Ты виноват уж в том, что был рожден евреем!

 

 

Обвинения евреев в ритуальных убийствах продолжаются и поныне. Только их проводниками выступают не темные христианские массы, а политические и религиозные авторитеты мусульманских стран

У трагедии 8 января - печально знаменитой стрельбы в Тусоне, штат Аризона, когда 22-летний житель Тусона Джаред Ли Лофнер совершил покушение на члена Конгресса от Аризоны, еврейку Габриэль Джиффордс, в результате чего погибло 6 человек, - появились неожиданные последствия. Эта трагедия положила начало обсуждению американской общественностью термина, редко используемого в настоящее время и плохо изученного в США. Поводом стала реакция бывшего губернатора Аляски и кандидата в вице-президенты Сары Пэйлин на обвинения, что ее риторика о политических противниках спровоцировала одинокого безумца. Она заявила, что выпады ее противников - современная версия "кровавого навета".

Применение Пэйлин этого термина воспламенило ее противников, но пролило очень мало света и на его религиозное происхождение, и на его ужасное историческое наследие. Все, кто вступил в эту перепалку, говорили об этом "кровавом навете" как давно дискредитировавшей себя клевете против евреев. Один законодатель приписал его происхождение нацистам, другой - советской власти. А ведь этот термин, как и само явление, имеющие куда более глубокие корни, живы и здоровы, а сегодня - более чем когда-либо.

На самом деле "кровавый навет" возник не в Германии, не в России, а в Англии, и, в частности, в средневековом восточно-английском городке Норидже (его еще называют по-русски Норвичем; по странному стечению обстоятельств, в номере газеты "Нью-Йорк Таймс" от 23 января, в разделе "Путешествия", помещена статья о Норидже, которая уделяет значительное внимание богатой истории христианского благочестия этого города, опустив упоминание о какой-либо темной его стороне). В 1144 году в лесу неподалеку от города был найден окровавленный труп заколотого кинжалом Уильяма, двенадцатилетнего подростка. Местные евреи были не только обвинены в его смерти, но и в возрождении ритуала распятия. Эта клевета, в конечном счете, способствовала известности Уильяма как мученика и, наконец, привела к приобщению его к лику святых.

Слух, что евреи повторно воспроизвели убийство Иисуса в Страстную пятницу, мгновенно распространился по другим города во всей Англии, а оттуда перебрался через Ла-Манш, воспламеняя доселе беспрецедентную демонизацию евреев в самый разгар Второго крестового похода.

В ходе этого процесса первоначальная клевета о распятии стала быстро приукрашиваться такой ужасной выдумкой, будто безжизненные тела этих невинных жертв затем были полностью обескровлены для использования в праздновании еврейской Пасхи.

По меньшей мере, четыре папы Римских, наряду со многими монархами, как в франко-немецких землях Западной Европы, так позднее и на восточном направлении, жестко осудили это обвинение, как ложь. И, тем не менее, этот навет пустил глубокие корни в средневековой христианской фантазии, что привело к бесчисленным судебным разбирательствам и публичным сожжениям на кострах этих обвиняемых.

Хотя для обоснования этого навета выдвигались самые разнообразные иррациональные мифы, центральным суждением было то, что евреям на самом деле требуется кровь невинных христианских детей как ключевой компонент афикомана, кусочка мацы, который употребляется в заключение пасхального Седера. Каким бы диким это ни казалось, но звучат два убедительных богословских лейтмотива. На простом уровне считалось, что в ритуальном возрождении своего вероломного акта пролития крови Христа евреи продолжают подтверждать своим самоосуждением счёт, предъявляемый им Евангелием: "И тогда ответил весь народ и сказал: кровь Его на нас, и на детях наших "(Мф. 27:25). На более глубоком психологическом уровне эта клевета может поддерживаться невежественным объяснением долговечности этого же акта вероломства. То есть, евреи, осознавая, что кровь Христа необходима для их собственного спасения, продолжали отказываться принять его как своего Спасителя, из чисто дьявольского упрямства.

Вместо этого, во время празднования Искупления, они пытались осуществлять своё спасение употреблением крови крещёного невинного ребенка.

Начиная с XVI века, несмотря на прежние усилия польских и литовских королевских семей, "кровавый навет" обрёл для себя самую плодородную почву в Восточной Европе. Он испытал бурное возрождение в конце XIX века в России, где вызвал десятки погромов, печально известную волну, которая началась в Кишиневе в 1903 году. В ХХ столетии самым позорным примером и фактом, который породил возмущение во всем западном мире, было возбуждение царским правительством в Киеве в 1913 году, уголовного дела против Менделя Бейлиса.

Но после этого, и особенно в после того, как мир узнал весь кошмар Холокоста, эта клевета, казалось, исчезла напрочь. В эпилоге к книге "Кровавый навет", написанной в 1966 году, в своём мастерском предъявлении счета делу Бейлиса, Морис Сэмюэль утверждал, что "кровавый навет" проделал свой исторический путь, став "незначительным фактором в антисемитизме второй половины прошлого века". Учитывая, что "всё ещё там и сям неожиданно возникали какие-то публикации", Самуэль, тем не менее, пришёл к выводу, что как источник "основной агитации", этот навет был уничтожен не только делом Бейлиса и последующими событиями, но, что более важно, "духом времени".

Увы, этот навет далеко не мёртв. Скорее, как и в случае многих других, полных ненависти, и полностью дискредитированных христианских мифов о евреях, этот "кровавый навет" перекочевал в арабский мир. Там он пользуется широко распространёнными доверием и поддержкой.

Еще в 1960-х годах книги, изданные в Египте, ссылались на "талмудические человеческие жертвы". В 1982 году влиятельный сирийский политик Мустафа Тласс опубликовал книгу "Маца Сиона", бестселлер, выдержавший много тиражей, подтвердивший "правду" о пресловутом деле 1840 года - "кровавом навете" в Дамаске: и по сей день эта книга Тласса цитируется в качестве авторитетного текста о том, как евреи и сионисты продолжают совершать ритуальные убийства арабских детей. Арабские газеты и телевизионные сети, спонсируемые правительствами, регулярно публикуют и транслируют вариации "кровавого навета". Наиболее заметным среди них был мини-сериал из "Изгнание", который был показан и в сети "Хизбаллы" "Аль-Манар", и на канале "Аль-Джазира" многим миллионам телезрителей; он включал в себя ужасные изображения длиннобородых и горбоносых раввинов, извлекающих кровь из трупов безжизненных арабских детей.

Конечно, центральная роль евреев в распятии Иисуса этот единственный источник силы "кровавого навета", не имеет никакого резонанса в исламской теологии или истории. Следовательно, этот миф должен был быть скорректирован. Вероятно, такая наиболее творческая адаптация была достигнута в марте 2002 года, когда ведущий ежедневной программы саудовского радио Аль-Риядх заявил, что печенье "Уши Амана", которое едят на праздник Пурим, заполнено не маком или черносливом, а кровью беззащитных мусульманских детей. Аман-то, хоть и был язычником, жил в Персии, а Персия ныне - страна мусульманская...

Если оставить в стороне такие усилия, приспосабливающие некоторое подобие исторической "логики" для нужд "кровавого навета", чтобы доставить удовольствие арабской публике, то широко распространённое убеждение мусульман в этой тысячелетней клевете свидетельствует о ненависти даже большей, чем ненависть, распространявшаяся среди неграмотных средневековых крестьян-христиан. Для последних, по крайней мере, было богословское обоснование. Кроме того, в отличие от многих пап и христианских монархов, которые, хоть и безуспешно, но отрицали истину об этом "кровавом навете", его распространение в странах арабского мира сегодня официально одобрено как религиозными верховными органами, так и правительствами. Так как мы теперь наблюдаем, что некоторые из этих правительств находятся под угрозой падения (вслед за падением режима Хосни Мубарака), то трудно не задаться вопросом, каких новых форм диффамации еще можно ожидать - и будет ли их существование по-прежнему игнорироваться западными наблюдателями, как это было продемонстрировано в реакции на злосчастную ремарку Сары Пэйлин.