Россия сегодня: нарисованное счастье

На модерации Отложенный

    За долгие годы жизни в этой стране под названием СССР и Российская федерация я так и не понял – был ли я когда-нибудь за свои 80 лет народом, или его частью. В далёкие школьные годы, половина которых прошла ещё при сталинском «счастливом детстве» мне запомнились уроки пения в начальных классах. Учительница ставила класс из 40 разновозрастных ребятишек, одетых кто во что (война недавно закончилась) за партами по стойке смирно и мы пели гимн: «Союз нерушимый республик свободных сплотила навеки великая Русь…» Слова того гимна до сих пор помню. Мы в отцовских подшитых валенках, а в тёплое время босиком были народом?

   В марте 1953 года мы были уже в 5 классе, когда уроков пения уже не было, но два раза в год мы в обязательном порядке строем ходили на демонстрации. Требовалось каждому иметь в руках портрет на палке, украшенный бумажными цветочками. Чей портрет? Моя неграмотная мама в единственном в районном посёлке книжном магазине «КОГИЗ» купила портрет декабриста Рылеева, который нашла ей по знакомству продавщица. Старший брат как умел прибил того Рылеева на кусок фанеры с палкой, а старшая сестра смастерила цветочки. С таким портретом я в школьной колонне прошествовал перед районным ЦК на деревянной трибуне. Перед той трибуной шёл народ?

   Начиная с восьмого класса учебный год сдвигался на октябрь, а то и на ноябрь, если урожай выдался хороший или погода выдалась плохой: мы активно участвовали в битве за хлеб или за картошку. Как был организован колхозный быт, рассказывать не буду - не поверят те, кого эти блага не коснулись. Об оплате детского труда и речи не было, хотя с восьмого класса обучение было платным – 150 рублей в год. Не оплатили родители? Живите с семиклассным образованием. Пятнадцатилетние рабы тоже были народом?

   Сейчас на дворе другое время, другие люди, другие взгляды на нонешнюю жизнь. Стало модным ходить на митинги и демонстрации с малопонятными для нашего поколения требованиями и претензиями, Чем они закончатся? Ведь сколько людей столько и мнений. Каких из них можно считать народом?

   Советую прочесть в последнем номере «АиФ» статью Вячеслава Костикова, в которой рассматривается эта проблема.

    

 

Вячеслав Костиков 

  

Возвращение народа. Может ли государство ужиться с собственными гражданами?

Статья из газеты: Еженедельник "Аргументы и Факты" № 38 18/09/2019

На днях прочёл воспоминания Льва Троцкого «Моя жизнь». Среди множества интересных впечатлений более других поразил размах участия народа в политических событиях первого советского десятилетия. Какой контраст с сегодняшним днём!

 

Революционный октябрь действительно разбудил народ от вековой спячки. Новая власть буквально звала людей на улицы. Хотела говорить с народом и слушать, что говорит ей на улицах народ. После октября 1917 г. у людей, может быть, впервые в русской истории возникло ощущение, что они действительно являются участ­никами важных для страны событий. Новая власть ещё не забронзовела и живо откликалась на голос граждан. В своих мемуарах Троцкий вспоминает, что и Ленину, и его спо­движникам порой приходилось по 5–10 раз на день выступать на всякого рода митингах. Говорили до хрипоты, до физического изнеможения.

Кинохроника тех лет выявляет и ещё одну особенность тогдашнего общения власти с людьми. Народ не мобилизовывали, не завлекали на встречи с вождями раздачей каши. Он вываливал на улицы сам. Регулярное общение Ленина с народом прекратилось лишь в 1922 г., когда в силу болезни он стал утрачивать навыки речи. Это был для него огромный психологический удар. По понятиям тех лет вождь, не имеющий прямого общения и взаимопонимания со страной, был как бы и не вождь.

Смена ракурса

По воспоминаниям того же Троцкого, Сталин был неплохим оратором, но перед толпой выступать не любил. По мере концентрации власти в его руках стал меняться и стиль общения с народом. Выступления Сталина и других вождей становились всё более похожими на рапорты о победах социалистического строительства. И всё чаще в качестве народа выступала специально подобранная аудитория из передовиков производства и чиновников. И всё чаще из зала звучало ста­вшее почти обязательным: «Да здравствует великий Сталин!» К концу жизни он, похоже, и сам так устал от этих потоков любви, что почти перестал выходить на публику. Появлялся время от времени в «царской ложе» Большого театра и, выслушав хвалу, уходил после первого отделения.

За этими частностями всё больше проявлялась и более глубинная тенденция: менялись взаимоотношения власти и народа. Государство, заявленное как первое в истории государ­ство рабочих и крестьян, постепенно превращалось в не­проницаемую и неповоротливую бюрократическую структуру. Власть всё больше вытесняла народ из политиче­ской жизни, оставляя ему роль театральной массовки. Первомайские выходы на улицу превратились в шумную демонстрацию показного единства. Сама высшая власть, впрочем, предпочитала приветствовать граждан с трибуны Мавзолея.

 

 

Народ безмолвствует

С тех пор прошло много десятилетий, но привычка поиграть в близость к народу стала политической традицией. Выйти вместе с жнецами и комбайнёрами в пшеничное поле любили и Н. Хрущёв, и М. Горбачёв. Б. Ельцин в свои первые кремлёвские годы любил проехать по Москве на троллейбусе или пройти пешком по Арбату. Но именно Ельцин первым ощутил на себе превратности народной любви. Как пресс-секретарю Бориса Николаевича мне особенно запомнилась его поездка на встречу с рабочими завода им. Лихачёва. Это был период самых трудных отношений президента с Верховным советом. Задававшие там тон коммунисты открыто говорили об импичменте. В Кремле между тем ещё бытовали остатки советского мифа о том, что власть крепка близостью к народу. Помощники посоветовали Ельцину съездить на московский автозавод и «заручиться поддержкой рабочих». Однако при его появлении в огромном сборочном цехе ЗИЛа зависла мрачная тишина. Призывы «ещё чуть-чуть потерпеть» энтузиазма не вызывали. Президент, привыкший в первые годы правления к крикам «Ельцин! Ельцин!», мгновенно уловил смену настроений. Больше по заводам он не ездил. «Работал с документами», как говорили его новые пресс-секретари. Конечно, с помощью телевидения и внешней показухи можно было продолжать имитировать народную любовь и с обвалившимся рейтингом. Но это было не в характере Ельцина. И он (пусть и с трагиче­ским запозданием) сказал своё знаменитое: «Я ухожу».

Чёрствые пряники

Каков градус любви народа к власти и власти к народу сегодня? Мне кажется, снижение рейтингов «партии власти», возрастающая критика правовой и судебной системы, недовольство возрастающей ролью силовиков и, наконец, последние события в Москве создают впечатление, что народ устал от власти. Но и власть, похоже, устала от своего народа. В ответ на требования назревших перемен она всё чаще наказывает граждан: ограничивает права свободного общения и свободного высказывания претензий. А в последнее время и пугает насилием.

Напряжёнка в отношениях усугубляется тем, что, на мой взгляд, у верхов почти не осталось свежих пряников для народа: ни в сфере экономики, ни в социалке, ни в политике. В силу роста цен, инфляции, налоговых и коммунальных поборов пряники черствеют на глазах. Индекс социального оптимизма падает даже в оценках близких к власти социологических центров. О слабых надеждах на экономический рост открыто говорят в правительстве. В последние месяцы повысился критический тон высказываний В. Путина.

 

Есть и другие веяния. Если ещё пару лет назад можно было говорить о том, что политическая «порча» захватывает лишь узкий слой столичной либеральной прослойки, то сегодня признаки нараста­ющего недовольства проявляют рядовые граждане – учителя, врачи, водители. Пугают разговоры о возможной безработице. И они небеспочвенны: по данным Министерства труда, в 1-м полугодии 2019 г. она возросла на 18%.

 

Пока правительству удаётся удерживать от протестов основную массу классического «пролетариата». Но для этого приходится идти на меры, которые противоречат принципам рыночной экономики: поддерживать устаревшие, нерентабельные и убыточные предприятия. А таких предприятий у нас остаётся множество.

 

Как в таких обстоятельствах строить отношения с народом? Продолжать играть в сталин­ское «жить стало лучше, жить стало веселей», замалчивать проблемы, пудрить мозги при помощи весёленького телевидения и послушной статистики? Но за последние два десятилетия народ заметно повзрослел и всё более скептически воспринимает нарисованное счастье. 

*  *  * 

Сегодня с лозунгами на улицу выходят совсем не те люди, о которых Л. Троцкий писал в своей книге «Моя жизнь». С тех пор прошло более 90 лет. Изменилась страна, изменились люди. И пора бы власти это понять и сформулировать и для себя, и для страны: что же представляет из себя сегодня народ? Кто они, граждане России? Пока, мне кажется, такого понимания нет. 

Мнение автора может не совпадать с позиции редакции