Василий Сухомлинский. Школа радости. Сила воспитания нового человека.

Школа радости

В 1948 году В.А. Сухомлинский становится директором Павлышевской средней школы и бессменно руководит ею в течение 22 лет до конца своих дней. В 1948 году это была обычная, рядовая школа, к тому же еще и почти разрушенная за годы войны, знаменитой ее сделал Сухомлинский.

Он взял ребятишек, которым надо было идти в школу через год, шестилеток, 16 мальчиков и 15 девочек, и открыл в селе Павлыш, рядом с обычной средней школой, новую, особую. Позже ее назвали школой радости.

Дети собрались в школу, но учитель не повел их к тем дверям, куда шли все ученики. Он повел их в сад.

— Вот здесь и начинается наша школа, — торжественно, словно поднимая занавес в театре, говорит учитель. И занавес поднимается: — Будем смотреть отсюда на голубое небо, сад, село, солнце.

Школа? Да, это школа, самые истоки школы. Учитель, который встречает детей в классе и открывает перед ними Букварь, начинает спектакль не с первого, а сразу со второго действия, будто ему очень некогда или будто его бедные ученики опоздали к началу, провинились.

Первое действие школы — не в школе, а в природе. Здесь — «источник слова и разума». Дети Сухомлинского припадают к нему. Они много ходят вместе со своим учителем — по пять, по шесть километров в день, они встречают рассветы и сумерничают, осенью они всматриваются в облака, а зимой — в очертания сугробов и фантазируют, слушают сказки, сочиняют их, придумывают стишки и потом вместе с учителем кричат от радости и бегают вокруг кустов, повторяя только что придуманные строчки… Но все это не просто игры и забавы. «До тех пор, пока ребенок не почувствовал аромата слова… нельзя вообще начинать обучение грамоте, и если учитель делает это, он обрекает дитя на тяжелый труд…»

Ученики школы радости рассматривают освещенный солнцем луг, слушают жужжание мошкары, стрекотание кузнечика, потом рисуют луг и, наконец, подписывают: «Луг». Для них «Л» — это согнутый стебелек, для них «Р» в слове «Роса» — это росинка на стебельке, для них каждое слово и каждая буковка приходят как открытие, они встречаются не в книге — в живом лесу, на живом лугу Сухомлинский, обучая, вторгается в святая святых педагогики, куда очень и очень немногие учителя рискуют вступить. Эта область, о которой так много пишут, которую так тщательно исследуют и в которой многие еще новички, — область эмоций, чувств, подсознательного.

Эмоциональность для Сухомлинского не добавка к другим, основным «сторонам» обучения, не десятый пункт в перечне требований к уроку, не средство заинтересовать ребенка, а единственная возможность развивать его ум, единственная возможность обучать детей и сохранять им детство. «Эмоциональное пробуждение разума» — вот метод Сухомлинского и его коллег — учителей Павлышской школы. Детский ум они пробуждают, обращаясь не к уму, а к чувству — и лишь через чувство к уму.

Кажется, прямая дорога: знание учителя — знание ученика. Да не выходит, кратчайшая эта дорога оказывается самой длинной и самой трудной, если не обратиться к проводнику — к чувству. «Знание учителя — чувство учителя — чувство ученика — знание ученика» — так выходит короче…

«Не зубрежка, а бьющая ключом интеллектуальная жизнь, протекающая в мире игры, сказки, красоты, музыки, фантазии, творчества, — таким будет обучение моих питомцев», — размышляет В.А.Сухомлинский, когда его дети переходят из школы радости в первый класс. Его ученик — это не ребенок с мешком за плечами, куда надо насовать побольше знаний.

Он даже  не стремится «овладеть знаниями». Такая цель недоступна ребенку, считает Сухомлинский: «Учить следует так, чтобы дети не думали о цели, — это облегчит умственный труд». Сухомлинский дает ребенку радость интеллектуального напряжения и связанных с ним переживаний, ребенок стремится к этой радости, и оттого хорошо учится. Для него цель — удовольствие, радость! И эта радость — в школе.

Дети в школе что-то теряют от своей детскости. У Сухомлинского они только в школе и становятся настоящими детьми… Школа не обрывает детство, а продлевает его. Больше того — она возвращает детство тем ребятам, которые по каким-то причинам не получили его в семье.

У Сухомлинского дети играют в куклы до десяти лет, и это нисколько не мешает им уже с первого класса выращивать на делянке хлеб, много работать руками, заботиться о деревьях, птицах, рыбках, строить модель ветровой электростанции и тридцать других таких же сложных моделей, всем до одного играть в шахматы («без шахмат нельзя представить себе полноценного воспитания умственных способностей и памяти»), проводить математическую олимпиаду уже в третьем  классе и свободно употреблять такие слова, как явление, причина, следствие, событие, обусловленность, различие, сходство…

Нет, «не мешает» — это сказано плохо. Именно сказки, игры, собственное творчество детей, задачи на смекалку из народной педагогики — именно это и открывает кратчайший путь к самому современному в науке, к абстрактным представлениям, ибо пробуждает, развивает, обогащает мышление.

ПОЧЕМУ порой так трудно идет учение, почему с первых же классов ребята начинают отставать, оставаться на второй год, пока насовсем, на всю жизнь не поссорятся со школой? Встречается еще учитель, который, применяя хитроумные методы и большое искусство, строит здание без фундамента, громоздит блок на блок, а они рассыпаются. Учитель терпеливо собирает их вновь и все-таки — великий мастер! — выводит этаж за этажом, сохраняя постройку и на время школьных лет, а затем, после школы, это шаткое здание блистательно рушится…

Со всех сторон раздаются требования «повысить эффективность урока», причем на практике «эффективность» часто оборачивается «интенсивностью».

Дети Сухомлинского не торопятся. Учитель старается сохранить им душевное равновесие — чувство полноты жизни, ясность мысли, уверенность в своих силах. Они и к школьному-то режиму привыкают вовсе не с первого дня (чем так гордятся многие хорошие учителя), а лишь спустя 3—4 месяца, некоторым из них поначалу разрешено выходить из класса когда захочется — учитель воспитывает детей, а не ломает их привычки. Он гордится успехами своих учеников, но, быть может, вот главный его успех: уже в 3—4 классе ни один из ребят ни разу не простудился! И НИ РАЗУ не расплакался из-за неуспехов в учении, из-за двоек.

Сухомлинский не ставит своим ученикам плохих отметок. Его ребята вышли в пятый класс, не получив ни одной двойки.  Учитель не представляет себе, как можно ставить маленькому ребенку двойку. Он, говоря словами Корчака, «уважает детское незнание», он терпелив: год, два, три года у ребенка «может что-нибудь не получаться, но придет время — научится». Детское сознание — могучая, но медленная река. Если что-то не выходит, учитель вообще не ставит отметки. Ребенок не опозорен, не наказан, он просто старается заслужить отметку.

У Сухомлинского отметка всегда оптимистична, это вознаграждение за трудолюбие, а не наказание за лень. Сухомлинский добился, чтобы и родители его учеников не требовали от ребятишек высоких оценок. Его школа не знает «психоза погони за отличными отметками»: «отличники не чувствовали себя счастливчиками, а успевающих на тройки не угнетало чувство неполноценности»…