ВО ИМЯ БЛАГА РОССИИ?

ВО ИМЯ БЛАГА РОССИИ: ИЗ ИСТОРИИ ПРИЗНАНИЯ
ГЕНЕРАЛОМ А.И. ДЕНИКИНЫМ ВЕРХОВЕНСТВА АДМИРАЛА А.В. КОЛЧАКА. /Шишкин В.И. Вопросы по истории Гражданской войны в России.
30 мая 1919 г., в разгар наступления ВСЮР, звезда их Главнокомандующего, генерала А.И. Деникина, сияла, как никогда, ярко. Сторонникам Белого движения, не говоря уже о приближенных Главнокомандующего, Деникин виделся в роли всероссийского диктатора, в качестве лидера страны на том переходном этапе, который будет после неминуемой, как многим тогда казалось, победы над большевиками в Гражданской войне. Тем большую неожиданность, которую можно было бы даже охарактеризовать как сенсацию, приобрел приказ Деникина за № 145 от 30 мая 1919 г. Деникин, со свойственным ему государственническим пафосом, писал: «С замиранием сердца весь русский народ следит за успехами русских [т.е. – белогвардейских. – Авт.] армий с верой, надеждой и любовью. Но наряду с боевыми успехами в глубоком тылу зреет предательство на почве личных честолюбий, не останавливающихся перед расчленением Великой, Единой России. Спасение нашей Родины заключается в единой Верховной власти и нераздельном с нею едином Верховном Командовании. Исходя из этого глубокого убеждения, отдавая свою жизнь служению горячо любимой Родине и ставя превыше всего ее счастье, я подчиняюсь адмиралу Колчаку как Верховному Правителю Русского Государства и Верховному Главнокомандующему Русских армий. Да благословит Господь его крестный путь и да дарует спасение России» [1, с. 470]. О приказе Деникина в Омске узнали только 20 июня, когда пришла телеграмма от Деникина. В ответной телеграмме Колчак подчеркнул, что «Общность цели и глубокое внутренне единение между нами обеспечат успех взаимодействия. Ваше сообщение укрепляет во мне веру в скорое возрождение единой России». Указом Верховного правителя от 4 июня 1919 г. Деникин был назначен заместителем верховного главнокомандующего с оставлением в должности лавнокомандующего Вооруженными Силами на Юге России»

По словам Деникина, «взрыв патриотического подъема», который охватил собрание, после того, как генерал зачитал этот приказ, «служил первым показателем сочувствия этому шагу» «Великолепный жест Главнокомандующего буквально ошеломил присутствующих. Все оцепенели, а потом переполнившие сердца чувства вылились целым потоком восторженных возгласов и речей. Генерал Деникин переходил из объятий в объятья. Кто-то поцеловал ему руку», – писал профессор К.Н. Соколов, руководитель Отдела пропаганды при деникинском Особом Совещании
Комментируя восторг, охвативший публику, после прочтения им приказа № 145, Деникин, верный себе, писал: «Никогда еще общественное настроение не было так единодушно,как в оценке этого события. Никогда в период борьбы проявление общественного удовлетворения не носило таких трогательных и в большинстве искренних форм. Я получил множество телеграмм, писем, адресов со всех концов белой России и из стран расселения зарубежной эмиграции – от отдельных лиц, обществ, групп, правителей и военных начальников.

Все эти обращения свидетельствовали, как сильно жаждало русское общество объединения расколотой Родины и… как высоко котируется на бирже мирской суеты власть, отказ от которой или самоограничение вменяются человеку в подвиг»

В литературе высказывается мнение о том, что решение Деникина о признании Колчака было продиктовано давлением на Антона Ивановича интервентов. «Несомненно, – пишет историк Я.А. Бутаков, – что решение Деникина было принято, во многом, по непосредственным настояниям англичан». В целом солидарен с Бутаковым и авторитетный исследователь проблемы А. В. Шмелев: «К концу мая, когда стало очевидно, что союзники пристально смотрят на Сибирь и что размолвка может иметь печальные последствия, Деникин признал верховную власть Колчака… И хотя Восточный фронт уже начал трещать по швам… Деникин счел необходимым показать союзникам свое полное единомыслие и общность с Колчаком ввиду возможности признания последнего… Екатеринодарскому правительству пришлось пойти на отказ от честолюбия и амбиций и для блага общего дела признать Омск».

В Екатеринодаре также не было твердого мнения в вопросе о необходимости поспешного признания Деникиным верховенства Колчака. Свои сомнения того времени в воспоминаниях высказывал и К.Н. Соколов: «В общем едва ли кто-нибудь у нас сомневался, что именно генерал Деникин в той или иной форме подчинится адмиралу Колчаку, а не наоборот. Целым рядом обстоятельств адмирал Колчак выдвигался в наших глазах на неоспоримый первый план» . Решение этого вопроса было ускорено приездом в Екатеринодар из Парижа представителей Русского Политического Совещания М.С. Аджемова,
В.В. Вырубова и генерала Д.Г. Щербачева, рекомендовавших немедленно объявить о подчинении Деникина адмиралу А.В. Колчака, которого, якобы, Европа должна была «не сегодня-завтра» признать законным правителем России . Мнение, высказанное делегатами
Русского Политического Совещания, особого впечатления на членов Особого Совещания не
произвели. На «решающем заседании», проходившем вечером 28 мая 1919 г., по словам .Н. Соколова, «все сошлись на том, что надо оставить наши отношения к адмиралу Колчаку в прежнем виде до фактического соединения фронтов» [3, с. 132]. Соколов, в частности, горячо доказывал, что «при гадательности признания союзниками адмирала Колчака, мы, немедленно подчинившись Омску, рискуем напрасно принести немалые жертвы»

В итоговом виде мнение членов Особого Совещания сводилось к тому, что «подтверждая необходимость создания единой национальной власти, Особое Совещание высказывалось за то, чтобы единая власть была создана при фактическом соединении фронтов» , коего, как известно, так никогда и не случилось. Мнение Главнокомандующего по этому вопросу участникам прений было неизвестно; Деникин упорно хранил молчание, позволяя членам Особого Совещания свободно высказывать свое мнение. Резюмируя настроения, царившие среди членов Особого Совещания, мемуарист Н.И. Астров отмечал, что «Настроение большинства было совершенно определенно. Оно было против признания Колчака…».
Тем удивительнее было то, что два дня спустя, генерал Деникин огласил свой приказ № 145. Почему Деникин столь поспешно огласил свое решение? Ответ на этот вопрос можно найти в записках белого Главнокомандующего, особо оговорившего, что как с прениями в заседании Особого Совещания, так и с проектом резолюции, приведенном выше, он ознакомился только при составлении своих историко-мемуарных воспоминаний «Очерки русской смуты» [1, с. 473]. «Принципиально вопрос о подчинении решен был мною давно, о чем было известно многим. Я предполагал при близком, казалось, соединении, без торга, без сговоров и “условий” объявить армиям о подчинении “отныне Верховной власти Верховного
правителя”, как об естественном следствии установления с ними связи. Принятие этого ре-
шения облегчало то обстоятельство, что, не встречавшись ни разу в жизни с адм. Колчаком, я тем не менее составил себе о нем представление, как о человеке умном, смелом и благородном. Вопрос поэтому вызывала лишь своевременность такого акта. Но соединение территорий затягивалось… Перспектива признания союзниками всероссийской власти адм. Колчака представлялась фактором чрезвычайно важным, укреплявшим международное положение новой России… Она требовала оказания адмиралу политической и нравственной поддержки… Факт единения русских противобольшевицких сил не мог не вызвать подъема в армиях и в обществе и лишал почвы наших недругов, сеявших рознь… Наконец, с меня спадало лишнее бремя, облегчая значительно нравственную возможность требовать от других исполнения долга и повиновения. Вывод был ясен. Я сказал о своем решении 30 мая И.П. Романовскому. Не ответив ни слова, он крепко пожал мою руку. Мы условились, что пока это останется между нами, а завтра я отдам приказ, который должен быть немедленно широко распространен. В течение дня составить его, однако, не удалось. Вечером состоялись проводы уезжавшего в Англию ген. Бриггса, отличавшиеся исключительной сердечностью. Узнав, что экстренный поезд его уходит в Новороссийск не на другой день, как предполагалось, а в ту же ночь, и желая использовать оказию в Константинополь, я тут же на клочке бумаги написал приказ, который и огласил в собрании, после чего приказ был тотчас размножен», – вспоминал А.И. Деникин

Яркие воспоминания об этом событии оставил член Особого Совещания, кадет Н.И. Астров: «На следующий день, 30 мая, давали прощальный торжественный банкет ген. Бригсу, отъезжавшему из Д.[обровольческой] Армии в Англию. Банкет шел своим чередом. Проводы Бригса были теплые и сердечные. Генерал был истинным другом Д. Армии
и пользовался общей любовью и симпатиями. Речи, одна сердечнее другой, были выражением неподдельных чувств, связывавших всех нас и военных и штатских, с английским генералом.

Банкет шел по обычной программе. Речи, пение превосходного казачьего хора, Шкуро с кинжалами в зубах, носившийся в захватывавшей дух лезгинке... Главнокомандующий, среди общего возбуждения и оживления, был сосредоточен и что-то писал, наклонившись к столу. Вдруг он встал. Пение, музыка, шум, говор как-то сразу спали. Воцарилась тишина. Твердым голосом, немного закругляя гласные, он стал читать только-что написанный им текст. Зал затих. Внимание напрягалось с каждым произносимым словом. От настроения
шумного банкета не осталось и следа. Совершалось что-то чрезвычайно значительное. Медленно упадавшие слова развертывали все больше и глубже мысль, волю, решение…
Слова замолкли. Наступила глубокая пауза. И точно, вдруг осознав красоту и величие того, что случилось все встали с своих мест и неудержимое ура загремело в зале. Все устремились к Главнокомандующему. Каждый стремился сказать ему что-то. У Драгомирова глаза были полны слез. Старый И. П. Шипов целовал руку... Всем стало ясно, что оглашено истинное, единственно возможное решение и что источником этого решения – беззаветная любовь к России, государственный смысл и подчинение себя своей идее. Местный патриотизм Ос.[обого] Совещания растаял в величии и красоте совершенного акта.

Главнокомандующий проявил в чудесной форме “все величие акта и личного подвига”. Почему он избрал для этого поздний час шумного банкета? Думаю, что не ошибусь, если скажу, что несколько необычная обстановка объявления акта такой большой важности была выбрана удачно. Приказ
был оглашен при прощании с представителем Англии ген. Бригсом, уезжавшим на следующее утро в Англию, с докладом своему Правительству. Бриггс увозил с собой текст приказа № 145 и неизгладимое впечатление от того, как этот приказ был встречен соратниками ген. Деникина. Решение, принятое ген. Деникиным разошлось с мнением Ос. Сов. Тем свободнее и прекраснее оказался благородный жест Главнокомандующего».
Годы спустя, уточняя неясные фрагменты из «Очерков», Деникин счел нужным еще раз высказать свою позицию по вопросу о признании верховенства адмирала А.В. Колчака: «Подтверждаю еще раз, что признание мною адмирала Колчака явилось результатом моего личного убеждения, никем не навеянного, скорее вопреки слагавшемуся мнению. Точно также ни с кем в эти дни из деятелей Юга этого вопроса я не обсуждал» (документ предоставлен С. Машкевичем (Нью-Йорк). Объясняя членам Особого Совещания свое решение, Деникин, как пишет мемуарист, «как всегда бесхитростно и скромно сказал, что он просто исполнил свой долг».

Утверждение Деникина подтверждает и письмо видного члена Особого Совещания, кадета М.М. Федорова, написанное П.Б. Струве на следующий день после оглашения приказа
№ 145. «Дорогой П.Б. [Петр Бернгардович. – Авт.] Вас, как истинного и старого друга Добровольческой армии и как верного сына России, я спешу поставить в известность о состоявшемся вчера акте величайшей государственной важности. Генерал Деникин лично объявил свой приказ о признании адмирала Колчака Верховным Правителем России и о своем ему подчинении. Момент объявления этого акта имел такое захватывающее драматическое значение, которое не поддается описанию. В час наивысших военных успехов, когда для Добровольческой армии открыт путь на Москву и когда у адмирала Колчака, напротив, обнаружились некоторые, – мы верим, временные задержки в его продвижении – генерал Деникин самоотверженно и патриотическим красивым и свободным жестом, никем к тому не побуждаемый объявляет свое великое решение, подымаясь на недосягаемую высоту.
Счастье России, что ее судьбы в этот [полный] великого драматизма момент оказались в таких благородных и мудрых руках. Особое Совещание не высказало этого решения, оно лишь подготовило его .
«29-го мая я в последний раз был в “Особом совещании”. Тогда решался вопрос должен
ли подчиниться ген. Деникин Колчаку. Все решили, что подчиняться надо, но “не надо спешить”. Единогласное мнение Совещания было доложено ген. Деникину.

Однако, на следующий день, в очень торжественную минуту, (обед “с иностранными державами”), Деникин совершенно внезапно объявил, что он “уже подчинился” адм. Колчаку. Удивительно то, что, когда он это объявил, все члены Особого совещания пришли в восторг, находя, что лучше нельзя было поступить. Бывает. И это лучшее доказательство того, что “диктатору” можно “сметь свое суждение иметь”. Я тоже находил, что “не надо спешить”, но тоже ощутил, что Деникин поступил в высшей степени правильно, поспешив», – вспоминал член Особого Совещания В.В. Шульгин.

3 июня 1919 г. Особое Совещание сочло необходимым в торжественной форме высказать свою поддержку решению Деникина, объявив о том, что актом 30 мая было «положено начало соединению русской земли в единое целое и образование единой государственной власти».

Решение Деникина, конечно же, было продиктовано глубоко укоренившейся у генерала привычкой везде и всюду отводить на второй план свои личные амбиции, а на первый – интересы государства. Менее всего Деникин, как обоснованно утверждает известный московский историк В. Ж. Цветков, при принятии решения «руководствовался личными расчетами». В очередной раз Деникин продемонстрировал исключительную личную честность и высокую человеческую порядочность, абсолютизацию чувства долга – в том виде, в каком он привык его понимать. Огромная власть, вопреки существующей национальной традиции, никогда не была для Деникина самоцелью, более того, она не вскружила ему голову. Власть генерал воспринимал как тяжкий крест, ниспосланный Господом, а вовсе не как высшее счастье и благодать.

Решение Деникина о признании верховенства адмирала Колчака было продиктовано государственной пользой, однако, начавшиеся поражения сибирской контрреволюции, по сути своей, как верно заметил генерал А.С. Лукомский, «аннулировали значение этого приказа». Фактически никакого влияния на события на Юге Колчак не оказывал.
Можно, думается, согласиться с крупнейшим историком сибирской контрреволюции
В.И. Шишкиным, по утверждению которого, «Вожди главных центров контрреволюции, со-
зданных на юге, востоке, северо-западе и севере, не смогли создать ни общего командования, ни сплошного фронта. Они всегда действовали разрозненно, что ослабляло их силы и уменьшало возможности. Адмирал А.В. Колчак, провозглашенный 18 ноября 1918 г. Верховным правителем, являлся таковым только формально и номинально» .

Дипломат Г.Н. Михайловский вспоминал: «На юге России, как известно, только Деникин был сторонником провозглашения Колчака верховным правителем. Он приказал повесить его портрет и расставить гипсовые бюсты в официальных местах, но, например, в ОСВАГе [пропагандистский орган Добровольческой армии.], где вся пропаганда велась от имени
Колчака, огромный бюст его лежал в углу кабинете Энгельгардта, заведующего ОСВАГом, прикрытый грязной тряпкой – ею мыли пол и клали на непригодный бюст для высыхания.

Я уж не говорю о многочисленных остротах на эту забавную тему. Колчак с таким же успехом мог почитаться верховным правителем юга России, как и богдыханом Китая». «Правительство Колчака – далеко и своего властного влияния ни на кого не оказывает», – писал Деникину генерал А.М. Драгомиров.
Как бы то ни было, но приказ № 145
о подчинении Деникина адмиралу А.В. Колчаку, продиктованный стремлением южнорусского диктатора создать «всероссийскую власть», не привел к тем результатам, о которых мечтали современники, восторженно приветствовавшие решение Антона Ивановича, а его реальные политические последствия оказались ничтожными.

В специально составленном им для английского читателя сокращенном издании «Очерков», представляющем, по
сути, новую книгу, которой Деникин дал название «Белая борьба», Антон Иванович писал в связи с признанием им верховенства адмирала А.В. Колчака: «Не взирая на большое моральное значение объединения Юга и Востока, реальные политические последствия его не оправдали наших надежд. Признание [здесь и далее подчеркнуто А. И. Деникиным. ]
державами Антанты Всероссийской власти адмирала Колчака не состоялось. Русский вопрос оставался открытым во всем его объеме, не исключая возможности новых попыток держав прийти к соглашению с советами, вроде столь неудачной мысли, как приглашение красных и белых на конференцию на Принцевых островах. Не изменилась и политика держав Антанты, и не усилилась их реальная помощь». [Предоставлено С. Машкевичем (Нью-Йорк).]

К серьезным последствиям приказ № 145 не привел: «всероссийская власть» была
во многом иллюзией; объединения сил антибольшевистского фронта достигнуть не удалось, контрреволюция как была, так и осталась, разобщена – в этом скрывалась одна из причин поражения Белого движения.