Чернобыль, четверть века назад

Семеро ребят-петеушников приехали в Припять на строительную практику. Расположились в общежитии – пятиэтажке. Хорошо работали, уставали. Вечером 26 апреля – раздался вой сирены, взрыв на АЭС, окна затряслись. Шестеро ребята выскочили на улицу посмотреть. Седьмой, звали его Толик, крепко спал, измаявшись на работе. Наутро автобус прикатил, людей увозить, Толик сонный забрался в транспорт, так ничего и не увидев. Через год шестерых ребят не стало. Толик остался живым. Позже ученые будут писать об этом научные работы, упоминая, что окна комнаты, где находился Толик, были плотно закрыты. А Киев в мае 1986 года поливают из шланга с утра до вечера. Машины, которые идут с житомирского направления, проверяют, приложив к шинам, счетчик зашкаливает. Водой смывают, обдавая из бранспойтов. Села вокруг Чернобыля живут своей жизнью. Жители спокойны, если спросишь, что там было, отвечают:–«да бабахнуло что-то». Оказывается, «там» часто бабахает. Коровы пасутся на ошпаренной радиацией траве, жители едят лук, щавель, все, что растет на грядке. Пьют молоко. Никто о йоде не слышал. Цивилизация сюда и не наведывалась.

Из райцентра Житомирщины не так-то просто уехать в мае 1986 г. Беременная женщина скандалит, требует отпустить ее с работы. Очень неохотно начальство ее отпускает. Говорят, есть постановление, что местных жителей никуда не отпускать. Как и положено 1 мая на Крещатике парад. Люди идут сонные, солнце печет, чувствуют себя неважно. Да мало ли, весна пришла, организм ослаб... полное неведение о катастрофе. Радиация полным ходом накрывает столицу. Аэропорт забит улетающими иностранцами. Они шумят, не понимая, как можно скрывать от населения такую беду. Весь мир уже знает о трагедии, радиационное облако пошло на Европу. 2 мая слухи ширятся по Киеву, власть решается сказать о взрыве. 3 мая – поезда и автобусы по все направлениям забиты киевскими детьми, они зачастую едут без родителей. Слух о трагедии в мгновенье облетел страну. Утром 4 мая на вокзальных перронах городов толпятся люди, детей принимают прямо с поезда, многих тут же заворачивают в одеяла. Проводники везут документы детей. На вокзалах их принимают, как знакомые, так и незнакомые люди. Женщины разбирают детей, санстанция тут же измеряет радиационный фон одежды и обуви детей, обувь выбрасывают, детей берут на руки, если постарше - им надевают тапочки.

Желающих приютить чужого ребенка - много, записывают адреса, милиция оперативно оформляет прибытие детей. Их отвезут на дачи, в санатории, или просто возьмут к себе домой. А позже приедут мамы и папы. Потому что выехать со своим ребенком – невозможно, Телевидение молчит. Служащих предупредили: детей не вывозить.

Строго предупредили: за паникерство лишают работы и партбилета. В Киеве исчезли дети и птицы, соловья не услышишь. Житомирцы говорят, что у них и воробья не увидишь. Взрослые пьют красное вино, появились таблетки с йодом. Стоит жара. На базарах гниет живая рыба, люди опасаются покупать, если рыба из Днепра. Постепенно город расползается, разъезжается кто куда, людей уже не задерживают. Киев опустел. «Поливалки» работают с утра до вечера. Поливают улицы, дома, окна нижних этажей. Японцы подкинули миниатюрные счетчики Гейгера, пришпиливаются к пиджаку. Жители обнаруживают удивительное свойство радиации: из трех пешеходов, идущих рядом, у одного на счетчике стрелка скачет бешено, у двух других – не движется. В Киевский институт радиационной медицины потянулись ученые – энтузиасты со всей страны. Из Ленинграда прибыли два чудака, ставят на себе эксперимент, пьют стронций, чтобы понять «опасную дозу». Это как сто лет назад - эксперименты врачей с бубонной чумой. Записывают скорупулезно все, что с ними происходит. «Этого мы горбачу не простим» - говорят киевляне. Предательство – скрывать беду, подставляя народ. В самые страшные первые дни катастрофы дети целыми днями гуляли на улице. Через два года больницы будут забиты до краев.

Основной диагноз – болезнь щитовидки. Из Киева уезжают. Вглубь Украины, России, в Среднюю Азию. Поменять квартиру на Киев – элементарно. Разрушенный блок ЧАЭС сифонит, там армия, милиция, пожарники, ученые, врачи пытаются справиться с бедой. Город Припять опустел. Черные глазницы пустых окон. Жителей расселили по другим городам, дали квартиры, работу, поставили на медицинский учет. Сегодня их большинство умерло. Как и те, кто их спасал. Четверть века прошло. Память многое хранит, переосмысливает. Потрясло милосердие людское, стихийное, неистребимое. И никакой власти оно не подчиняется, подвластно только зову души.