Письма крымчан: «Как из голодного края приехали»

Автомобилей на дорогах Керчи – море, но беда в том, что по коду региона не определить, действительно ли транспорт принадлежит приезжим, или это легковушки горожан. По российским законам пока еще можно не перерегистрировать купленный хоть в Хакасии, хоть в Калининграде транспорт по месту прописки владельца. А очень бы хотелось знать, откуда понаехали эти руссо-туристо, из каких таких заброшек и тмутараканей занесло их по мосту.

В одном из керченских «Пудов», пришедших на смену украинской сети АТБ, завороженно рассматривает витрины семья, как выяснилось при посадке в авто, из Нижегородской области. Отец семейства, будто жена его год голодом морила, набрасывает в корзину несколько палок копченой колбасы, сыр, пакеты с молоком, упаковки яиц, пачки печенья, хватает под мышку огромный арбуз. Жена его тем временем отбирает в пакет явно недозрелые персики, перемещается к полкам с хлебом и берет плюшки, на которых сидел кондитер, черный и белый хлеб – причем, на все это она смотрит с таким вожделением, что кажется, будто и она провела год на диете. Их сынишку с трудом удается оторвать от батареи бутылок со сладкой водой, только поддавшись на его уговоры купить двухлитровки с надписью «Крым», в которые налита разноцветная жидкость.

Ко «Фрешу» не подъехать: все парковочные места заняты преимущественно иногородним транспортом, из которого вываливаются подгоревшие оголенные тела. Они толпами заваливают в магазин, хватают тележки и набивают их выпечкой, кулинарной продукцией, алкоголем, мороженым, минералкой, сырами, колбасой, сладкими творожками, недоспевшими сливами и персиками, на ценниках которых значится «Бахчисарай», и всей этой снедью забивают багажники. Местные, видя эту картину, комментируют, посмеиваясь: «блатные или голодные», «как из голодного края приехали».

/**

Б

Утром застаю возле дома такую картину: женщина в ярком сарафане и пляжной шляпе ползает под деревом алычи с пакетом в руках и накладывает в него собранные с асфальта ягоды. Да никакой керченский пацан не опустится до того, чтобы собирать мятую алычу с дороги. Зелень сорвать с дерева – это да, пожалуйста, спелую фруктину своровать с дерева у чужого дома – тоже в наших традициях, но, чтобы есть с асфальта мятую алычу – увольте… Увидев меня и засмущавшись, женщина говорит: «Вчера здесь столько ягод было, а сегодня…». «Идите чуть выше к дороге. Там два дерева алычи желтой растут, под ними ягод насыпалось», – объясняю ей. И она, поблагодарив, радостная, быстро побежала по дороге вверх.

/**

 

Жители частного сектора поблизости моря устали реагировать на набеги отдыхающих, которые не могут спокойно пройти, чтобы что-нибудь не сорвать с растущих у домов деревьев.

«Саранча, – говорит мать одноклассника, чей дом стоит на углу спускающейся к дикому пляжу улицы. – Сожрали даже завяленную на солнце вишню с макушки, до которой мне не добраться. Сливу объели до веток, влезают на забор, чтобы дотянуться до инжира. В доме напротив изгородь из ежевики, так ягоду сметелили, не дав почернеть».

На соседней улице почти у каждого дома растет грецкий орех, которому еще зреть и спеть, но шаловливые ручки приезжих тянутся и к ним. «Выхожу из дома и вижу: пацанчик набивает карманы зеленым орехом, а на дороге родители его ждут, – рассказывает Людмила. – Да не жалко мне для ребенка, но говорю ему, не рви, он зеленый, горький, еще заболит живот. А он мне: «Тетенька, я никогда не видел такого, можно сорву, друзьям дома покажу».

Рассказываю это на работе, а коллега говорит: «У нас та же история. Приехали друзья мужа из Тюмени, угощаем их дарами своей дачи, в том числе и огурцами, а они не едят: не обижайтесь, мол, мы их у себя наелись. Чуть ли не насильно им в рот сунули, а они спрашивают: «Это что, огурцы? Настоящие, домашние? Почему у них такой не похожий на наши огурцы вкус?». Муж смеется: «Это ж дикие огурцы, в грунте растут».

На маленьком районном рынке стал свидетелем, как две подгоревшие тетки с типично российским говором и такой же самоуверенностью допрашивали продавца домашних кур. «Бройлеры? – переспрашивает та, что постарше. – Это же наколотые антибиотиками, вредные для здоровья». «Да что вы! – пытается объяснить ей продавец. – Это порода такая, быстрорастущие куры. Дома выращиваем, сами едим, я уж почти десять лет здесь торгую – никто еще не отравился». «Да что вы мне сказки рассказываете! – возмущается тетка. – Я этих бройлеров еще с советских времен помню!». «Иди отсюда, людей нормальных не смеши! – говорит ей продавец. – Понаедут бог знает откуда и хтозна что мелют!».

/**

 

Действительно, мелют. Потому что понаехи отличаются от коренных жителей не только манерой речи, поведением, одеждой, аксессуарами вроде забытых нами еще в 90-е годы барсеток, но и кулинарным менталитетом. Для них галаган, рачки, саламур, соте, форшмак, самса, кубете, тандырные лепешки – не только пустой звук, но и непонятный вкус. Они чужие даже на обычном рынке, где сто раз переспрашивают, что это за фрукт, тыча пальцем в инжир или нектарин. Они чужие нам, коренным крымчанам, даже в еде.

В нашем подъезде купили квартиру мурманчане, которые в сезон промысла кефали, на смех и удивление всем жильцам, покупают в соседнем магазине мороженую скумбрию, один в один ценой со свежей, в водорослях, рыбой.

В Крыму и Керчи есть не только национальные кулинарные традиции, но и свои, территориальные. Нигде больше вы не встретите таких преданных любителей хамсы, как в Керчи, и ее массовое поедание и заготовка в банках никогда не привьются к понаехавшим. Страшно подумать, что с приездом российских чужаков город утратит свой специфический кулинарный вкус, свою главную пищевую традицию, свою рыбацкую гордость, которая к «материковым» российским чужакам не привьется никогда. Они так и будут в разгар хамсовой путины покупать в магазинах вонючую перемороженную рыбу и рассматривать, как музейный экспонат, обычное варенье из ежевики и инжира.

Андрей Фурдик, крымский блогер, керчанин