Приучение клиента к негативу

Сегодня человечество потихоньку забывает, что такое фотографический негатив, а в конце девятнадцатого века наоборот, люди никак не могли понять, что это такое, и для чего он нужен. Всё объясняется очень просто — взгляните на снимок из моей коллекции, приведённый ниже.


Это — фотография на металлической пластине, ферротип. Обыденная для позапрошлого века вещь. И можете мне поверить, такого снимка нет больше ни у кого, он существует в одном-единственном экземпляре. Первые фотографии, дагерротипы и ферротипы, всегда изготавливались в единственном числе. Человек приходил в студию, фотографировался, и получал на руки ОДНУ фотографию. Стадия негатива отсутствовала, сама металлическая пластинка была и негативом, и позитивом, как в Полароиде. 

Появление двухступенчатого процесса "негатив-позитив" стало техническим прорывом, а получение неограниченного количества копий одной фотографии обещало светописцам дополнительный заработок. Оставалось самое трудное — объяснить принцип тиражирования фотографических отпечатков людям, которые привыкли к схеме "одна съёмка-одна фотография". Литографии, печатающие фотографические бланки, немедленно изменили свои клише, и теперь как каждом отпечатке, выданном заказчику, обнаруживалось напоминание о возможности получить больше фотографий.



Чтобы подстегнуть клиента, обещались скидки.


Приучив публику к возможности заказать дополнительные отпечатки, фотографы вскоре столкнулись с тем, что со временем негативы накапливаются, и найти один, нужный заказчику, бывает весьма непросто. Потребовалась некоторая систематизация, и на фотографических бланках появилась специальная графа, где указывался порядковый номер стекляшки, с которой производился отпечаток.


Нумерация принесла временное облегчение, но вскоре возникла новая проблема — негативов стало слишком много. Ящики, наполненные стёклами, загромождали всё пространство лабораторий, и требовали всё больше и больше места. Арендовать склады выходило дорого, и хлопотно. Стало ясно, что от запасов придётся избавляться. И тут возник вопрос — когда выбрасывать негатив? Через какое время после съёмки? Разнообразие решений этого вопроса поистине изумляет. 

Самый нетерпеливый из фотографов, господин Репин, предлагал клиентам три месяца хранения негативов.


Симферопольский фотограф Петлоренко был немного щедрее, и давал на размышление уже до полугода.




Успешный светописец из Борисоглебска, мистер Нежельский, хранил негативы целый год. 


А столичный мастер, господин Страхов, по всей видимости, имел весьма обширные кладовые, у него было достаточно места чтобы хранить негативы на протяжении трёх лет.


Ну а "Большая французская фотография в Москве" удивляла обещанием не выбрасывать ваши изображения целых пять лет.


Высокую планку установил мастер из Екатеринодара, мсье Черновъ. Возможно, у него было не так много заказчиков, или на Красной 67 имелся обширный подвал, но снявшись у "Фотографа Двора Его Императорскаго Высочества", вы и спустя десять лет могли придти, и непринуждённо заказать ещё пару отпечатков.


Что примечательно, много лет спустя преемник Чернова, господин Болдырев, хоть и не имел такого же шикарного бланка, как у предшественника, но тоже обещал хранить негативы минимум десять лет!


Но как бы ни было обидно светописцам Кубани, а в финальном зачёте Екатеринодарские фотографы пальму первенства удержать не смогли. Опять нашу казачью гордость растоптали кляти москали! Да и о каком соревновании могла идти речь, если мистер Пономарёв заявил, что у него "негатив хранится навсегда"?


И пусть в слове "негатив" допущена грамматическая ошибка, разве это важно? 

Как-то раз я слышал историю о том, как некий товарищ в начале двухтысячных явился на Серпуховскую улицу, нашёл дом, в котором работал фотограф Пономарёв, и демонстрируя оригинальный бланк с обещанием вечного хранения негативов, потребовал дополнительных отпечатков. Не знаю, насколько правдива эта история, но именно так и должен был закончиться рассказ о круговороте негативов в дореволюционной России.