович. — Попал я сюда в 90-е годы, вслед за другом. Он был вторым секретарем столичного горкома партии, потом некоторое время поработал зам главы МВД, а я тогда возглавлял Мосагропром. Так вот, друг неожиданно купил здесь абсолютно убитый дом и не менее убитый участок земли — для дачи. А потом и меня стал сюда звать: рядом с моим домом, говорит, есть свалка, пустырь, давай, я поговорю с местным начальством — может, ты его купишь? Я согласился: соседи же были очень близкими друзьями. А потом к нам как-то зашел председатель местного колхоза Сергей Пучков и попросил помощи: коровы умирают, хозяйство разваливается.... Специалисты все просчитали, получалось, что здесь можно создать эффективное агрохозяйство по производству детского молочного питания для столичных школ, и Москва приобрела эти 12 тысяч га. Закупили 5 тысяч коров в Баварии, построили новые коровники, молочный завод.... И пустили их в свободное плавание. С 2004 года хозяйство приносит прибыль. А как люди живут, вы сами видели. Сейчас город его выставил на продажу (при этом социалку повесили на нищий райцентр Медынь, продают только производство), так что будет с людьми и коровами, неясно.

Дом, в котором Лужков построил свою седьмую печь

Дом-баня

Наконец въезжаем на участок Лужкова: два дома — большой и маленький, два ангара для зимовки пчел и хранения меда, несколько прудов, да ульи, — много ульев....

Большой дом (впрочем, не такой уж он и большой) удивительно ароматный, так как сложен из толстенных бревен. Оказалось, что вообще-то это баня — подарок Елены — которая поначалу стояла в Подмосковье. Потом Лужков перевез ее сюда, собрал, и теперь здесь не только баня, но и дом, где он останавливается, когда приезжает. Правда, ночевал здесь всего однажды, все времени не хватало.

— Да и в бане мне ни разу не удалось здесь попариться, — сетует экс-мэр.

— Как же так? Говорят, вы даже печку здесь своими руками сложили?

Печник

— Было дело, — Лужков явно гордится своим мастерством.

Пасека — уникальная. Здесь заняты не столько получением меда, сколько селекцией пчел

— Где же научились? Печники теперь на вес золота....

— Мой отец был плотником, и часто мы с братьями ему помогали. Потом, в 1956 году, нам выделили дачный участок под Подольском. Тогда разрешалось строить только летние домики, без печей, а когда стало можно, отец уже умер. И я начал изучать литературу — знаете, сколько секретов в этом деле? И на какую высоту трубу вывести, и сколько пространства для жизни дать огню, и как определить соотношение глины и песка в кладке трубы, чтобы не трескалась (если много глины) и не сыпалась (если много песка)... Да мало ли еще что. Читал и старые книги по печному делу, и более новые. Один совет в книжке 1900 года меня особенно заинтриговал: кирпич должен отшептаться. Что это такое? Нигде больше не встретил такого слова. Потом в другой книге читаю — из сухого кирпича печь класть нельзя, он тут же возьмет влагу из раствора, и печь потрескается, кладка будет непрочной. Надо кирпич сначала вымочить. В общем, начал я класть печь, достал бабушкино корыто, налил воды, кладу кирпичи туда... И, и вдруг слышу... шелест. Кирпич же пористый, он начал воду впитывать, пошли пузырьки и шелест. Вот, значит, как он отшептался. Та, первая, печь у меня вышла на славу.

— А эту клали, вспомнив молодость?

— Нет. Мне не понравилось, как печники заносчиво себя повели. Они увидели добротный дом, заломили несусветную цену (примерно свой годовой оклад за три дня работы). Говорят, больше печников нет — соглашайся. Я их послал. Сам, говорю, сделаю. Они посмеялись и ушли. А я сделал. За три дня. У меня был только один помощник. Это была тяжелая работа — вечером падал без рук. Зато хорошо спал. Это уже моя седьмая печь.

— Кто же может похвастаться, что им печи сложил сам Лужков?

— Мои давние друзья, люди широкой публике неизвестные.

До пасеки Лужкова путь не близкий — 170 км от столицы.

Церковь на пути, в деревне Романово

Философия пчел

В доме у Лужкова все достаточно просто: столик с расставленными шахматами, огромный телевизор, множество полок с «пчелиными» сувенирами, образцами необычных ульев (круглый, а еще полупрозрачный, через который можно наблюдать за интимной, так сказать, жизнью пчел) и большой шкаф с «пчелиной» же литературой. Лужков достает оттуда увесистый серый том «Мы — наследники пчеловодов».

— Я тут собрал семь самых редких и старых книг по пчеловодству, сделал репринтное издание. Можно сказать, вернул их к жизни. Весь тираж сразу же раскупили.

— Но вы ведь сами пчелами не занимаетесь. Только руководите. Вон, даже мед пасечникам самим разрешаете продавать и деньги себе оставлять. Вам сам процесс нравится?

— Я получаю удовольствие от пчеловодства. Это же целая философия, и мне она нравится. Посмотрите, кто в этом репринтном сборнике авторы — тут даже великий химик Бутлеров есть. Тоже пчелами увлекался.

У Лужкова были великолепные планы: создать в этом уголке некий пчелиный рай: чтобы проводились тут научные исследования, чтобы пчеловоды и ученые со всего мира съезжались сюда на свои семинары и делились опытом... Чтобы Медынь стала пчелиным центром России

Пасека

У Лужкова в Медынском районе 100 га земли, на которых посеяны медоносные травы, а там, где были овраги и болота, теперь переливаются серебром пруды. Рыбы в них столько, что когда прямо на моих глазах пасечник бросил в воду батон белого хлеба, вода забурлила: столько карпьих ртов на него набросилось.

В отличие от Калининградского хозяйства, где 5000 тысяч га, этомедынское – небольшое. Но пасека — уникальная. Здесь заняты не столько получением меда, сколько селекцией пчел. Скрещивают разные породы пчел, выращивают новые семьи.... За ними чуть не со всей России приезжают пчеловоды. За всем этим пчелиным миром (300 семей пчел) следят пасечник Александр с братом Алексеем, они — потомственные пчеловоды. Они живут тут же, на пасеке — для них построен уютный домик, где есть все удобства цивилизации, включая интернет.

Александр может говорить о пчелах часами. И о том, какие они умные, и о том, какие они полезные...

...У Лужкова были великолепные планы: создать в этом уголке некий пчелиный рай: чтобы проводились тут научные исследования, чтобы пчеловоды и ученые со всего мира съезжались сюда на свои семинары и делились опытом... Чтобы Медынь стала пчелиным центром России. Но пока это — увы — никому не надо. Поэтому пасека остается лишь пасекой — философией и удовольствием экс-мэра.

Двухэтажная Россия

Как обустроить Россию — местный край, можно сказать, наглядное пособие. Только пособие, увы, с трещиной.

В этих местах трудно отделить лично лужковские владения от иных — московских и местных. А все потому, что он не загородную резиденцию себе строил за высоким забором, а пытался край поднять, чтобы хорошо было всем. Планировал построить в разных районах Подмосковья три таких хозяйства — с коттеджами для сотрудников и прибылью для города-владельца — чтобы кормили экологически чистой продукцией школьников столицы. Успел поставить на ноги одно.

Признаки проблем уже надвигаются. Так, от гостиницы отключили свет и тепло: за долги. Лужков выкупил, будет содержать. Была тут установка по биогазу (тепло и свет добывали из навоза, себя обеспечивали) — два года назад пришлось ее закрыть. Проводили опыты с суперкомпостом (тоже на основе коровьего навоза) — куруруза росла гигансткая, как на юге. Благодаря местным технологиям теперь ее можно сажать на 400 км севернее, чем принято. Это направление тоже закрыто.

Народ местный перестал пить, стал получать под 40 тысяч в месяц (и это в деревне!) — одно это уже дорогого стоит: люди увидели перспективу нормальной жизни. Но она тоже оказалась никому не нужна. Хозяйство продадут, судя по всему, линию школьного молочного питания закроют. А все великолепие местной двухэтажной России неизбежно потускнеет — такую социалку без прибыльной инфраструктуры райцентр, не потянет.

В этих местах трудно отделить лично лужковские владения от иных — московских и местных. А все потому, что он не загородную резиденцию себе строил за высоким забором, а пытался край поднять, чтобы хорошо было всем

Дэн Сяопин и Бухарин

Лужков очень прост в быту и в общении, хотя границу умеет держать жестко. Когда он приезжает на пасеку, вокруг него всегда роится много народу. Как и в Калининграде, он всех, кто оказывается рядом, зовет за стол. Ему нравится простая пища — на этот раз была уха из местных карпов, мясные блюда из местной говядины, молочные яства из местной же продукции.

— А что вы делаете, когда оказываетесь за границей? Там же у вас нет пасеки..., — спрашиваю у него, отведав прекрасной ухи.

— Книжки пишу. Сейчас — про преобразования Дэн Сяо-пина. Очень я хотел понять секрет быстрого развития Китая. Главное, что он сделал — быстро накормил свой народ (а это непростая задачка, когда населения — 1млрд 300 млн человек). А ведь ситуация у них была похуже нашей. К тому же, Дэн Сяопину приходилось еще и ортодоксам противостоять. Делал он это элегантно. Так, прочитав у Маркса, что когда человек нанимает 8 рабочих — это капитализм, протащил через Госсовет Китая решение: если нанимает семерых, это уже не капитализм...

Но самое интересное, — продолжает Лужков, — что за основу всех своих новаций он, оказывается, взял опыт нашего Бухарина. Ведь именно он был автором нэпа. Кстати, Бухарин говорил: давайте строить социализм богатых людей, потому что социализм нищих — это паршивый социализм. Он много чего такого говорил. Я вообще удивляюсь, как ему при таких высказываниях удалось продержаться аж до 1938 года. Так вот, Дэн Сяопин привел Китай к расцвету, буквально повторяя слово в слово то, что предлагал некогда Бухарин...

А что касается Медыни...

Опыт этого хозяйства мог бы стать примером для остальной страны, чтобы удержать на плаву сельское хозяйство. Не получилось. В том числе и потому, что, к сожалению, наше руководство — это горожане, которые не чувствуют село, не чувствуют землю. Не чувствуют ту опасность, которая подстерегает государство, не занимающееся своими корнями. А корни у всех и всего — в земле. Если этим пренебрегать, можно получить серьезный удар. Думаю, нас такой удар ждет уже в ближайшем будущем.

P\S  Не всегда согласен с Михаилом Делягиным, но  тут все верно:

"

Умер Лужков - человек, спасший Москву от приватизации по Чубайсу, благодаря чему она и стала нынешней Москвой, а не криминальным "городом разбитых фонарей" вроде Питера времён Собчака.
Перед кратким мэрством Попова обеспокоенные демократы проконсультировались в КГБ, и там им ответили - "хоть обезьяну выбирайте мэром, и все будет в порядке, пока первым замом будет Лужков".

И в выборах 1999 года, и после отставки оставался одним из символов разумности и созидания - и ненавидим либералами, что б они ни визжали, именно и только за это.
Памятники ему должны стоять в Севастополе, который он поддерживал всеми силами в годы украинской оккупации, и на нулевом километре МКАД, которую до него звали "дорогой смерти".
А на Манежной площади уже стоит - ибо всем известный медведь изваян Церетели с Лужкова, а под драной рыжей лисой подразумевался, разумеется, Чубайс, - но не-москвичи этого уже не знают, а москвичи не помнят))

Не факт, кстати, что и сам Лужков про это знал. Но характерность движения и пропорций - абсолютно его, переданы фотографически точно."