Тостуемый пьет до дна. Он не батюшка, он раввин, ребе…

Александр Ефремович Яблочкин работал директором фильмов, сейчас это называется иначе – «продюсер». Под его руководством создались картины, которые можно смело назвать советской классикой: «Афоня», «Июльский дождь», «Время, вперед!».
До начала карьеры в «Мосфильме» Яблочкин работал в еврейском театре у Михоэлса. Возможно, Александр Ефремович мог бы добиться там большего успеха, но в 1948 году Михоэлса лишили жизнь. Театр закрыли, а всех причастных к нему отправили в Воркуту. Тогда Яблочкин отсидел 5 лет.

У директора картины «Афоня», Александра Яблочкина, как и у любого творческого деятеля, была удивительная жизнь. Надо сказать, что и прощание с ним было не менее впечатляющим…
Яблочкин ушел из жизни в 59 лет. Это случилось неожиданно и быстро. Он как всегда пришел на работу, показал свой пропуск и просто упал. На его похороны пришло огромное количество людей. Друзья заказали даже оркестр. Среди гостей был старый раввин. Коллеги Яблочкина из «Мосфильма» до последнего отговаривали родных продюсера приглашать раввина, но уговоры не подействовали.
Зампрофорга студии Савелий Ивасков был ответственен за организацию похорон, поэтому всем и всеми командовал. Все было рассчитано по минутам. Так, по плану, дирижер оркестра должен был начинать играть после того, как Ивасков махнет ему рукой.
Георгий Данелия в своей книге «Тостуемый пьет до дна» вспоминает об этом дне:
«Ивасков встал в торце могилы и сказал раввину:
— Приступай, батюшка.
— Он не батюшка, он раввин, ребе… — поправила Иваскова сестра Яблочкина.
— Ну, ребе…»


90-летний раввин не спешил начинать, он несколько раз что-то переспрашивал у родственников Яблочкина, сверялся со своими записями.

Ивасков все больше выходил из себя, он и так был против еврейского священника, а тут еще и в мороз приходилось ждать, пока тот начнет. Недовольный Ивасков не скрывал своих эмоций и все время торопил раввина. Расстроенный священник начал молиться. Подойдя к родным Яблочкина, раввин запел на русском:
«— И сестра его Мария, и сын его Гриша, и дочь его Лора… (Лора была намного моложе мужа.)
— Отец! — Ивасков поднял руку и отрицательно помахал. — Лора — не дочь…» — пишет Данелия.
В эту же секунду заиграл оркестр, гимн Советского Союза было слышно по всей округе. Старенький ребе испугался громкой музыки, оступился, но благодаря стоявшим рядом людям смог удержаться на ногах.


Ивасков еще больше разозлился и прокричал дирижеру: «Рубен Артемович, сигнал был не вам!» Сестра Яблочкина объяснила ребе, что Гриша – племянник, а Лора – жена покойного. Тогда раввин запел вновь. Дойдя до родственников, он продолжил: «…Сестра Мария, племянник Гриша и дочь Гриши — Лора».
Ивасков снова от злости махнул рукой, а оркестр, приняв это за знак, заиграл советский гимн. «Папаша, я извиняюсь, конечно, вы по-русски понимаете? Вы можете сказать нам, что гражданка Лора Яблочкина не дочка, а жена?! Супруга, понимаете?!» — закричал зампрофорга студии.
Растерянный раввин заново начал молитву. Данелия вспоминает:
«Дойдя до опасного места, ребе сделал паузу и пропел очень четко:
— Сестра — Мария, племянник — Гриша. И не дочь! — он поверх очков победно посмотрел на Иваскова. — А жена племянника Гриши — гражданка Лора Яблочкина!»
Ивасков окончательно вышел из себя, снова начал грозиться руками, но в ту же секунду оступился и свалился прямо в могильную яму. Дирижер, конечно же, увидел знак, и в третий раз раздался гимн!