Глава из повести

Речь зашла о том, как хорошо в стране советской жилось. Чтобы не морочить голову ни себе ни людям, даю маленький текст из повести, написанной еще в 1985 году.

                                                       Директор

Вы уж простите меня грешного, что я без всякого отбора рассказываю о людях, встреченных мной там. Если Вас это не интересует, не читайте дальше. Вам ведь никогда не придётся побывать в тех условиях, и никто из Ваших родственников или друзей не попадал в «непонятное», так что «всё хорошо, прекрасная маркиза». Кроме нас в этой хате жил врач, по просьбе своего приятеля выдавший совершенно незнакомой бабе липовый больничный задним числом, а потом оказалось, она в это время совершала что-то там валютное, а больничный нужен был для алиби. А еще, серенький, незаметный человечек с морщинистым лицом и повадками старого зэка. В соседней хате пребывал интереснейший человек. Потом уже, когда я читал о нём в областной газете, особенно остро ощутил разыгравшуюся у всех на глазах трагедию его жизни, вернее, её финал. Пареньком ещё воевал в Отечественную. Родом из Прикарпатья, туда же вернулся после Победы. У кого из нас нет грехов молодости? Так и с ним. Подрался с приятелем из-за девчонки, получил срок. Небольшой. Подсадили к нему стукача, тот вошел в доверие. Спрашивать стал, как, мол, там, на Западной Украине живётся. А как жилось, теперь известно всем: на трудодень в колхозе выдавали по 150 граммов хлеба, вот и весь сказ. Стали его с пристрастием допрашивать, стул, говорит, сломали о мои кости. Признался, что да, говорил такие порочащие слова. Теперь уже срок дали поболее, да послали подалее. Оказался парень жилистым, с хорошей закваской, не то, что мы - выжил, ума набрался, жизнь узнал, «университеты прошел». Освободился, работал, жил, женился. Чтобы не висело прошлое камнем, изменил в фамилии одну букву (официально). Снова долго и честно работал, жил, постепенно матерея, взрослея - шел по лесенке вверх: вступил в партию. Образования получить, как Вы сами поняли, не успел, не случилось, зато был хватким до любого дела, тянул как вол, стал директором крупнейшего в районе совхоза. Наступили замечательные семидесятые, с их лозунгом «Ты мне, я - тебе!» Руководители района любили гостить у него: мужик хлебосольный.

Надеюсь, Вы догадались, что гости были не по путёвкам профсоюза или за свой счёт. Думаю, не надо рассказывать, - они знали, что угощают их не за счет своего кармана, скинувшись на троих директор, главбух и главный зоотехник. Всем ясно: совхоз богатый, райцентр кормит. Неужели же не прокормит и десяток руководителей? Перечислить? От первого секретаря райкома до начальника милиции. Как было подсчитано в судебном деле, в десятках томов, только на одни застолья ушло более шестидесяти тысяч рублей. А тут как раз и «дьявол» появился. Потом и его я встретил на тюрьме. Сидел он со Спартаком, когда того отселили из 258. Этот «дьявол» объяснил, что совсем необязательно красть, раз не умеешь и не хочешь. Просто раз они все кормятся здесь, пусть помогут ветеранам совхоза приобрести машины. «Волги», конечно. Остальное «дьявол» брал на себя. Список машин, переправленных в Армению, не уместился в деле на одной странице. Аппетит приходит во время еды. Директор начал строить на берегу Черного моря дачу, наивно полагая, что если её записать на сына, то она останется в семье при всех неожиданностях. Всё же странно, как такой неглупый человек, прошедший огонь и воду, мог надеяться на безнаказанность? Для себя нашел я только один ответ: надеялся, что его ордена, полученные по заслугам, его друзья, облеченные в районе властью, едящие и пьющие фактически из его ладоней, не оставят в беде, покроют, выручат. Они и покрыли бы, выручили, да времена изменились вдруг после похорон Брежнева. Теперь они трясутся за себя. Пока их не трогают: они сами не крали, просто пользовались, видимо, не зная, что так нельзя. Именно это - то, что вся эта шайка-лейка осталась чистенькой, а не свои дела более всего угнетает бывшего директора совхоза. Он ещё крепок и жилист, наседку чуть не придушил, едва стража отнять успела. Теперь кричит нам по светланке, что маленький, серенький мужичонка в нашей хате - тот самый стукач. С такой страстью просит нас, чтобы мы ему вломили, стольких он продал, что тот вдруг взвизгнул, бросился материться с ним. А разговор шел через унитаз! И смех, и грех, потому что по глазам видно, что всё это - правда. Только некому в нашей хате его бить. Нет среди нас блатных.