"Я была бы рада, если бы Бог был, но знала, что Его нет"

 СЕМЕНОВА Мария

«Я не агностик, не ищущая, не сомневающаяся – я атеистка, но с мощным религиозным бэкграундом»

Фото: Гавриил Григоров/ТАСС

Миссионерство в духе: «я начальник – ты дурак» не работает

Как-то раз в соцсетях я наткнулась на пассаж: «В отношении нового атеиста трудно сказать, на чем, кроме его “я”, сфокусировано его мировоззрение». Что меня раздражает в дискуссии между верующими и атеистами — каждая сторона пытается выставить сторонников другой системы ценностей дураками.

Атеисты частенько обвиняют людей религиозных в интеллектуальной несостоятельности. Верующие обычно действуют иначе: они делают разной степени толщины намеки на то, что атеисты – это ущербные, достойные разве что жалости люди, не способные увидеть полноту картины мира.

Я не агностик, не ищущая, не сомневающаяся – я атеистка, но с мощным религиозным бэкграундом.

<big>Я считаю, что единственное, в чем могут отказать мне верующие, — в праве на спасение и жизни будущего века, так как от этого права я добровольно отказалась — точнее, вышла за территорию его юрисдикции.</big>

В моей системе координат нет никакого спасения и жизни после смерти.

<big>При этом я не думаю, что у воцерковленных людей есть моральное право считать, что я бездуховна (духовность не равна религиозности), ограниченна, отрезана от истории и культуры, а также мира природы.</big>

Особенно странно, когда те, кто произносят такие слова, считают себя миссионерами. Миссионерство с позиции «Я начальник, ты дурак» не сработает никогда.

Деда Мороза не существует

Фото: Александр Щербак/ТАСС

У меня был опыт религиозной жизни. К вере я пришла осознанно в 20 с небольшим, хотя у меня было церковное детство – папа пел в хоре, а мама водила меня в храм раз в неделю. Была воскресная школа и пожилой, очень добрый священник, про которого мама говорила: «Отец N —  наш духовник».

В подростковом возрасте я перестала ходить в церковь. Мне сложно вспомнить, какие у меня тогда были религиозные взгляды – скорее всего, это было что-то вроде «веры в душе». Мои родители тогда не сильно противились этому. Мама философски сказала, что «это все элемент пути», для папы никогда не было важно, хожу ли я в церковь, лишь бы я не отказывалась от идеи Бога как таковой.

Когда я пришла в церковь заново, во времена неофитства я была весьма скрупулезной и соблюдала все внешние правила (многодневные и однодневные посты, вечернее и утреннее правило по молитвослову, службы по субботам и воскресеньям).

Нельзя сказать, что я пала жертвой формализма, у меня были глубокие и искренние переживания, и до сих пор тема веры —  важная и болезненная для меня тема.

У меня нет никакого драматического рассказа о том, как я перестала быть верующей. Это весьма скучная и абсолютно умозрительная история, сильно растянутая во времени. Меня никто не выгонял из храма, не давил бременами неудобоносимыми, в моей жизни не было никаких судьбоносных случаев, открывших мне глаза, или обиды на Бога.

Да, я, конечно, сталкивалась в стенах храма с тем, с чем предпочла бы не сталкиваться, но это не отвратило меня от веры, хотя запомнилось надолго. Я, например, до сих пор злюсь, когда вспоминаю об одном священнике.

<big>Не хочется никого смущать, поэтому если вам горько читать о некрасивых поступках духовенства, просто пролистните следующие три абзаца.</big>

Как-то раз настоятель одного храма читал проповедь о любви и милосердии – в тот день это было особенно проникновенно, со слезами на глазах. И какой-то мужчина (не скажу точно, но было похоже, что у него ментальные нарушения) выкрикнул: «Правильно, поп!»

Настоятель замолчал, выдержал паузу, потом продолжил. Минуты через две снова: раздалось: «Правильно, поп!» Сразу после этого к мужчине подошли два алтарника, заткнули ему рот — это не фигура речи, ему физически закрыли рот плотно прижатой ладонью, и вывели, мычащего и брыкающегося, из храма.

Никакого промежуточного этапа («Пожалуйста, не шумите, не могли бы вы выйти на улицу») не было. Ему заткнули рот и вывели из храма. Священник подождал, когда алтарники закончат выпихивать мужчину на улицу, и все так же умильно, со слезами на глазах, продолжил говорить о милосердии и любви.

Тем не менее я тогда хорошо знала, что «Церковь не собрание святых, а собрание кающихся грешников». Некрасивые поступки знакомых священников не отвратили меня от Церкви.

<big>Я точно знала, что даже если все прогнило, то  Церковь оправдывает свое существование незримым присутствием Христа.</big>

Но со временем я поняла, что Христа нет. Это был длительный чисто логический процесс – единственное чувство, которое я испытывала при этом, было горем.

Я была бы рада, если бы Бог был, но знала, что Его нет.

Это не ощущение богооставленности, не «молитва, которая не доходит до неба» — это слезы ребенка, который узнал, что Деда Мороза не существует. И плачь или не плачь, он не появится.

Древние боги и благодать

Фото: AP/TASS

Я даже точно не помню, с чего началось мое движение к атеизму. Одно время мы с подругой активно читали православных эволюционистов – нам было важно примирить науку с религией. Может быть, тут было самое начало долгого пути.

Дело не в том, что «какой кошмар, мы произошли от обезьяны, а я-то думала» (кстати, не от обезьяны, от общего предка).

<big>Я поняла, что любую неувязку теологи легко и непринужденно объясняют тем, что «это аллегория, не надо воспринимать все буквально».</big>

И этот шаблон я стала замечать все чаще – не только в том, что  касается пресловутой теории эволюции. Если где-то была несостыковка, это легко объяснялось «аллегорией». А если не аллегорией – то тем, что Бог открывается человеку постепенно, в тех категориях, которые он может понять и осмыслить, отсюда – откровенные «глупости» в священных текстах, которые, конечно же, не глупости, а божественные откровения в той мере и степени, в какой человек может их вместить.

Еще помню, меня подкосило, что жертва невиновного во имя искупления чужих грехов была в древних религиях задолго до христианства. Можно было объяснить это постепенным движением неразумного человечества к пониманию истинного Бога. Можно, но зачем? Если что-то можно объяснить меньшим количеством сущностей, значит, так и нужно сделать. Впрочем то, о чем я сейчас говорю – это все еще начало пути, и для себя я все еще объясняла себе это именно так.

Однажды я прочитала книгу Френсиса Коллинза, руководителя проекта по расшифровке генома человека и преданного члена Церкви. «Нам не нужен бог пробелов», — написал Коллинз.

<big>Бог пробелов — это такой атрибут мифического сознания. У нас есть дырка вместо понимания того, откуда берется молния? Давайте поставим туда Зевса!</big>

Так вот, Коллинз сказал, что не надо заполнять Богом пробелы, которые заполнятся без Него, иначе неминуемо сядешь в лужу — и по мере развития науки и технологий эта лужа будет становиться все глубже. Эта позиция хорошо сопрягается со словами того же Льюиса (Коллинз любил его книги), писавшего о том, что архитектор не живёт в построенном им доме.

Наверное, у человечества в свое время был пробел в нравственности, и его занял Христос. Христос гораздо менее уязвим, чем ветхозаветный Бог-Отец. Он ничего не говорил о сотворении и физических законах этого мира, а нравственные законы, предложенные им, вряд ли кто-то решится оспорить.

Ветхозаветный бог, которого пытаются воспринимать всерьез, выглядит довольно нелепо. Да, свидетельства о нем – это важный исторический документ. Но для меня — не более того. Так же, как изучение богов древнего Египта – достойное и интересное занятие, но считать, что Ра действительно существует прямо сейчас – как-то глупо.

Чтобы быть воспринятым всерьез, ветхозаветному богу нужно слишком много костылей: здесь аллегория, и здесь тоже, а тут – бог открылся  в той мере, в которой человек это мог постичь, а вот здесь – свидетельство обычного земного несовершенства автора, ведь не думаем же мы, что боговдохновенные книги писались под прямую диктовку от Всевышнего, раз у нас есть свобода воли.

Можно, конечно, говорить о то, что архитектор не живет в спланированном им доме, что Бог не должен быть богом пробелов, но ведь все это можно объяснить гораздо проще — Бога попросту нет. Все логические аргументы, которые христианство могло мне предложить, были довольно несостоятельны. Был другой аргумент — то, что называется «благодать». Да, я это чувствовала, и мне больно было думать, что это может оказаться ложью. Но и у эмоционального аргумента тоже появился контраргумент.

Как-то раз мне нужно было принять важное решение, и я поехала в Свято-Троицкую Сергиеву лавру — я очень любила Лавру. Я провела там целый день и много молилась. Я была во тьме и мраке, но внезапно все в душе как будто залило светом. Я почувствовала ее – ту самую благодать, изливаемую обильно и щедро. Это было одно из самых ярких и прекрасных моих духовных переживаний. Я точно поняла, какое решение мне нужно принять, и была уверена, что на то есть воля Божья.

<big>Это решение было неверным – абсолютно, кардинально неверным. И я подумала: если это острое чувство благодати не было истинным – то что в моей духовной жизни вообще было истинным?</big>

Можно, конечно, сказать, что я впала в прелесть. Или что решение было верным, просто я только через 20 лет пойму, почему судьба должна была сделать такой виток. Что пути Господни неисповедимы. Что нам не дано понять Божий промысел. А можно просто сказать, что Бога нет, а ощущение благодати – эмоция, никак не связанная с высшими силами. 

Молитва и скандал

Фото: Дмитрий Феоктистов/ТАСС

Я стараюсь избегать разговоров о своем атеизме с верующими людьми. Все, произошедшее со мной, можно легко подвести под религиозные шаблоны: «блудный сын», «духовный путь, который надо пройти», «бесовские искушения», «у тебя не было истинной встречи со Христом», «ты хочешь, чтобы Бог был, у тебя душа-христианка».

Я не хочу все это слышать.

Я уверена в своем мировоззрении, но объяснять то, что произошло со мной, исключительно через религиозную призму – попросту неумно. Нужна некоторая широта взглядов у собеседника, чтобы я не чувствовала, что говорю со стеной.

Одной из первых о перемене моих взглядов узнала моя воцерковленная подруга. Одной из первых – это значит, только через три месяца после того, как процесс самоопределения окончательно завершился, я сказала ей, что не верю в Бога. Я достаточно замкнутый человек. Если я сталкиваюсь с несчастьем или сильным переживанием, мне нужно закрыться в раковине, побыть наедине с этим процессом, а потом уже выйти наружу и рассказать о том, что случилось.

Меня ждал скандал — настоящий скандал на несколько часов. «Как ты могла мне не сказать? Я же твоя подруга, а ты рассказываешь о таком спустя столько времени! Я общалась с тобой, как с верующим человеком» — возмущалась она, а я не понимала, с какой стати я обязана отчитываться о движениях души.

<big>Мой атеизм стал трагедией для моего отца, и это сильно усложнило мне жизнь. Он не так давно позвонил мне со словами: «Ты все ещё не веришь в Бога? А вот я тебе расскажу, что сегодня со мной произошло!»</big>

Единственная ассоциация, которая у меня появилась при этих словах: «Вы все еще кипятите? Тогда мы идем к вам». Это не работает.

При этом я могу понять их чувства: твой близкий человек ушел от Церкви, он утратил надежду на спасение, нужно срочно что-то делать! Для людей религиозных существует только одна истина, один абсолют. Они не могут принять, что у другого человека есть право считать, что никакого спасения не существует.

Это меня не возмущает – это необходимые атрибуты мышления, без них верующие перестанут быть верующими, я понимаю и уважаю этот взгляд.

<big>Но попытки спасти заблудшую овцу силой, загнать на безопасное место — не работают. Если вы заботитесь о душе вашего близкого — молитесь за него. Это соответствует вашим убеждениям и не испортит отношения с человеком.</big>

Однажды, когда у меня был сложный период, моя подруга сказала: «Я молюсь за тебя». И мне это было приятно, ведь это означало: я думаю о тебе, помню о тебе, забочусь о тебе так, как умею.

Все остальное – разрушительно.

Терпимые атеисты

Фото: Владимир Гердо/ТАСС

Сейчас мне кажется, что нерелигиозные люди гораздо терпимее религиозных.

<big>Я вижу, какое огромное количество нападок сыпется на Церковь как на организацию, но, знаю, что даже люди, которые крайне негативно относятся к РПЦ МП, могут терпимо относиться вере конкретного человека.</big>

Моя лучшая подруга после моего расцерковления сказала: «Хорошо, что этот этап закончился, Православие тебе не шло». Но ей никогда не пришло бы и в голову заговорить об этом, когда я была верующей.

Каждый раз, когда я приезжала к ней в гости в другой город, она предварительно спрашивала, что мне сейчас можно есть. Перед своим днём рождения (который всегда выпадает на Великий пост), она уточняла, какие продукты допустимы, и составляла для меня меню.

Как-то раз мы вместе готовили постный торт. За столом в день ее рождения обычно собиралось человек десять, это были довольно разные люди, многие из них не могли похвастаться тактичностью.

Меня спрашивали, почему я ем только определенные продукты, я говорила, что сейчас идет Великий пост, и никто и никогда не сделал ни одного замечания по поводу моей веры. 

Не доказывайте, что нам плохо

Фото: Михаил Терещенко/ТАСС

К нам с мужем в гости раньше иногда приходила верующая семейная пара – там самая подруга, которая когда-то устроила мне разнос, и ее муж. Сейчас мы перестали общаться по причинам, не связанным ни с чьей верой. Но когда мы дружили, каждая наша встреча неизменно заканчивалась религиозной дискуссией.

Мы с мужем недоумевали, из-за чего это происходит – мы никогда не начинали этот разговор. Зато наши друзья были довольны. Они говорили, что им очень приятно иметь возможность интеллигентно и уважительно дискутировать о религии.

<big>Мой муж после одного такого разговора как-то заметил, что верующим людям необходимо обязательно доказать другим, что они счастливы, а другие несчастны, просто еще не в курсе.</big>

Разговоры о том, что истинная любовь бывает только в браке верующих людей, что только христианские семьи – крепкие, что атеист не может найти в своей жизни подлинного смысла без Бога – это все про то, что мы несчастны, но сами еще не в курсе. Это та самая позиция «Я начальник, ты дурак».

В те годы, когда я верила, я читала очень много христианской литературы разного качества и художественной ценности. И часто наталкивалась на рассказ о том, как люди приходили к вере. Он повторялся почти слово в слово из книги в книгу: «У меня все было, но я чувствовал пустоту в душе, которую ничем не заполнить».

<big>Говорят, у каждого человека в душе дыра размером с Бога. Но дело в том, что когда я была верующим человеком,  я тоже чувствовала эту пустоту.</big>

Я не могу сказать, что у меня есть полноценные ответы о смысле жизни и сущности любви, но это не страшно, ведь и у человечества в целом их нет.

Готовые формы, которые предлагает Христианство, конечно, весьма привлекательны, и я не имею ничего против людей, которые их используют, но хотелось бы найти собственный путь.

Не ответ, а отклик священника Вячеслава Перевезенцева, читайте здесь