Нерешаемая задача роста: Как Центробанк с Минэкономразвития спорил

Председатель Центробанка Эльвира Набиуллина и министр экономического развития Максим Орешкин. Фото: РИА Новости

Спор начальника по экономическому развитию и начальника по банковской системе продолжается уже второй месяц: они выясняют, кто из них лучше знает экономическую теорию. Экономика не желает расти запланированными темпами, власти ищут способ ее подтолкнуть. Отсюда и спор.

Но что же все-таки происходит с экономикой? По итогам I квартала Росстат докладывает об увеличении ВВП всего на 0,5%. И уже в мае выпуск продукции и услуг по «базовым видам экономической деятельности» упал на 0,3%. Совокупное значение Purchasing Managers Index, отражающего деловую активность российских компаний, в июне составило 49,2 пункта, что ниже критического значения 50, отделяющего «рост» активности от «спада».

Такое снижение зафиксировано впервые за три с половиной года.

Долю негатива добавила и статистика РЖД, согласно которой погрузка в июне сократилась на 5,4% (максимальный провал за шесть лет).

Однако статистика за июнь, опубликованная во вторник, оказалась совершенно неожиданной. Согласно Росстату, промышленность ускорилась, прибавив в I полугодии 2,6% (по отношению к I полугодию 2018 года), обрабатывающий сектор прибавил 1,9%. Лучше всех показала себя добыча полезных ископаемых — плюс 4%. Правда, не очень понятно, что же такое было добыто, поскольку, по данным того же Росстата, добыча нефти выросла на 2,5%, угля — на 3,4%, а природного газа — на 2,9%

Насколько объективны эти данные? Считать рост на полугодовых отрезках в наших условиях не очень корректно. Но вот по поводу корпоративных прибылей никто особо не спорит. По данным Росстата, в то время, как доходы граждан сократились на 2,3%, российский корпоративный сектор (за I квартал) сумел резко увеличить прибыль — суммарно до 3,861 трлн руб. В строительстве прибыль выросла почти в 6 раз, в производстве нефтепродуктов и кокса — в 2,2 раза, в химическом производстве — в 2,3 раза, в металлургии — на 61,7%. В торговле прибыль достигла 813 млрд руб. (плюс 88%). Прибыль обрабатывающей промышленности превысила триллион (плюс 59,9%).

Однако эта прибыль не трансформируется в инвестиции. Напротив, как посчитал Росстат, инвестиционный спрос снижается (минус 0,43%, по итогам I квартала). По данным ВЦИОМ, число компаний, планирующих расширить штат сотрудников в ближайший год, снизилось до 6%. Это также минимум с февраля 2016 года. А по данным IHS Markit, только 15% предпринимателей верят в потенциальный рост экономики.

Это потому, что граждане много берут кредитов, говорят в Министерстве экономразвития РФ. Если бы вместо кредитования «потребления» по высокой ставке банки кредитовали бы «производство» по ставке низкой, то мы и увидели бы инвестиции. Свои слова министерство подкрепляет статистикой. В 2018 году розничное кредитование выросло на 23%, достигнув 14,9 трлн руб. А вот кредиты бизнесу увеличились только на 10,5%, до 33,4 трлн. По данным ЦБ РФ, за первые четыре месяца 2019 года граждане заняли еще более 600 млрд руб., а бизнес — меньше 100 млрд. Как отметил Центробанк в июньском отчете, кредиты в потребительском секторе приносят 18% годовых на капитал. Бизнес по такой ставке кредитоваться не готов.

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ

Страна непуганых медиан. Что Росстат рассказал о зарплатном неравенстве в России

Нет, говорят в ЦБ, если бы банки не кредитовали потребителей, то не было бы роста. Поскольку инвестиций нет, экономику двигают расходы домохозяйств. А берут люди в долг потому, что их доходы снижаются начиная с весны 2014 года, и другого способа поддержать уровень потребления граждане не видят.

Либо рост кредитов, либо стагнация.

Азбука макроэкономики говорит, что объем любого вида кредитования определяется не «предложением» кредитных продуктов, а «спросом» на эти продукты. И снижение ставки по кредиту еще не означает роста инвестиций. С точки зрения экономической теории, инвестирование фактически означает предложение рынку новых возможностей и должно соответствовать существующему либо потенциальному спросу. Иначе инвестиции бессмысленны.

Но вот «роста спроса» бизнес и не ожидает. Согласно ВЦИОМ, главным фактором, негативно влияющим на условия ведения бизнеса, 81% опрошенных предпринимателей назвали «уровень благосостояния граждан». Нет благосостояния — нет инвестиций. С такой позицией солидарны и граждане. Индекс потребительской уверенности ВШЭ, учитывающий субъективную оценку собственного материального положения, состояния экономики, готовность к крупным покупкам, уже полгода держится на уровне начала 2000–2003 гг.

Поэтому спор тут сводится не к исследованию механизмов роста, а к поиску решения нерешаемой задачи: как обеспечить рост без повышения «уровня благосостояния». То есть сделать так, чтобы экономика (и доходы власти) выросли, а доходы населения — остались бы на прежнем уровне.

Еще в 2017 году Центр трудовых исследований и Лаборатория исследования рынка труда НИУ ВШЭ в докладе, посвященном тенденциям, институтам и структурным изменениям российского рынка труда, выявили один из ключевых трендов этого рынка (с 2003 года) — относительное удешевление рабочей силы. Практически во всех сегментах российской промышленности. Той самой, которая сейчас статистически растет.

Получается, что, с одной стороны, корпорации и власти увеличивают прибыли, а с другой — население накапливает убытки. И эти убытки компенсируются не только кредитами. Примерно две трети россиян регулярно трудятся в «нерабочее время» — это один из самых высоких показателей среди европейских стран. При высокой (почти 2000 часов) продолжительности рабочего года.

Но именно низкий уровень жизни, по мнению властей, и должен не только выгнать на рынок труда всех, кто может работать, но и заставить согласиться на минимальную зарплату.

Министра экономического развития тревожат потребкредиты: он хотел бы, чтобы граждане поработали больше за те же деньги.

И самозанятость, о которой мечтают власти, — это ситуация, когда гражданин «работает» за минимальную оплату, а остальное «промышляет» самостоятельно.

Такую модель трудовых отношений Россия унаследовала из практики сталинской индустриализации, предусматривавшей, «чтобы средний паек» работник «добрал бы добавочными кусочками по сто граммов». Но ту индустриализацию двигало вперед не просто снижение доли оплаты труда в расходах предприятий, а искусственно созданная дешевизна труда колхозника в сравнении с трудом рабочего. Эта разница и вытягивала ресурсы из деревни и ставила их к станкам в городах.

А в российской экономике большинству людей, желающих увеличить свой доход, просто сменив место работы, уже некуда идти: они (независимо от квалификации) практически везде будут наталкиваться на заниженную зарплату. И это не только условие прибыли корпораций, но и условие сбалансированности бюджета, ведь власть сама является крупнейшим работодателем — и в росте доходов населения видит угрозу увеличения собственных расходов.

Дмитрий Прокофьев