скажи, что не так?

�����, ��� �� ���? СКАЖИ, ЧТО НЕ ТАК?

Есть вещи, которые требуют объяснения. Но есть вещи, которые никаких объяснений не требуют. Достаточно просто открыть книгу и прочитать, что писали наши предки. А писали они много такого, что вполне объясняет происходящее в России сегодня, что будет завтра, и чем все закончится. Не меняя ни строчки предлагаю вам прочитать письма из далекого прошлого. Скажите, что не так?

10 ноября 1879.

"Ниспровержение существующих ныне государственных форм и подчинение государственной власти народу—так определяем мы главнейшую задачу социально-революцюнной партии в настоящее время, задачу, к которой невольно приводят нас современные русские условия. Мы принуждены остановиться еще на этом общем вопросе, прежде м перейти к частным формам деятельности, какими они нам представляются.

История создала у нас, на Руси, две главные самостоятельные силы: народ и государственную организацию. Другие социальные группы и поныне у нас имеют самое второстепенное значение. Наше дворянство, напр., вытащенное на свет божий за уши правительством, оказалось, однако, несмотря . все попечения, решительно неспособным сложиться в прочную общественную группу и, просуществовав едва сотню лет, нынче совсем стушевалось, расплылось и слилось отчасти с государственной организацией, отчасти с буржуазией, отчасти так, неведомо куда, девалось. Буржуазия, выдвигаемая всеми условиями нашей жизни и при самом рождении своим поступившая также под крылышко правительства, без сомнения имеет более шансов на продолжительное существование и, если общие условия русской жизни не изменятся, она, конечно, скоро составит грозную общественную силу и подчинит себе не только массы народа, но и самое государство. Но это еще вопрос будущего. В настоящее время наша буржуазия составляет все-таки не более, как ничем не сплоченную толпу хищников; она не выработала еще ни сословного самосознания, ни миросозерцания, ни сословной солидарности. Буржуа западный действительно убежден в святости разных основ, на которых зиждется его сословие, и за эти основы положит голову свою. У нас нигде не встретишь более циничного неуважения к тем же основам, как именно в буржуа. Наш буржуа—не член сословия, а просто отдельный умный и неразборчивый в средствах хищник, который .в душе сам сознает, что действует не по совести и правде. Без сомнения, это явление временное, происходящее лишь оттого, что наш буржуа еще только народился на свет. Скоро, очень скоро он оформится; еще несколько поколений—и мы увидим у себя настоящего буржуа; увидим хищничество, возведенное в принцип, с теоретической основой, с прочным миросозерцанием, с сословной нравственностью. Все это будет, конечно, но только в том случае, если буржуазию не подсечет в корне общий переворот наших государственных и общественных отношений. Мы думаем, что он очень возможен, и если он действительно произойдет, то буржуазия наша так же сойдет со сцены, как сошло дворянство, потому что она, в сущности, создается тем же .государством.

Создается она государством отчасти вполне сознательно и преднамеренно, отчасти является как неизбежное последствие тех условий, в которые государство вгоняет народ и которые не могут не выдвигать из .массы хищническое кулацкое сословие.

С точки зрения всего существующего строя, наш крестьянин в настоящее время—ничто, хуже, чем ничто. Это какая-то рабочая скотина, какой-то баран, который существует исключительно для того, чтобы пастух мог питаться его мясом, одеваться его шерстью и шкурой. Таков принцип нашего государства. Народ—нуль, в смысле личности, в смысле человека. Его экономические интересы признаются лишь постольку, поскольку это нужно для государства. Крестьянин должен есть, пить, одеваться, иметь хижину исключительно для того, чтобы не издохнуть с голода, чтобы иметь возможность работать, вносить деньги в казначейство, поставлять годных для войны рекрут и т. п. Такое же значение имеет и его умственный и нравственный мир: от мужика требуется немного больше, чем от лошади; он должен иметь достаточно смысла для того, чтобы ходить в корню и на пристяжке, требуется, чтобы он не был норовистым, чтобы узнавал хозяина. Вое прочее—излишне и даже вредно. И вот такие-то экономические и нравственные принципы практикуются над мужиком сотни лет, практикуются могущественной, сравнительно с мужиком, высоко-интеллигентной ассоциацией, пронизывающей насквозь всю жизнь его; сообразно с этими принципами строятся сверху до низу все отношения государственные, сословные и общественные. Результаты получаются самые убийственные.

Крестьянин принижен, забит настолько, насколько у государства хватило сил. Он доведен до состояния нищенства в экономическом отношении, он из-за куска хлеба, из-за самых животных, но неумолимых потребностей, принужден вести ожесточеннейшую борьбу за существование. Все помыслы его должны направляться на то, чтобы добыть рубль для взноса податей, исполнить все повинности, накормить себя и семью и отдохнуть для новой работы. И это изо дня в день, вчера, нынче, завтра, целую жизнь. Некогда жить для себя, для человека, некогда думать, не о чем думать. Такова обстановка личности. Такова же обстановка и мира. 3ачем существует мир, община? Чем он занимается? Поставить рекрутов, собрать подати, взыскать недоимки, отправить натуральные повинности— вот жизнь мира. И насколько обезличивается крестьянин в невольной погоне за рублем, настолько же обезличивается и искажается община, задушаемая правительством в этой сфере исключительно фискальных и полицейских обязанностей.

Такая обстановка словно нарочно придумана для того, чтобы породить кулака. Для человека умного, энергичного, имеющего потребность личной жизни, в этой среде нет выхода: либо погибать вместе с миром, либо самому сделаться хищником. Как человек мирской—он нищий, презренное существо, которым всякий помыкает. Как хищник—он сразу выдвигается в особое, не упомянутое законами, но признаваемое практикой, сословие. Кулак-мироед— он не только получает возможность жить сносно в материальном отношении; он в первый раз делается человеком и даже гражданином; его уважают и начальство, и пол; его не станут ни бить по морде, ни ругаться над его человеческой личностью; закон начинает существовать для него. Может ли быть тут какой-нибудь выбор? Мы еще взяли только общую картину, возьмем детали. Что будет с умным и энергичным крестьянином, не изменившим мирским традициям? Это кандидат в «смутьяны», в «расстройщики», в «бунтовщики», кандидат на всевозможные гонения, порки, аресты, обыски, а то и больше. А приниженный, забитый, обезличенный мир часто не способен дать даже нравственную поддержку в этой тяжелой борьбе, и большинстве случаев кулак совершенно искренне и глубоко презирает мир за его бессилие, презирав и в лице отдельных членов, и в лице всей общины.

Нарождается кулак. Безвыходное положение гонит мужика в кабалу. Кто же виноват в этом? Кт же, как не государственный гнет, экономически гнет его, стремящийся привести массу к состоянию нищенства имущественного и отнимающий у него всякую возможность бороться с эксплоатацией; нравственный его гнет, приводящий массу к нищенству гражданскому и политическому, деморализирующий народ и забивающий его энергию. Устраните этот гнет и вы сразу отнимите 9/10 шансов для формирования буржуазии.

Перейдем выше. Вызывая появление буржуазии самым фактом своего существования, современное государство и в отдельных случаях совершенно сознательно втягивает ее в люди. Вспомним историю нашей промышленности. Кустарное производство целых губерний убивалось, благодаря всяческому покровительству крупной промышленности. Создавались даже такие отрасли фабричного производства, которые и поныне живут только покровительственным тарифом (напр., хлопчатобумажное, убившее народные кустарные полотна). Целые княжества создавались для горнозаводчиков, и сотню лет население Урала было отдано в рабство капиталистам, не умевшим вести дело даже так, как вели сами рабочие, оставаясь без хозяев (при Пугачеве). Железнодорожное дело представляет у нас также единственные в мире картины: все дороги построены на мужицкие деньги, на деньги государства, неизвестно зачем раздарившего сотни миллионов разным предпринимателям. Точно так же мужицкое золото лилось из пустого кармана правительства для поддержания биржевых спекуляций. Эта отеческая нежность правительства по отношению к буржуазии—факт, требующий вовсе не доказательства, а только указания, и мы указываем на него для того, чтобы лучше оттенить то обстоятельство, что у нас не государство есть создание буржуазии, как в Европе, а, наоборот, буржуазия создается государством.

Самостоятельное значение нашего государства составляет факт чрезвычайно важный, потому что, сообразуясь с этим, деятельность социально-революционной партии в России должна принять совершенно особый характер. Россия, собственно говоря, представляет нечто в роде обширного поместья, принадлежащего компании под фирмой «Русское Государство». Экономическое и политическое :влияние, экономический и политический гнет здесь, как и быть должно, сливается и сводится к одному юридическому лицу—к этой самой компании. При таких условиях политическая и экономическая реформа становятся также совершенно неотделимы от другой и сливаются в один общегосударственный переворот. Непосредственным источником народных бедствий, рабства и нищеты является государство1.

1 Просим обратить внимание, что под словом государство мы постоянно понимаем именно современное Российское государство.

Поэтому, как, мы только задаемся целью освободить народ, наделить его землей, просветить его, ввести в его жизнь новые принципы или восстановить в их первобытной чистоте старые традиционные основы народной жизни,— словом, какою бы целью мы ни задавались, мы, если только эта цель становится в интересах массы, волей-неволей должны столкнуться с правительством, которое видит в народе своего экономического и политического раба. Для того, чтобы сделать что-нибудь для народа, приходится прежде всего освободить его из-под власти этого правительства, сломить самое правительство, отнять у него его господскую власть над мужиком. Таким образом, наша деятельность принимает политический характер. И это действительно происходит у нас, если не на словах, то на деле, со всякой революционной фракцией, независимо от ее теоретических взглядов, происходит в силу того простого обстоятельства, что современное государство, действительно самый страшный, самый крупный враг и разоритель народа во всех отношениях. Наш социалист ведет политическую борьбу так же естественно, как естественно говорит прозой человек, не имеющий даже никакого понятия о прозе и поэзии. Несмотря на это, большая, конечно, разница понять этот факт—значение современного государства—или не понимать его. Если мы действуем сознательно, то мы так и направим все свои удары против этого правительства, и тогда наши силы пойдут целиком на работу производительную, полезную. Если же мы будем бить правительство только невольно, независимо от своего желания и намерения, то, во-первых, огромный процент силы может уйти на фантастическую безрезультатную работу, а во-вторых, и самые удары, невольно наносимые нами правительству, принесут пользу только буржуазии, подготовят ей более легкую победу. Об этом, впрочем, ниже.



Возвратимся к делу. Борьба против существующего правительства, ослабляющая его и, стало быть, расчищающая дорогу политическому перевороту,—совершенно неизбежна при таких условиях,. когда мы на каждом шагу наталкиваемся на правительство, как на деятельного и самостоятельного врага народа. Она неизбежна, но этого мало. Она может оказаться важнейшей исторической услугой народу, если будет иметь сознательную и преднамеренную цель—произвести политический переворот в пользу именно его. Передача государственной власти в руки народа, в настоящее время, могла бы дать всей нашей истории совершенно новое направление и развитие в духе народного общинно-федеративного миросозерцания. Предположим, в самом деле, что наше правительство от каких бы то ни было причин (вследствие повсеместной революции, вследствие собственного истощения, в связи с нравственным давлением всех слоев населений и пр.)— принуждено ликвидировать свои дела. Составляется, самостоятельно или по приглашению правительства, учредительное собрание, снабженное приговорами своих избирателей (в роде cahiers в Assemblee constituante). В этом собрании 90% депутатов от крестьян и, если предположить, что наша партия: действует с достаточной ловкостью,—от партии. Что может постановить такое собрание? В высшей степени вероятно, что оно дало бы нам полный переворот всех наших экономических и государственных отношений; мы знаем, как устраивался наш народ всюду, где был свободен от давления государства; мы знаем принципы, которые развивал в своей жизни народ на Дону, на Яике, на Кубани, на Тереке, в сибирских раскольничьих поселениях, везде, где устраивался свободно, сообразуясь только с собственными наклонностями; мы знаем вечный лозунг народных движений. Право народа на землю, местная автономия, федерация—вот постоянные принципы народного миросозерцания. И нет в России такой силы, кроме государства, которая имела бы возможность с успехом становиться поперек дороги этим принципам. Устраните государство, и народ устроится, может быть, лучше, чем мы даже можем надеяться.

Нам могут возразить, что различные враждебные народу слои населения могли бы исказить результаты выборов, проведя своих людей в большинстве, и тогда мы получили бы такой общественный строй, который не имел бы ничего общего с народными -идеалами. На это мы ответим, что это еще вопрос, .вопрос даже и в том случае, если бы не было нас, социалистов-революционеров. Известно, напр., что в 1849 году в австрийском рейхстаге такое же, как наше, галицкое «мужичье» сумело провести своих кандидатов, и эти безграмотные депутаты не поддавались ни на какие парламентские ухищрения, не отступая ни на шаг от приговоров своих обществ и отстаивал упорнейшим образом мужицкую землю. Да и у нас сто лет тому назад, на земском соборе Екатерины, народ выбрал массу депутатов, весьма хорошо его представлявших. Бели же бы наша партия поняла все громадное значение политического переворота и занялась теперь же подготовкой к нему народа, а впоследствии дружно повела бы избирательную агитацию, то благоприятный исход был бы в высшей степени вероятен. Как ни слаба наша партия, а все же на выборах могла -бы успешно потягаться с дворянством, Совершенно непопулярным в народе, или с буржуазией, не доросшей еще даже до сословности, действующей разрозненно, особняком, бее общего шина и расчета.

Таким образом, политический переворот, т.-е. передача государственной власти в руки народа, отозвался бы теперь огромными и крайне полезными для народа последствиями во всех сферах его жизни. Теперь время для этого еще не упущено.. Но если бы мы, пренебрегая политической деятельностью, допустили существование современного государства еще на несколько поколений, то это, очень вероятно, затормозило бы народное дело на целые столетия. Современное государство, во всяком случае, слишком примитивная, слишком архаическая форма эксплоататорской ассоциации. Современная жизнь уже настолько дифференцировалась, что ее решительно не в состоянии охватить это допотопное государство. Требовательность населения увеличивается, недовольство разрастается, появляются в населении элементы не только более интеллигентные, но даже лучше организованные, чем государство. При таких условиях государству приходится затрачивать все более и более средств на свое самосохранение, и выжимаемые из народа соки уже теперь едва покрывают этот расход. Недалеко время, когда появится дефицит, и тогда государство наше может измором вымереть, дал; без экстраординарных толчков. Сознавая это, оно давно уже ищет себе каких-нибудь опор в само: населении, опор, разумеется, себе подобных, т.е. тоже среди хищнических элементов. Так, оно когда то выдвигало дворянство, но из дворянства ничего не вышло. Теперь оно старается опереться на буржуазию и, как самая усердная акушерка, хлопочет о благополучных родах этого уродливого детища народа. На этот раз его старания, конечно, увенчаются успехом, и буржуазия скоро подрастет; но зато не подлежит также ни малейшему сомнению, что, раз ставши прочно на ноги, она не потерпит над собой власти этого одряхлевшего государства и сумеет подчинить его себе. Политический переворот совершится, но совершится в том смысле, что власть перейдет в руки буржуазии. Наша роль при этом выйдет самая жалкая. Мы всем своим существованием, всей своей деятельностью, ведением и неведением, подкапывали государство, расшатывали и ослабляли его,—и все это собственно за тем, чтобы буржуазия могла легче его одолеть и сесть на его место! А захвативши власть в свои руки, буржуазия, конечно, сумеет закабалить народ поосновательнее, чем ныне, и найдет более действительные средства парализовать нашу деятельность, чем современное государство, кругозор которого не идет дальше тюрьмы и виселицы. Мы уже обращали внимание читателей на эту опасность и теперь снова повторяем, что для нас нужно принять какую-нибудь одну последовательную систему действий: или союз с государством и совместное с ним задушение буржуазии в самом зародыше, или—так как этот союз, очевидно, нелепейшая из нелепостей,—то борьба с государством; но если так, то уже борьба осмысленная, серьезная, с определенной целью, с непременным: результатом—возможно скорейшей передачей государственной власти в руки народа, пока еще не поздно, пока есть шансы на то, что власть перейдет действительно к нему. Теперь или никогда—вот наша дилемма".

(продолжение следует) �����, ��� �� ���? СКАЖИ, ЧТО НЕ ТАК?

Есть вещи, которые требуют объяснения. Но есть вещи, которые никаких объяснений не требуют. Достаточно просто открыть книгу и прочитать, что писали наши предки. А писали они много такого, что вполне объясняет происходящее в России сегодня, что будет завтра, и чем все закончится. Не меняя ни строчки предлагаю вам прочитать письма из далекого прошлого. Скажите, что не так?

10 ноября 1879.

"Ниспровержение существующих ныне государственных форм и подчинение государственной власти народу—так определяем мы главнейшую задачу социально-революцюнной партии в настоящее время, задачу, к которой невольно приводят нас современные русские условия. Мы принуждены остановиться еще на этом общем вопросе, прежде м перейти к частным формам деятельности, какими они нам представляются.

История создала у нас, на Руси, две главные самостоятельные силы: народ и государственную организацию. Другие социальные группы и поныне у нас имеют самое второстепенное значение. Наше дворянство, напр., вытащенное на свет божий за уши правительством, оказалось, однако, несмотря . все попечения, решительно неспособным сложиться в прочную общественную группу и, просуществовав едва сотню лет, нынче совсем стушевалось, расплылось и слилось отчасти с государственной организацией, отчасти с буржуазией, отчасти так, неведомо куда, девалось. Буржуазия, выдвигаемая всеми условиями нашей жизни и при самом рождении своим поступившая также под крылышко правительства, без сомнения имеет более шансов на продолжительное существование и, если общие условия русской жизни не изменятся, она, конечно, скоро составит грозную общественную силу и подчинит себе не только массы народа, но и самое государство. Но это еще вопрос будущего. В настоящее время наша буржуазия составляет все-таки не более, как ничем не сплоченную толпу хищников; она не выработала еще ни сословного самосознания, ни миросозерцания, ни сословной солидарности. Буржуа западный действительно убежден в святости разных основ, на которых зиждется его сословие, и за эти основы положит голову свою. У нас нигде не встретишь более циничного неуважения к тем же основам, как именно в буржуа. Наш буржуа—не член сословия, а просто отдельный умный и неразборчивый в средствах хищник, который .в душе сам сознает, что действует не по совести и правде. Без сомнения, это явление временное, происходящее лишь оттого, что наш буржуа еще только народился на свет. Скоро, очень скоро он оформится; еще несколько поколений—и мы увидим у себя настоящего буржуа; увидим хищничество, возведенное в принцип, с теоретической основой, с прочным миросозерцанием, с сословной нравственностью. Все это будет, конечно, но только в том случае, если буржуазию не подсечет в корне общий переворот наших государственных и общественных отношений. Мы думаем, что он очень возможен, и если он действительно произойдет, то буржуазия наша так же сойдет со сцены, как сошло дворянство, потому что она, в сущности, создается тем же .государством.

Создается она государством отчасти вполне сознательно и преднамеренно, отчасти является как неизбежное последствие тех условий, в которые государство вгоняет народ и которые не могут не выдвигать из .массы хищническое кулацкое сословие.

С точки зрения всего существующего строя, наш крестьянин в настоящее время—ничто, хуже, чем ничто. Это какая-то рабочая скотина, какой-то баран, который существует исключительно для того, чтобы пастух мог питаться его мясом, одеваться его шерстью и шкурой. Таков принцип нашего государства. Народ—нуль, в смысле личности, в смысле человека. Его экономические интересы признаются лишь постольку, поскольку это нужно для государства. Крестьянин должен есть, пить, одеваться, иметь хижину исключительно для того, чтобы не издохнуть с голода, чтобы иметь возможность работать, вносить деньги в казначейство, поставлять годных для войны рекрут и т. п. Такое же значение имеет и его умственный и нравственный мир: от мужика требуется немного больше, чем от лошади; он должен иметь достаточно смысла для того, чтобы ходить в корню и на пристяжке, требуется, чтобы он не был норовистым, чтобы узнавал хозяина. Вое прочее—излишне и даже вредно. И вот такие-то экономические и нравственные принципы практикуются над мужиком сотни лет, практикуются могущественной, сравнительно с мужиком, высоко-интеллигентной ассоциацией, пронизывающей насквозь всю жизнь его; сообразно с этими принципами строятся сверху до низу все отношения государственные, сословные и общественные. Результаты получаются самые убийственные.

Крестьянин принижен, забит настолько, насколько у государства хватило сил. Он доведен до состояния нищенства в экономическом отношении, он из-за куска хлеба, из-за самых животных, но неумолимых потребностей, принужден вести ожесточеннейшую борьбу за существование. Все помыслы его должны направляться на то, чтобы добыть рубль для взноса податей, исполнить все повинности, накормить себя и семью и отдохнуть для новой работы. И это изо дня в день, вчера, нынче, завтра, целую жизнь. Некогда жить для себя, для человека, некогда думать, не о чем думать. Такова обстановка личности. Такова же обстановка и мира. 3ачем существует мир, община? Чем он занимается? Поставить рекрутов, собрать подати, взыскать недоимки, отправить натуральные повинности— вот жизнь мира. И насколько обезличивается крестьянин в невольной погоне за рублем, настолько же обезличивается и искажается община, задушаемая правительством в этой сфере исключительно фискальных и полицейских обязанностей.

Такая обстановка словно нарочно придумана для того, чтобы породить кулака. Для человека умного, энергичного, имеющего потребность личной жизни, в этой среде нет выхода: либо погибать вместе с миром, либо самому сделаться хищником. Как человек мирской—он нищий, презренное существо, которым всякий помыкает. Как хищник—он сразу выдвигается в особое, не упомянутое законами, но признаваемое практикой, сословие. Кулак-мироед— он не только получает возможность жить сносно в материальном отношении; он в первый раз делается человеком и даже гражданином; его уважают и начальство, и пол; его не станут ни бить по морде, ни ругаться над его человеческой личностью; закон начинает существовать для него. Может ли быть тут какой-нибудь выбор? Мы еще взяли только общую картину, возьмем детали. Что будет с умным и энергичным крестьянином, не изменившим мирским традициям? Это кандидат в «смутьяны», в «расстройщики», в «бунтовщики», кандидат на всевозможные гонения, порки, аресты, обыски, а то и больше. А приниженный, забитый, обезличенный мир часто не способен дать даже нравственную поддержку в этой тяжелой борьбе, и большинстве случаев кулак совершенно искренне и глубоко презирает мир за его бессилие, презирав и в лице отдельных членов, и в лице всей общины.

Нарождается кулак. Безвыходное положение гонит мужика в кабалу. Кто же виноват в этом? Кт же, как не государственный гнет, экономически гнет его, стремящийся привести массу к состоянию нищенства имущественного и отнимающий у него всякую возможность бороться с эксплоатацией; нравственный его гнет, приводящий массу к нищенству гражданскому и политическому, деморализирующий народ и забивающий его энергию. Устраните этот гнет и вы сразу отнимите 9/10 шансов для формирования буржуазии.

Перейдем выше. Вызывая появление буржуазии самым фактом своего существования, современное государство и в отдельных случаях совершенно сознательно втягивает ее в люди. Вспомним историю нашей промышленности. Кустарное производство целых губерний убивалось, благодаря всяческому покровительству крупной промышленности. Создавались даже такие отрасли фабричного производства, которые и поныне живут только покровительственным тарифом (напр., хлопчатобумажное, убившее народные кустарные полотна). Целые княжества создавались для горнозаводчиков, и сотню лет население Урала было отдано в рабство капиталистам, не умевшим вести дело даже так, как вели сами рабочие, оставаясь без хозяев (при Пугачеве). Железнодорожное дело представляет у нас также единственные в мире картины: все дороги построены на мужицкие деньги, на деньги государства, неизвестно зачем раздарившего сотни миллионов разным предпринимателям. Точно так же мужицкое золото лилось из пустого кармана правительства для поддержания биржевых спекуляций. Эта отеческая нежность правительства по отношению к буржуазии—факт, требующий вовсе не доказательства, а только указания, и мы указываем на него для того, чтобы лучше оттенить то обстоятельство, что у нас не государство есть создание буржуазии, как в Европе, а, наоборот, буржуазия создается государством.

Самостоятельное значение нашего государства составляет факт чрезвычайно важный, потому что, сообразуясь с этим, деятельность социально-революционной партии в России должна принять совершенно особый характер. Россия, собственно говоря, представляет нечто в роде обширного поместья, принадлежащего компании под фирмой «Русское Государство». Экономическое и политическое :влияние, экономический и политический гнет здесь, как и быть должно, сливается и сводится к одному юридическому лицу—к этой самой компании. При таких условиях политическая и экономическая реформа становятся также совершенно неотделимы от другой и сливаются в один общегосударственный переворот. Непосредственным источником народных бедствий, рабства и нищеты является государство1.

1 Просим обратить внимание, что под словом государство мы постоянно понимаем именно современное Российское государство.

Поэтому, как, мы только задаемся целью освободить народ, наделить его землей, просветить его, ввести в его жизнь новые принципы или восстановить в их первобытной чистоте старые традиционные основы народной жизни,— словом, какою бы целью мы ни задавались, мы, если только эта цель становится в интересах массы, волей-неволей должны столкнуться с правительством, которое видит в народе своего экономического и политического раба. Для того, чтобы сделать что-нибудь для народа, приходится прежде всего освободить его из-под власти этого правительства, сломить самое правительство, отнять у него его господскую власть над мужиком. Таким образом, наша деятельность принимает политический характер. И это действительно происходит у нас, если не на словах, то на деле, со всякой революционной фракцией, независимо от ее теоретических взглядов, происходит в силу того простого обстоятельства, что современное государство, действительно самый страшный, самый крупный враг и разоритель народа во всех отношениях. Наш социалист ведет политическую борьбу так же естественно, как естественно говорит прозой человек, не имеющий даже никакого понятия о прозе и поэзии. Несмотря на это, большая, конечно, разница понять этот факт—значение современного государства—или не понимать его. Если мы действуем сознательно, то мы так и направим все свои удары против этого правительства, и тогда наши силы пойдут целиком на работу производительную, полезную. Если же мы будем бить правительство только невольно, независимо от своего желания и намерения, то, во-первых, огромный процент силы может уйти на фантастическую безрезультатную работу, а во-вторых, и самые удары, невольно наносимые нами правительству, принесут пользу только буржуазии, подготовят ей более легкую победу. Об этом, впрочем, ниже.



Возвратимся к делу. Борьба против существующего правительства, ослабляющая его и, стало быть, расчищающая дорогу политическому перевороту,—совершенно неизбежна при таких условиях,. когда мы на каждом шагу наталкиваемся на правительство, как на деятельного и самостоятельного врага народа. Она неизбежна, но этого мало. Она может оказаться важнейшей исторической услугой народу, если будет иметь сознательную и преднамеренную цель—произвести политический переворот в пользу именно его. Передача государственной власти в руки народа, в настоящее время, могла бы дать всей нашей истории совершенно новое направление и развитие в духе народного общинно-федеративного миросозерцания. Предположим, в самом деле, что наше правительство от каких бы то ни было причин (вследствие повсеместной революции, вследствие собственного истощения, в связи с нравственным давлением всех слоев населений и пр.)— принуждено ликвидировать свои дела. Составляется, самостоятельно или по приглашению правительства, учредительное собрание, снабженное приговорами своих избирателей (в роде cahiers в Assemblee constituante). В этом собрании 90% депутатов от крестьян и, если предположить, что наша партия: действует с достаточной ловкостью,—от партии. Что может постановить такое собрание? В высшей степени вероятно, что оно дало бы нам полный переворот всех наших экономических и государственных отношений; мы знаем, как устраивался наш народ всюду, где был свободен от давления государства; мы знаем принципы, которые развивал в своей жизни народ на Дону, на Яике, на Кубани, на Тереке, в сибирских раскольничьих поселениях, везде, где устраивался свободно, сообразуясь только с собственными наклонностями; мы знаем вечный лозунг народных движений. Право народа на землю, местная автономия, федерация—вот постоянные принципы народного миросозерцания. И нет в России такой силы, кроме государства, которая имела бы возможность с успехом становиться поперек дороги этим принципам. Устраните государство, и народ устроится, может быть, лучше, чем мы даже можем надеяться.

Нам могут возразить, что различные враждебные народу слои населения могли бы исказить результаты выборов, проведя своих людей в большинстве, и тогда мы получили бы такой общественный строй, который не имел бы ничего общего с народными -идеалами. На это мы ответим, что это еще вопрос, .вопрос даже и в том случае, если бы не было нас, социалистов-революционеров. Известно, напр., что в 1849 году в австрийском рейхстаге такое же, как наше, галицкое «мужичье» сумело провести своих кандидатов, и эти безграмотные депутаты не поддавались ни на какие парламентские ухищрения, не отступая ни на шаг от приговоров своих обществ и отстаивал упорнейшим образом мужицкую землю. Да и у нас сто лет тому назад, на земском соборе Екатерины, народ выбрал массу депутатов, весьма хорошо его представлявших. Бели же бы наша партия поняла все громадное значение политического переворота и занялась теперь же подготовкой к нему народа, а впоследствии дружно повела бы избирательную агитацию, то благоприятный исход был бы в высшей степени вероятен. Как ни слаба наша партия, а все же на выборах могла -бы успешно потягаться с дворянством, Совершенно непопулярным в народе, или с буржуазией, не доросшей еще даже до сословности, действующей разрозненно, особняком, бее общего шина и расчета.

Таким образом, политический переворот, т.-е. передача государственной власти в руки народа, отозвался бы теперь огромными и крайне полезными для народа последствиями во всех сферах его жизни. Теперь время для этого еще не упущено.. Но если бы мы, пренебрегая политической деятельностью, допустили существование современного государства еще на несколько поколений, то это, очень вероятно, затормозило бы народное дело на целые столетия. Современное государство, во всяком случае, слишком примитивная, слишком архаическая форма эксплоататорской ассоциации. Современная жизнь уже настолько дифференцировалась, что ее решительно не в состоянии охватить это допотопное государство. Требовательность населения увеличивается, недовольство разрастается, появляются в населении элементы не только более интеллигентные, но даже лучше организованные, чем государство. При таких условиях государству приходится затрачивать все более и более средств на свое самосохранение, и выжимаемые из народа соки уже теперь едва покрывают этот расход. Недалеко время, когда появится дефицит, и тогда государство наше может измором вымереть, дал; без экстраординарных толчков. Сознавая это, оно давно уже ищет себе каких-нибудь опор в само: населении, опор, разумеется, себе подобных, т.е. тоже среди хищнических элементов. Так, оно когда то выдвигало дворянство, но из дворянства ничего не вышло. Теперь оно старается опереться на буржуазию и, как самая усердная акушерка, хлопочет о благополучных родах этого уродливого детища народа. На этот раз его старания, конечно, увенчаются успехом, и буржуазия скоро подрастет; но зато не подлежит также ни малейшему сомнению, что, раз ставши прочно на ноги, она не потерпит над собой власти этого одряхлевшего государства и сумеет подчинить его себе. Политический переворот совершится, но совершится в том смысле, что власть перейдет в руки буржуазии. Наша роль при этом выйдет самая жалкая. Мы всем своим существованием, всей своей деятельностью, ведением и неведением, подкапывали государство, расшатывали и ослабляли его,—и все это собственно за тем, чтобы буржуазия могла легче его одолеть и сесть на его место! А захвативши власть в свои руки, буржуазия, конечно, сумеет закабалить народ поосновательнее, чем ныне, и найдет более действительные средства парализовать нашу деятельность, чем современное государство, кругозор которого не идет дальше тюрьмы и виселицы. Мы уже обращали внимание читателей на эту опасность и теперь снова повторяем, что для нас нужно принять какую-нибудь одну последовательную систему действий: или союз с государством и совместное с ним задушение буржуазии в самом зародыше, или—так как этот союз, очевидно, нелепейшая из нелепостей,—то борьба с государством; но если так, то уже борьба осмысленная, серьезная, с определенной целью, с непременным: результатом—возможно скорейшей передачей государственной власти в руки народа, пока еще не поздно, пока есть шансы на то, что власть перейдет действительно к нему. Теперь или никогда—вот наша дилемма".

(продолжение следует) �����, ��� �� ���? СКАЖИ, ЧТО НЕ ТАК?

Есть вещи, которые требуют объяснения. Но есть вещи, которые никаких объяснений не требуют. Достаточно просто открыть книгу и прочитать, что писали наши предки. А писали они много такого, что вполне объясняет происходящее в России сегодня, что будет завтра, и чем все закончится. Не меняя ни строчки предлагаю вам прочитать письма из далекого прошлого. Скажите, что не так?

10 ноября 1879.

"Ниспровержение существующих ныне государственных форм и подчинение государственной власти народу—так определяем мы главнейшую задачу социально-революцюнной партии в настоящее время, задачу, к которой невольно приводят нас современные русские условия. Мы принуждены остановиться еще на этом общем вопросе, прежде м перейти к частным формам деятельности, какими они нам представляются.

История создала у нас, на Руси, две главные самостоятельные силы: народ и государственную организацию. Другие социальные группы и поныне у нас имеют самое второстепенное значение. Наше дворянство, напр., вытащенное на свет божий за уши правительством, оказалось, однако, несмотря . все попечения, решительно неспособным сложиться в прочную общественную группу и, просуществовав едва сотню лет, нынче совсем стушевалось, расплылось и слилось отчасти с государственной организацией, отчасти с буржуазией, отчасти так, неведомо куда, девалось. Буржуазия, выдвигаемая всеми условиями нашей жизни и при самом рождении своим поступившая также под крылышко правительства, без сомнения имеет более шансов на продолжительное существование и, если общие условия русской жизни не изменятся, она, конечно, скоро составит грозную общественную силу и подчинит себе не только массы народа, но и самое государство. Но это еще вопрос будущего. В настоящее время наша буржуазия составляет все-таки не более, как ничем не сплоченную толпу хищников; она не выработала еще ни сословного самосознания, ни миросозерцания, ни сословной солидарности. Буржуа западный действительно убежден в святости разных основ, на которых зиждется его сословие, и за эти основы положит голову свою. У нас нигде не встретишь более циничного неуважения к тем же основам, как именно в буржуа. Наш буржуа—не член сословия, а просто отдельный умный и неразборчивый в средствах хищник, который .в душе сам сознает, что действует не по совести и правде. Без сомнения, это явление временное, происходящее лишь оттого, что наш буржуа еще только народился на свет. Скоро, очень скоро он оформится; еще несколько поколений—и мы увидим у себя настоящего буржуа; увидим хищничество, возведенное в принцип, с теоретической основой, с прочным миросозерцанием, с сословной нравственностью. Все это будет, конечно, но только в том случае, если буржуазию не подсечет в корне общий переворот наших государственных и общественных отношений. Мы думаем, что он очень возможен, и если он действительно произойдет, то буржуазия наша так же сойдет со сцены, как сошло дворянство, потому что она, в сущности, создается тем же .государством.

Создается она государством отчасти вполне сознательно и преднамеренно, отчасти является как неизбежное последствие тех условий, в которые государство вгоняет народ и которые не могут не выдвигать из .массы хищническое кулацкое сословие.

С точки зрения всего существующего строя, наш крестьянин в настоящее время—ничто, хуже, чем ничто. Это какая-то рабочая скотина, какой-то баран, который существует исключительно для того, чтобы пастух мог питаться его мясом, одеваться его шерстью и шкурой. Таков принцип нашего государства. Народ—нуль, в смысле личности, в смысле человека. Его экономические интересы признаются лишь постольку, поскольку это нужно для государства. Крестьянин должен есть, пить, одеваться, иметь хижину исключительно для того, чтобы не издохнуть с голода, чтобы иметь возможность работать, вносить деньги в казначейство, поставлять годных для войны рекрут и т. п. Такое же значение имеет и его умственный и нравственный мир: от мужика требуется немного больше, чем от лошади; он должен иметь достаточно смысла для того, чтобы ходить в корню и на пристяжке, требуется, чтобы он не был норовистым, чтобы узнавал хозяина. Вое прочее—излишне и даже вредно. И вот такие-то экономические и нравственные принципы практикуются над мужиком сотни лет, практикуются могущественной, сравнительно с мужиком, высоко-интеллигентной ассоциацией, пронизывающей насквозь всю жизнь его; сообразно с этими принципами строятся сверху до низу все отношения государственные, сословные и общественные. Результаты получаются самые убийственные.

Крестьянин принижен, забит настолько, насколько у государства хватило сил. Он доведен до состояния нищенства в экономическом отношении, он из-за куска хлеба, из-за самых животных, но неумолимых потребностей, принужден вести ожесточеннейшую борьбу за существование. Все помыслы его должны направляться на то, чтобы добыть рубль для взноса податей, исполнить все повинности, накормить себя и семью и отдохнуть для новой работы. И это изо дня в день, вчера, нынче, завтра, целую жизнь. Некогда жить для себя, для человека, некогда думать, не о чем думать. Такова обстановка личности. Такова же обстановка и мира. 3ачем существует мир, община? Чем он занимается? Поставить рекрутов, собрать подати, взыскать недоимки, отправить натуральные повинности— вот жизнь мира. И насколько обезличивается крестьянин в невольной погоне за рублем, настолько же обезличивается и искажается община, задушаемая правительством в этой сфере исключительно фискальных и полицейских обязанностей.

Такая обстановка словно нарочно придумана для того, чтобы породить кулака. Для человека умного, энергичного, имеющего потребность личной жизни, в этой среде нет выхода: либо погибать вместе с миром, либо самому сделаться хищником. Как человек мирской—он нищий, презренное существо, которым всякий помыкает. Как хищник—он сразу выдвигается в особое, не упомянутое законами, но признаваемое практикой, сословие. Кулак-мироед— он не только получает возможность жить сносно в материальном отношении; он в первый раз делается человеком и даже гражданином; его уважают и начальство, и пол; его не станут ни бить по морде, ни ругаться над его человеческой личностью; закон начинает существовать для него. Может ли быть тут какой-нибудь выбор? Мы еще взяли только общую картину, возьмем детали. Что будет с умным и энергичным крестьянином, не изменившим мирским традициям? Это кандидат в «смутьяны», в «расстройщики», в «бунтовщики», кандидат на всевозможные гонения, порки, аресты, обыски, а то и больше. А приниженный, забитый, обезличенный мир часто не способен дать даже нравственную поддержку в этой тяжелой борьбе, и большинстве случаев кулак совершенно искренне и глубоко презирает мир за его бессилие, презирав и в лице отдельных членов, и в лице всей общины.

Нарождается кулак. Безвыходное положение гонит мужика в кабалу. Кто же виноват в этом? Кт же, как не государственный гнет, экономически гнет его, стремящийся привести массу к состоянию нищенства имущественного и отнимающий у него всякую возможность бороться с эксплоатацией; нравственный его гнет, приводящий массу к нищенству гражданскому и политическому, деморализирующий народ и забивающий его энергию. Устраните этот гнет и вы сразу отнимите 9/10 шансов для формирования буржуазии.

Перейдем выше. Вызывая появление буржуазии самым фактом своего существования, современное государство и в отдельных случаях совершенно сознательно втягивает ее в люди. Вспомним историю нашей промышленности. Кустарное производство целых губерний убивалось, благодаря всяческому покровительству крупной промышленности. Создавались даже такие отрасли фабричного производства, которые и поныне живут только покровительственным тарифом (напр., хлопчатобумажное, убившее народные кустарные полотна). Целые княжества создавались для горнозаводчиков, и сотню лет население Урала было отдано в рабство капиталистам, не умевшим вести дело даже так, как вели сами рабочие, оставаясь без хозяев (при Пугачеве). Железнодорожное дело представляет у нас также единственные в мире картины: все дороги построены на мужицкие деньги, на деньги государства, неизвестно зачем раздарившего сотни миллионов разным предпринимателям. Точно так же мужицкое золото лилось из пустого кармана правительства для поддержания биржевых спекуляций. Эта отеческая нежность правительства по отношению к буржуазии—факт, требующий вовсе не доказательства, а только указания, и мы указываем на него для того, чтобы лучше оттенить то обстоятельство, что у нас не государство есть создание буржуазии, как в Европе, а, наоборот, буржуазия создается государством.

Самостоятельное значение нашего государства составляет факт чрезвычайно важный, потому что, сообразуясь с этим, деятельность социально-революционной партии в России должна принять совершенно особый характер.

Россия, собственно говоря, представляет нечто в роде обширного поместья, принадлежащего компании под фирмой «Русское Государство». Экономическое и политическое :влияние, экономический и политический гнет здесь, как и быть должно, сливается и сводится к одному юридическому лицу—к этой самой компании. При таких условиях политическая и экономическая реформа становятся также совершенно неотделимы от другой и сливаются в один общегосударственный переворот. Непосредственным источником народных бедствий, рабства и нищеты является государство1.

1 Просим обратить внимание, что под словом государство мы постоянно понимаем именно современное Российское государство.

Поэтому, как, мы только задаемся целью освободить народ, наделить его землей, просветить его, ввести в его жизнь новые принципы или восстановить в их первобытной чистоте старые традиционные основы народной жизни,— словом, какою бы целью мы ни задавались, мы, если только эта цель становится в интересах массы, волей-неволей должны столкнуться с правительством, которое видит в народе своего экономического и политического раба. Для того, чтобы сделать что-нибудь для народа, приходится прежде всего освободить его из-под власти этого правительства, сломить самое правительство, отнять у него его господскую власть над мужиком. Таким образом, наша деятельность принимает политический характер. И это действительно происходит у нас, если не на словах, то на деле, со всякой революционной фракцией, независимо от ее теоретических взглядов, происходит в силу того простого обстоятельства, что современное государство, действительно самый страшный, самый крупный враг и разоритель народа во всех отношениях. Наш социалист ведет политическую борьбу так же естественно, как естественно говорит прозой человек, не имеющий даже никакого понятия о прозе и поэзии. Несмотря на это, большая, конечно, разница понять этот факт—значение современного государства—или не понимать его. Если мы действуем сознательно, то мы так и направим все свои удары против этого правительства, и тогда наши силы пойдут целиком на работу производительную, полезную. Если же мы будем бить правительство только невольно, независимо от своего желания и намерения, то, во-первых, огромный процент силы может уйти на фантастическую безрезультатную работу, а во-вторых, и самые удары, невольно наносимые нами правительству, принесут пользу только буржуазии, подготовят ей более легкую победу. Об этом, впрочем, ниже.



Возвратимся к делу. Борьба против существующего правительства, ослабляющая его и, стало быть, расчищающая дорогу политическому перевороту,—совершенно неизбежна при таких условиях,. когда мы на каждом шагу наталкиваемся на правительство, как на деятельного и самостоятельного врага народа. Она неизбежна, но этого мало. Она может оказаться важнейшей исторической услугой народу, если будет иметь сознательную и преднамеренную цель—произвести политический переворот в пользу именно его. Передача государственной власти в руки народа, в настоящее время, могла бы дать всей нашей истории совершенно новое направление и развитие в духе народного общинно-федеративного миросозерцания. Предположим, в самом деле, что наше правительство от каких бы то ни было причин (вследствие повсеместной революции, вследствие собственного истощения, в связи с нравственным давлением всех слоев населений и пр.)— принуждено ликвидировать свои дела. Составляется, самостоятельно или по приглашению правительства, учредительное собрание, снабженное приговорами своих избирателей (в роде cahiers в Assemblee constituante). В этом собрании 90% депутатов от крестьян и, если предположить, что наша партия: действует с достаточной ловкостью,—от партии. Что может постановить такое собрание? В высшей степени вероятно, что оно дало бы нам полный переворот всех наших экономических и государственных отношений; мы знаем, как устраивался наш народ всюду, где был свободен от давления государства; мы знаем принципы, которые развивал в своей жизни народ на Дону, на Яике, на Кубани, на Тереке, в сибирских раскольничьих поселениях, везде, где устраивался свободно, сообразуясь только с собственными наклонностями; мы знаем вечный лозунг народных движений. Право народа на землю, местная автономия, федерация—вот постоянные принципы народного миросозерцания. И нет в России такой силы, кроме государства, которая имела бы возможность с успехом становиться поперек дороги этим принципам. Устраните государство, и народ устроится, может быть, лучше, чем мы даже можем надеяться.

Нам могут возразить, что различные враждебные народу слои населения могли бы исказить результаты выборов, проведя своих людей в большинстве, и тогда мы получили бы такой общественный строй, который не имел бы ничего общего с народными -идеалами. На это мы ответим, что это еще вопрос, .вопрос даже и в том случае, если бы не было нас, социалистов-революционеров. Известно, напр., что в 1849 году в австрийском рейхстаге такое же, как наше, галицкое «мужичье» сумело провести своих кандидатов, и эти безграмотные депутаты не поддавались ни на какие парламентские ухищрения, не отступая ни на шаг от приговоров своих обществ и отстаивал упорнейшим образом мужицкую землю. Да и у нас сто лет тому назад, на земском соборе Екатерины, народ выбрал массу депутатов, весьма хорошо его представлявших. Бели же бы наша партия поняла все громадное значение политического переворота и занялась теперь же подготовкой к нему народа, а впоследствии дружно повела бы избирательную агитацию, то благоприятный исход был бы в высшей степени вероятен. Как ни слаба наша партия, а все же на выборах могла -бы успешно потягаться с дворянством, Совершенно непопулярным в народе, или с буржуазией, не доросшей еще даже до сословности, действующей разрозненно, особняком, бее общего шина и расчета.

Таким образом, политический переворот, т.-е. передача государственной власти в руки народа, отозвался бы теперь огромными и крайне полезными для народа последствиями во всех сферах его жизни. Теперь время для этого еще не упущено.. Но если бы мы, пренебрегая политической деятельностью, допустили существование современного государства еще на несколько поколений, то это, очень вероятно, затормозило бы народное дело на целые столетия. Современное государство, во всяком случае, слишком примитивная, слишком архаическая форма эксплоататорской ассоциации. Современная жизнь уже настолько дифференцировалась, что ее решительно не в состоянии охватить это допотопное государство. Требовательность населения увеличивается, недовольство разрастается, появляются в населении элементы не только более интеллигентные, но даже лучше организованные, чем государство. При таких условиях государству приходится затрачивать все более и более средств на свое самосохранение, и выжимаемые из народа соки уже теперь едва покрывают этот расход. Недалеко время, когда появится дефицит, и тогда государство наше может измором вымереть, дал; без экстраординарных толчков. Сознавая это, оно давно уже ищет себе каких-нибудь опор в само: населении, опор, разумеется, себе подобных, т.е. тоже среди хищнических элементов. Так, оно когда то выдвигало дворянство, но из дворянства ничего не вышло. Теперь оно старается опереться на буржуазию и, как самая усердная акушерка, хлопочет о благополучных родах этого уродливого детища народа. На этот раз его старания, конечно, увенчаются успехом, и буржуазия скоро подрастет; но зато не подлежит также ни малейшему сомнению, что, раз ставши прочно на ноги, она не потерпит над собой власти этого одряхлевшего государства и сумеет подчинить его себе. Политический переворот совершится, но совершится в том смысле, что власть перейдет в руки буржуазии. Наша роль при этом выйдет самая жалкая. Мы всем своим существованием, всей своей деятельностью, ведением и неведением, подкапывали государство, расшатывали и ослабляли его,—и все это собственно за тем, чтобы буржуазия могла легче его одолеть и сесть на его место! А захвативши власть в свои руки, буржуазия, конечно, сумеет закабалить народ поосновательнее, чем ныне, и найдет более действительные средства парализовать нашу деятельность, чем современное государство, кругозор которого не идет дальше тюрьмы и виселицы. Мы уже обращали внимание читателей на эту опасность и теперь снова повторяем, что для нас нужно принять какую-нибудь одну последовательную систему действий: или союз с государством и совместное с ним задушение буржуазии в самом зародыше, или—так как этот союз, очевидно, нелепейшая из нелепостей,—то борьба с государством; но если так, то уже борьба осмысленная, серьезная, с определенной целью, с непременным: результатом—возможно скорейшей передачей государственной власти в руки народа, пока еще не поздно, пока есть шансы на то, что власть перейдет действительно к нему. Теперь или никогда—вот наша дилемма".

(продолжение следует) �����, ��� �� ���? СКАЖИ, ЧТО НЕ ТАК?

Есть вещи, которые требуют объяснения. Но есть вещи, которые никаких объяснений не требуют. Достаточно просто открыть книгу и прочитать, что писали наши предки. А писали они много такого, что вполне объясняет происходящее в России сегодня, что будет завтра, и чем все закончится. Не меняя ни строчки предлагаю вам прочитать письма из далекого прошлого. Скажите, что не так?

10 ноября 1879.

"Ниспровержение существующих ныне государственных форм и подчинение государственной власти народу—так определяем мы главнейшую задачу социально-революцюнной партии в настоящее время, задачу, к которой невольно приводят нас современные русские условия. Мы принуждены остановиться еще на этом общем вопросе, прежде м перейти к частным формам деятельности, какими они нам представляются.

История создала у нас, на Руси, две главные самостоятельные силы: народ и государственную организацию. Другие социальные группы и поныне у нас имеют самое второстепенное значение. Наше дворянство, напр., вытащенное на свет божий за уши правительством, оказалось, однако, несмотря . все попечения, решительно неспособным сложиться в прочную общественную группу и, просуществовав едва сотню лет, нынче совсем стушевалось, расплылось и слилось отчасти с государственной организацией, отчасти с буржуазией, отчасти так, неведомо куда, девалось. Буржуазия, выдвигаемая всеми условиями нашей жизни и при самом рождении своим поступившая также под крылышко правительства, без сомнения имеет более шансов на продолжительное существование и, если общие условия русской жизни не изменятся, она, конечно, скоро составит грозную общественную силу и подчинит себе не только массы народа, но и самое государство. Но это еще вопрос будущего. В настоящее время наша буржуазия составляет все-таки не более, как ничем не сплоченную толпу хищников; она не выработала еще ни сословного самосознания, ни миросозерцания, ни сословной солидарности. Буржуа западный действительно убежден в святости разных основ, на которых зиждется его сословие, и за эти основы положит голову свою. У нас нигде не встретишь более циничного неуважения к тем же основам, как именно в буржуа. Наш буржуа—не член сословия, а просто отдельный умный и неразборчивый в средствах хищник, который .в душе сам сознает, что действует не по совести и правде. Без сомнения, это явление временное, происходящее лишь оттого, что наш буржуа еще только народился на свет. Скоро, очень скоро он оформится; еще несколько поколений—и мы увидим у себя настоящего буржуа; увидим хищничество, возведенное в принцип, с теоретической основой, с прочным миросозерцанием, с сословной нравственностью. Все это будет, конечно, но только в том случае, если буржуазию не подсечет в корне общий переворот наших государственных и общественных отношений. Мы думаем, что он очень возможен, и если он действительно произойдет, то буржуазия наша так же сойдет со сцены, как сошло дворянство, потому что она, в сущности, создается тем же .государством.

Создается она государством отчасти вполне сознательно и преднамеренно, отчасти является как неизбежное последствие тех условий, в которые государство вгоняет народ и которые не могут не выдвигать из .массы хищническое кулацкое сословие.

С точки зрения всего существующего строя, наш крестьянин в настоящее время—ничто, хуже, чем ничто. Это какая-то рабочая скотина, какой-то баран, который существует исключительно для того, чтобы пастух мог питаться его мясом, одеваться его шерстью и шкурой. Таков принцип нашего государства. Народ—нуль, в смысле личности, в смысле человека. Его экономические интересы признаются лишь постольку, поскольку это нужно для государства. Крестьянин должен есть, пить, одеваться, иметь хижину исключительно для того, чтобы не издохнуть с голода, чтобы иметь возможность работать, вносить деньги в казначейство, поставлять годных для войны рекрут и т. п. Такое же значение имеет и его умственный и нравственный мир: от мужика требуется немного больше, чем от лошади; он должен иметь достаточно смысла для того, чтобы ходить в корню и на пристяжке, требуется, чтобы он не был норовистым, чтобы узнавал хозяина. Вое прочее—излишне и даже вредно. И вот такие-то экономические и нравственные принципы практикуются над мужиком сотни лет, практикуются могущественной, сравнительно с мужиком, высоко-интеллигентной ассоциацией, пронизывающей насквозь всю жизнь его; сообразно с этими принципами строятся сверху до низу все отношения государственные, сословные и общественные. Результаты получаются самые убийственные.

Крестьянин принижен, забит настолько, насколько у государства хватило сил. Он доведен до состояния нищенства в экономическом отношении, он из-за куска хлеба, из-за самых животных, но неумолимых потребностей, принужден вести ожесточеннейшую борьбу за существование. Все помыслы его должны направляться на то, чтобы добыть рубль для взноса податей, исполнить все повинности, накормить себя и семью и отдохнуть для новой работы. И это изо дня в день, вчера, нынче, завтра, целую жизнь. Некогда жить для себя, для человека, некогда думать, не о чем думать. Такова обстановка личности. Такова же обстановка и мира. 3ачем существует мир, община? Чем он занимается? Поставить рекрутов, собрать подати, взыскать недоимки, отправить натуральные повинности— вот жизнь мира. И насколько обезличивается крестьянин в невольной погоне за рублем, настолько же обезличивается и искажается община, задушаемая правительством в этой сфере исключительно фискальных и полицейских обязанностей.

Такая обстановка словно нарочно придумана для того, чтобы породить кулака. Для человека умного, энергичного, имеющего потребность личной жизни, в этой среде нет выхода: либо погибать вместе с миром, либо самому сделаться хищником. Как человек мирской—он нищий, презренное существо, которым всякий помыкает. Как хищник—он сразу выдвигается в особое, не упомянутое законами, но признаваемое практикой, сословие. Кулак-мироед— он не только получает возможность жить сносно в материальном отношении; он в первый раз делается человеком и даже гражданином; его уважают и начальство, и пол; его не станут ни бить по морде, ни ругаться над его человеческой личностью; закон начинает существовать для него. Может ли быть тут какой-нибудь выбор? Мы еще взяли только общую картину, возьмем детали. Что будет с умным и энергичным крестьянином, не изменившим мирским традициям? Это кандидат в «смутьяны», в «расстройщики», в «бунтовщики», кандидат на всевозможные гонения, порки, аресты, обыски, а то и больше. А приниженный, забитый, обезличенный мир часто не способен дать даже нравственную поддержку в этой тяжелой борьбе, и большинстве случаев кулак совершенно искренне и глубоко презирает мир за его бессилие, презирав и в лице отдельных членов, и в лице всей общины.

Нарождается кулак. Безвыходное положение гонит мужика в кабалу. Кто же виноват в этом? Кт же, как не государственный гнет, экономически гнет его, стремящийся привести массу к состоянию нищенства имущественного и отнимающий у него всякую возможность бороться с эксплоатацией; нравственный его гнет, приводящий массу к нищенству гражданскому и политическому, деморализирующий народ и забивающий его энергию. Устраните этот гнет и вы сразу отнимите 9/10 шансов для формирования буржуазии.

Перейдем выше. Вызывая появление буржуазии самым фактом своего существования, современное государство и в отдельных случаях совершенно сознательно втягивает ее в люди. Вспомним историю нашей промышленности. Кустарное производство целых губерний убивалось, благодаря всяческому покровительству крупной промышленности. Создавались даже такие отрасли фабричного производства, которые и поныне живут только покровительственным тарифом (напр., хлопчатобумажное, убившее народные кустарные полотна). Целые княжества создавались для горнозаводчиков, и сотню лет население Урала было отдано в рабство капиталистам, не умевшим вести дело даже так, как вели сами рабочие, оставаясь без хозяев (при Пугачеве). Железнодорожное дело представляет у нас также единственные в мире картины: все дороги построены на мужицкие деньги, на деньги государства, неизвестно зачем раздарившего сотни миллионов разным предпринимателям. Точно так же мужицкое золото лилось из пустого кармана правительства для поддержания биржевых спекуляций. Эта отеческая нежность правительства по отношению к буржуазии—факт, требующий вовсе не доказательства, а только указания, и мы указываем на него для того, чтобы лучше оттенить то обстоятельство, что у нас не государство есть создание буржуазии, как в Европе, а, наоборот, буржуазия создается государством.

Самостоятельное значение нашего государства составляет факт чрезвычайно важный, потому что, сообразуясь с этим, деятельность социально-революционной партии в России должна принять совершенно особый характер. Россия, собственно говоря, представляет нечто в роде обширного поместья, принадлежащего компании под фирмой «Русское Государство». Экономическое и политическое :влияние, экономический и политический гнет здесь, как и быть должно, сливается и сводится к одному юридическому лицу—к этой самой компании. При таких условиях политическая и экономическая реформа становятся также совершенно неотделимы от другой и сливаются в один общегосударственный переворот. Непосредственным источником народных бедствий, рабства и нищеты является государство1.

1 Просим обратить внимание, что под словом государство мы постоянно понимаем именно современное Российское государство.

Поэтому, как, мы только задаемся целью освободить народ, наделить его землей, просветить его, ввести в его жизнь новые принципы или восстановить в их первобытной чистоте старые традиционные основы народной жизни,— словом, какою бы целью мы ни задавались, мы, если только эта цель становится в интересах массы, волей-неволей должны столкнуться с правительством, которое видит в народе своего экономического и политического раба. Для того, чтобы сделать что-нибудь для народа, приходится прежде всего освободить его из-под власти этого правительства, сломить самое правительство, отнять у него его господскую власть над мужиком. Таким образом, наша деятельность принимает политический характер. И это действительно происходит у нас, если не на словах, то на деле, со всякой революционной фракцией, независимо от ее теоретических взглядов, происходит в силу того простого обстоятельства, что современное государство, действительно самый страшный, самый крупный враг и разоритель народа во всех отношениях. Наш социалист ведет политическую борьбу так же естественно, как естественно говорит прозой человек, не имеющий даже никакого понятия о прозе и поэзии. Несмотря на это, большая, конечно, разница понять этот факт—значение современного государства—или не понимать его. Если мы действуем сознательно, то мы так и направим все свои удары против этого правительства, и тогда наши силы пойдут целиком на работу производительную, полезную. Если же мы будем бить правительство только невольно, независимо от своего желания и намерения, то, во-первых, огромный процент силы может уйти на фантастическую безрезультатную работу, а во-вторых, и самые удары, невольно наносимые нами правительству, принесут пользу только буржуазии, подготовят ей более легкую победу. Об этом, впрочем, ниже.



Возвратимся к делу. Борьба против существующего правительства, ослабляющая его и, стало быть, расчищающая дорогу политическому перевороту,—совершенно неизбежна при таких условиях,. когда мы на каждом шагу наталкиваемся на правительство, как на деятельного и самостоятельного врага народа. Она неизбежна, но этого мало. Она может оказаться важнейшей исторической услугой народу, если будет иметь сознательную и преднамеренную цель—произвести политический переворот в пользу именно его. Передача государственной власти в руки народа, в настоящее время, могла бы дать всей нашей истории совершенно новое направление и развитие в духе народного общинно-федеративного миросозерцания. Предположим, в самом деле, что наше правительство от каких бы то ни было причин (вследствие повсеместной революции, вследствие собственного истощения, в связи с нравственным давлением всех слоев населений и пр.)— принуждено ликвидировать свои дела. Составляется, самостоятельно или по приглашению правительства, учредительное собрание, снабженное приговорами своих избирателей (в роде cahiers в Assemblee constituante). В этом собрании 90% депутатов от крестьян и, если предположить, что наша партия: действует с достаточной ловкостью,—от партии. Что может постановить такое собрание? В высшей степени вероятно, что оно дало бы нам полный переворот всех наших экономических и государственных отношений; мы знаем, как устраивался наш народ всюду, где был свободен от давления государства; мы знаем принципы, которые развивал в своей жизни народ на Дону, на Яике, на Кубани, на Тереке, в сибирских раскольничьих поселениях, везде, где устраивался свободно, сообразуясь только с собственными наклонностями; мы знаем вечный лозунг народных движений. Право народа на землю, местная автономия, федерация—вот постоянные принципы народного миросозерцания. И нет в России такой силы, кроме государства, которая имела бы возможность с успехом становиться поперек дороги этим принципам. Устраните государство, и народ устроится, может быть, лучше, чем мы даже можем надеяться.

Нам могут возразить, что различные враждебные народу слои населения могли бы исказить результаты выборов, проведя своих людей в большинстве, и тогда мы получили бы такой общественный строй, который не имел бы ничего общего с народными -идеалами. На это мы ответим, что это еще вопрос, .вопрос даже и в том случае, если бы не было нас, социалистов-революционеров. Известно, напр., что в 1849 году в австрийском рейхстаге такое же, как наше, галицкое «мужичье» сумело провести своих кандидатов, и эти безграмотные депутаты не поддавались ни на какие парламентские ухищрения, не отступая ни на шаг от приговоров своих обществ и отстаивал упорнейшим образом мужицкую землю. Да и у нас сто лет тому назад, на земском соборе Екатерины, народ выбрал массу депутатов, весьма хорошо его представлявших. Бели же бы наша партия поняла все громадное значение политического переворота и занялась теперь же подготовкой к нему народа, а впоследствии дружно повела бы избирательную агитацию, то благоприятный исход был бы в высшей степени вероятен. Как ни слаба наша партия, а все же на выборах могла -бы успешно потягаться с дворянством, Совершенно непопулярным в народе, или с буржуазией, не доросшей еще даже до сословности, действующей разрозненно, особняком, бее общего шина и расчета.

Таким образом, политический переворот, т.-е. передача государственной власти в руки народа, отозвался бы теперь огромными и крайне полезными для народа последствиями во всех сферах его жизни. Теперь время для этого еще не упущено.. Но если бы мы, пренебрегая политической деятельностью, допустили существование современного государства еще на несколько поколений, то это, очень вероятно, затормозило бы народное дело на целые столетия. Современное государство, во всяком случае, слишком примитивная, слишком архаическая форма эксплоататорской ассоциации. Современная жизнь уже настолько дифференцировалась, что ее решительно не в состоянии охватить это допотопное государство. Требовательность населения увеличивается, недовольство разрастается, появляются в населении элементы не только более интеллигентные, но даже лучше организованные, чем государство. При таких условиях государству приходится затрачивать все более и более средств на свое самосохранение, и выжимаемые из народа соки уже теперь едва покрывают этот расход. Недалеко время, когда появится дефицит, и тогда государство наше может измором вымереть, дал; без экстраординарных толчков. Сознавая это, оно давно уже ищет себе каких-нибудь опор в само: населении, опор, разумеется, себе подобных, т.е. тоже среди хищнических элементов. Так, оно когда то выдвигало дворянство, но из дворянства ничего не вышло. Теперь оно старается опереться на буржуазию и, как самая усердная акушерка, хлопочет о благополучных родах этого уродливого детища народа. На этот раз его старания, конечно, увенчаются успехом, и буржуазия скоро подрастет; но зато не подлежит также ни малейшему сомнению, что, раз ставши прочно на ноги, она не потерпит над собой власти этого одряхлевшего государства и сумеет подчинить его себе. Политический переворот совершится, но совершится в том смысле, что власть перейдет в руки буржуазии. Наша роль при этом выйдет самая жалкая. Мы всем своим существованием, всей своей деятельностью, ведением и неведением, подкапывали государство, расшатывали и ослабляли его,—и все это собственно за тем, чтобы буржуазия могла легче его одолеть и сесть на его место! А захвативши власть в свои руки, буржуазия, конечно, сумеет закабалить народ поосновательнее, чем ныне, и найдет более действительные средства парализовать нашу деятельность, чем современное государство, кругозор которого не идет дальше тюрьмы и виселицы. Мы уже обращали внимание читателей на эту опасность и теперь снова повторяем, что для нас нужно принять какую-нибудь одну последовательную систему действий: или союз с государством и совместное с ним задушение буржуазии в самом зародыше, или—так как этот союз, очевидно, нелепейшая из нелепостей,—то борьба с государством; но если так, то уже борьба осмысленная, серьезная, с определенной целью, с непременным: результатом—возможно скорейшей передачей государственной власти в руки народа, пока еще не поздно, пока есть шансы на то, что власть перейдет действительно к нему. Теперь или никогда—вот наша дилемма".

(продолжение следует) �����, ��� �� ���? СКАЖИ, ЧТО НЕ ТАК?

Есть вещи, которые требуют объяснения. Но есть вещи, которые никаких объяснений не требуют. Достаточно просто открыть книгу и прочитать, что писали наши предки. А писали они много такого, что вполне объясняет происходящее в России сегодня, что будет завтра, и чем все закончится. Не меняя ни строчки предлагаю вам прочитать письма из далекого прошлого. Скажите, что не так?

10 ноября 1879.

"Ниспровержение существующих ныне государственных форм и подчинение государственной власти народу—так определяем мы главнейшую задачу социально-революцюнной партии в настоящее время, задачу, к которой невольно приводят нас современные русские условия. Мы принуждены остановиться еще на этом общем вопросе, прежде м перейти к частным формам деятельности, какими они нам представляются.

История создала у нас, на Руси, две главные самостоятельные силы: народ и государственную организацию. Другие социальные группы и поныне у нас имеют самое второстепенное значение. Наше дворянство, напр., вытащенное на свет божий за уши правительством, оказалось, однако, несмотря . все попечения, решительно неспособным сложиться в прочную общественную группу и, просуществовав едва сотню лет, нынче совсем стушевалось, расплылось и слилось отчасти с государственной организацией, отчасти с буржуазией, отчасти так, неведомо куда, девалось. Буржуазия, выдвигаемая всеми условиями нашей жизни и при самом рождении своим поступившая также под крылышко правительства, без сомнения имеет более шансов на продолжительное существование и, если общие условия русской жизни не изменятся, она, конечно, скоро составит грозную общественную силу и подчинит себе не только массы народа, но и самое государство. Но это еще вопрос будущего. В настоящее время наша буржуазия составляет все-таки не более, как ничем не сплоченную толпу хищников; она не выработала еще ни сословного самосознания, ни миросозерцания, ни сословной солидарности. Буржуа западный действительно убежден в святости разных основ, на которых зиждется его сословие, и за эти основы положит голову свою. У нас нигде не встретишь более циничного неуважения к тем же основам, как именно в буржуа. Наш буржуа—не член сословия, а просто отдельный умный и неразборчивый в средствах хищник, который .в душе сам сознает, что действует не по совести и правде. Без сомнения, это явление временное, происходящее лишь оттого, что наш буржуа еще только народился на свет. Скоро, очень скоро он оформится; еще несколько поколений—и мы увидим у себя настоящего буржуа; увидим хищничество, возведенное в принцип, с теоретической основой, с прочным миросозерцанием, с сословной нравственностью. Все это будет, конечно, но только в том случае, если буржуазию не подсечет в корне общий переворот наших государственных и общественных отношений. Мы думаем, что он очень возможен, и если он действительно произойдет, то буржуазия наша так же сойдет со сцены, как сошло дворянство, потому что она, в сущности, создается тем же .государством.

Создается она государством отчасти вполне сознательно и преднамеренно, отчасти является как неизбежное последствие тех условий, в которые государство вгоняет народ и которые не могут не выдвигать из .массы хищническое кулацкое сословие.

С точки зрения всего существующего строя, наш крестьянин в настоящее время—ничто, хуже, чем ничто. Это какая-то рабочая скотина, какой-то баран, который существует исключительно для того, чтобы пастух мог питаться его мясом, одеваться его шерстью и шкурой. Таков принцип нашего государства. Народ—нуль, в смысле личности, в смысле человека. Его экономические интересы признаются лишь постольку, поскольку это нужно для государства. Крестьянин должен есть, пить, одеваться, иметь хижину исключительно для того, чтобы не издохнуть с голода, чтобы иметь возможность работать, вносить деньги в казначейство, поставлять годных для войны рекрут и т. п. Такое же значение имеет и его умственный и нравственный мир: от мужика требуется немного больше, чем от лошади; он должен иметь достаточно смысла для того, чтобы ходить в корню и на пристяжке, требуется, чтобы он не был норовистым, чтобы узнавал хозяина. Вое прочее—излишне и даже вредно. И вот такие-то экономические и нравственные принципы практикуются над мужиком сотни лет, практикуются могущественной, сравнительно с мужиком, высоко-интеллигентной ассоциацией, пронизывающей насквозь всю жизнь его; сообразно с этими принципами строятся сверху до низу все отношения государственные, сословные и общественные. Результаты получаются самые убийственные.

Крестьянин принижен, забит настолько, насколько у государства хватило сил. Он доведен до состояния нищенства в экономическом отношении, он из-за куска хлеба, из-за самых животных, но неумолимых потребностей, принужден вести ожесточеннейшую борьбу за существование. Все помыслы его должны направляться на то, чтобы добыть рубль для взноса податей, исполнить все повинности, накормить себя и семью и отдохнуть для новой работы. И это изо дня в день, вчера, нынче, завтра, целую жизнь. Некогда жить для себя, для человека, некогда думать, не о чем думать. Такова обстановка личности. Такова же обстановка и мира. 3ачем существует мир, община? Чем он занимается? Поставить рекрутов, собрать подати, взыскать недоимки, отправить натуральные повинности— вот жизнь мира. И насколько обезличивается крестьянин в невольной погоне за рублем, настолько же обезличивается и искажается община, задушаемая правительством в этой сфере исключительно фискальных и полицейских обязанностей.

Такая обстановка словно нарочно придумана для того, чтобы породить кулака. Для человека умного, энергичного, имеющего потребность личной жизни, в этой среде нет выхода: либо погибать вместе с миром, либо самому сделаться хищником. Как человек мирской—он нищий, презренное существо, которым всякий помыкает. Как хищник—он сразу выдвигается в особое, не упомянутое законами, но признаваемое практикой, сословие. Кулак-мироед— он не только получает возможность жить сносно в материальном отношении; он в первый раз делается человеком и даже гражданином; его уважают и начальство, и пол; его не станут ни бить по морде, ни ругаться над его человеческой личностью; закон начинает существовать для него. Может ли быть тут какой-нибудь выбор? Мы еще взяли только общую картину, возьмем детали. Что будет с умным и энергичным крестьянином, не изменившим мирским традициям? Это кандидат в «смутьяны», в «расстройщики», в «бунтовщики», кандидат на всевозможные гонения, порки, аресты, обыски, а то и больше. А приниженный, забитый, обезличенный мир часто не способен дать даже нравственную поддержку в этой тяжелой борьбе, и большинстве случаев кулак совершенно искренне и глубоко презирает мир за его бессилие, презирав и в лице отдельных членов, и в лице всей общины.

Нарождается кулак. Безвыходное положение гонит мужика в кабалу. Кто же виноват в этом? Кт же, как не государственный гнет, экономически гнет его, стремящийся привести массу к состоянию нищенства имущественного и отнимающий у него всякую возможность бороться с эксплоатацией; нравственный его гнет, приводящий массу к нищенству гражданскому и политическому, деморализирующий народ и забивающий его энергию. Устраните этот гнет и вы сразу отнимите 9/10 шансов для формирования буржуазии.

Перейдем выше. Вызывая появление буржуазии самым фактом своего существования, современное государство и в отдельных случаях совершенно сознательно втягивает ее в люди. Вспомним историю нашей промышленности. Кустарное производство целых губерний убивалось, благодаря всяческому покровительству крупной промышленности. Создавались даже такие отрасли фабричного производства, которые и поныне живут только покровительственным тарифом (напр., хлопчатобумажное, убившее народные кустарные полотна). Целые княжества создавались для горнозаводчиков, и сотню лет население Урала было отдано в рабство капиталистам, не умевшим вести дело даже так, как вели сами рабочие, оставаясь без хозяев (при Пугачеве). Железнодорожное дело представляет у нас также единственные в мире картины: все дороги построены на мужицкие деньги, на деньги государства, неизвестно зачем раздарившего сотни миллионов разным предпринимателям. Точно так же мужицкое золото лилось из пустого кармана правительства для поддержания биржевых спекуляций. Эта отеческая нежность правительства по отношению к буржуазии—факт, требующий вовсе не доказательства, а только указания, и мы указываем на него для того, чтобы лучше оттенить то обстоятельство, что у нас не государство есть создание буржуазии, как в Европе, а, наоборот, буржуазия создается государством.

Самостоятельное значение нашего государства составляет факт чрезвычайно важный, потому что, сообразуясь с этим, деятельность социально-революционной партии в России должна принять совершенно особый характер. Россия, собственно говоря, представляет нечто в роде обширного поместья, принадлежащего компании под фирмой «Русское Государство». Экономическое и политическое :влияние, экономический и политический гнет здесь, как и быть должно, сливается и сводится к одному юридическому лицу—к этой самой компании. При таких условиях политическая и экономическая реформа становятся также совершенно неотделимы от другой и сливаются в один общегосударственный переворот. Непосредственным источником народных бедствий, рабства и нищеты является государство1.

1 Просим обратить внимание, что под словом государство мы постоянно понимаем именно современное Российское государство.

Поэтому, как, мы только задаемся целью освободить народ, наделить его землей, просветить его, ввести в его жизнь новые принципы или восстановить в их первобытной чистоте старые традиционные основы народной жизни,— словом, какою бы целью мы ни задавались, мы, если только эта цель становится в интересах массы, волей-неволей должны столкнуться с правительством, которое видит в народе своего экономического и политического раба. Для того, чтобы сделать что-нибудь для народа, приходится прежде всего освободить его из-под власти этого правительства, сломить самое правительство, отнять у него его господскую власть над мужиком. Таким образом, наша деятельность принимает политический характер. И это действительно происходит у нас, если не на словах, то на деле, со всякой революционной фракцией, независимо от ее теоретических взглядов, происходит в силу того простого обстоятельства, что современное государство, действительно самый страшный, самый крупный враг и разоритель народа во всех отношениях. Наш социалист ведет политическую борьбу так же естественно, как естественно говорит прозой человек, не имеющий даже никакого понятия о прозе и поэзии. Несмотря на это, большая, конечно, разница понять этот факт—значение современного государства—или не понимать его. Если мы действуем сознательно, то мы так и направим все свои удары против этого правительства, и тогда наши силы пойдут целиком на работу производительную, полезную. Если же мы будем бить правительство только невольно, независимо от своего желания и намерения, то, во-первых, огромный процент силы может уйти на фантастическую безрезультатную работу, а во-вторых, и самые удары, невольно наносимые нами правительству, принесут пользу только буржуазии, подготовят ей более легкую победу. Об этом, впрочем, ниже.



Возвратимся к делу. Борьба против существующего правительства, ослабляющая его и, стало быть, расчищающая дорогу политическому перевороту,—совершенно неизбежна при таких условиях,. когда мы на каждом шагу наталкиваемся на правительство, как на деятельного и самостоятельного врага народа. Она неизбежна, но этого мало. Она может оказаться важнейшей исторической услугой народу, если будет иметь сознательную и преднамеренную цель—произвести политический переворот в пользу именно его. Передача государственной власти в руки народа, в настоящее время, могла бы дать всей нашей истории совершенно новое направление и развитие в духе народного общинно-федеративного миросозерцания. Предположим, в самом деле, что наше правительство от каких бы то ни было причин (вследствие повсеместной революции, вследствие собственного истощения, в связи с нравственным давлением всех слоев населений и пр.)— принуждено ликвидировать свои дела. Составляется, самостоятельно или по приглашению правительства, учредительное собрание, снабженное приговорами своих избирателей (в роде cahiers в Assemblee constituante). В этом собрании 90% депутатов от крестьян и, если предположить, что наша партия: действует с достаточной ловкостью,—от партии. Что может постановить такое собрание? В высшей степени вероятно, что оно дало бы нам полный переворот всех наших экономических и государственных отношений; мы знаем, как устраивался наш народ всюду, где был свободен от давления государства; мы знаем принципы, которые развивал в своей жизни народ на Дону, на Яике, на Кубани, на Тереке, в сибирских раскольничьих поселениях, везде, где устраивался свободно, сообразуясь только с собственными наклонностями; мы знаем вечный лозунг народных движений. Право народа на землю, местная автономия, федерация—вот постоянные принципы народного миросозерцания. И нет в России такой силы, кроме государства, которая имела бы возможность с успехом становиться поперек дороги этим принципам. Устраните государство, и народ устроится, может быть, лучше, чем мы даже можем надеяться.

Нам могут возразить, что различные враждебные народу слои населения могли бы исказить результаты выборов, проведя своих людей в большинстве, и тогда мы получили бы такой общественный строй, который не имел бы ничего общего с народными -идеалами. На это мы ответим, что это еще вопрос, .вопрос даже и в том случае, если бы не было нас, социалистов-революционеров. Известно, напр., что в 1849 году в австрийском рейхстаге такое же, как наше, галицкое «мужичье» сумело провести своих кандидатов, и эти безграмотные депутаты не поддавались ни на какие парламентские ухищрения, не отступая ни на шаг от приговоров своих обществ и отстаивал упорнейшим образом мужицкую землю. Да и у нас сто лет тому назад, на земском соборе Екатерины, народ выбрал массу депутатов, весьма хорошо его представлявших. Бели же бы наша партия поняла все громадное значение политического переворота и занялась теперь же подготовкой к нему народа, а впоследствии дружно повела бы избирательную агитацию, то благоприятный исход был бы в высшей степени вероятен. Как ни слаба наша партия, а все же на выборах могла -бы успешно потягаться с дворянством, Совершенно непопулярным в народе, или с буржуазией, не доросшей еще даже до сословности, действующей разрозненно, особняком, бее общего шина и расчета.

Таким образом, политический переворот, т.-е. передача государственной власти в руки народа, отозвался бы теперь огромными и крайне полезными для народа последствиями во всех сферах его жизни. Теперь время для этого еще не упущено.. Но если бы мы, пренебрегая политической деятельностью, допустили существование современного государства еще на несколько поколений, то это, очень вероятно, затормозило бы народное дело на целые столетия. Современное государство, во всяком случае, слишком примитивная, слишком архаическая форма эксплоататорской ассоциации. Современная жизнь уже настолько дифференцировалась, что ее решительно не в состоянии охватить это допотопное государство. Требовательность населения увеличивается, недовольство разрастается, появляются в населении элементы не только более интеллигентные, но даже лучше организованные, чем государство. При таких условиях государству приходится затрачивать все более и более средств на свое самосохранение, и выжимаемые из народа соки уже теперь едва покрывают этот расход. Недалеко время, когда появится дефицит, и тогда государство наше может измором вымереть, дал; без экстраординарных толчков. Сознавая это, оно давно уже ищет себе каких-нибудь опор в само: населении, опор, разумеется, себе подобных, т.е. тоже среди хищнических элементов. Так, оно когда то выдвигало дворянство, но из дворянства ничего не вышло. Теперь оно старается опереться на буржуазию и, как самая усердная акушерка, хлопочет о благополучных родах этого уродливого детища народа. На этот раз его старания, конечно, увенчаются успехом, и буржуазия скоро подрастет; но зато не подлежит также ни малейшему сомнению, что, раз ставши прочно на ноги, она не потерпит над собой власти этого одряхлевшего государства и сумеет подчинить его себе. Политический переворот совершится, но совершится в том смысле, что власть перейдет в руки буржуазии. Наша роль при этом выйдет самая жалкая. Мы всем своим существованием, всей своей деятельностью, ведением и неведением, подкапывали государство, расшатывали и ослабляли его,—и все это собственно за тем, чтобы буржуазия могла легче его одолеть и сесть на его место! А захвативши власть в свои руки, буржуазия, конечно, сумеет закабалить народ поосновательнее, чем ныне, и найдет более действительные средства парализовать нашу деятельность, чем современное государство, кругозор которого не идет дальше тюрьмы и виселицы. Мы уже обращали внимание читателей на эту опасность и теперь снова повторяем, что для нас нужно принять какую-нибудь одну последовательную систему действий: или союз с государством и совместное с ним задушение буржуазии в самом зародыше, или—так как этот союз, очевидно, нелепейшая из нелепостей,—то борьба с государством; но если так, то уже борьба осмысленная, серьезная, с определенной целью, с непременным: результатом—возможно скорейшей передачей государственной власти в руки народа, пока еще не поздно, пока есть шансы на то, что власть перейдет действительно к нему. Теперь или никогда—вот наша дилемма".

(продолжение следует)