Гибель русского трудового крестьянства конца 20-х...

Для нового дома был заготовлен полностью весь пиломатериал для пола, потолка, оконных и дверных проёмов. После всей этой титанической стройки Отец и Мать нашли возможность вырастить вторую корову, а позднее и третью. В семье появился во всём достаток, и в этом им никто не помогал. Зимой Отец на лошади перевозил в городе хлеб, продукты по магазинам, и так накапливались какие-то средства для денежных расходов. 

Так, после ежедневного, почти беспросветного труда Отца и Матери,  вырос крестьянин — середняк. Всё это делалось без какого-либо наследства или воровства у государства. Объяснялось это только одной причиной — кратковременной  Новой Экономической Политикой. В это время магазины, рынки были завалены всевозможными товарами — мануфактурой всех сортов, хромовыми сапогами и ботинками, мясом и колбасой, всем-всем, лишь бы были деньги. В это время я пошёл в школу, и мне Отец, из огромного висящего «дождя» разных сапог на рынке, купил впервые, и, как показало будущее время, в последний раз, яловые сапоги. 

В этот небольшой период 20 века, начиная с 24-го по 28-й год, люди жили полнокровной человеческой жизнью — отдыхали, веселились в праздники, тяжело работали, но от души. Были рождественские и пасхальные дни, были традиционные, в каждой деревне свои дни праздников, поэтому была возможность посещать родственников и друг друга поочерёдно, и всё это было очень интересно и приятно. Так было до 1928 года. С того года началась в деревне коллективизация. В нашем Городище Отец на первом же собрании селян вступил в колхоз, которому дали название «Красный Урал». Я был на этом собрании, и мне было очень приятно, что Отец поддержал это новое в селе Городище. На общем собрании организованного колхоза приняли решение — каждая семья, вступившая в колхоз, должна внести в общий котёл свои ресурсы в виде лошади, коровы, сохи, бороны, телеги, саней и хлебных семян. 

Пришла весна. Члены колхоза дружно выехали на первую коллективную борозду, на первый гектар, чтобы посеять. Также дружно начали сенокос. Я подвозил копны сена для скирдования. Мне выдали удостоверение члена колхоза, где и отметили заработанные мной трудодни. Осенью колхоз рассчитался с государством, и наша семья получила из колхоза достаточно хлеба. На первый коллективный год никто не жаловался. В начале следующего года все поменялось  -   появилась так называемая продразверстка, по которой нам пришлось сдать государству вторую нашу корову, первую сдали в колхоз.

Остались мы с одной коровой. В таком положении оказались многие колхозники и единоличники. Начался второй год жизни колхоза. Зимой некоторые колхозники соединились в отдельные группы, начали пьянствовать. А нужно было выполнять много работ по ремонту колхозного инвентаря — сохи, бороны, телеги, сани. Кто-то эту работу начал делать, а кто-то стал отлынивать и пьянствовать. Отец не любил несправедливость, и начал их критиковать. Лодырям не понравилось, и они стали косо поглядывать на Отца. В летний период некоторые начали избегать трудной работы. Отец опять не выдержал, и снова кое-кому высказал в глаза. В ту же зиму и пошла в стране полоса раскулачивания самых крепких и трудовых крестьянских семей, а точнее их  погибель. Докатилась она и до нашего района. 

Нежданно-негаданно, осенью, ночью, к нам стучатся наши родственники из Попово-Останино — семья моего деда Дмитрия Васильевича Мелькова — ему 70 лет, с ним семьи его сыновей (мне они родные дяди). Плача, они рассказали, что их выселили из своих домов, и везут неизвестно куда. Бабушка сбежала от милиционера, и осталась где-то в деревне. Позднее, она рассказал, что убежала на гумно, а пытавшемуся догнать её и привести к милиции уполномоченному, она пригрозила вилами, и он от неё отстал. 

В ту выселенческую ночь дед оставил на нас сохранение мешков с ситцем. Мама к празднику начала нам шить рубашки. Это заметили наши «обиженные» Отцом колхозники, и написали заявление на Отца, о том, что он украл в колхозе обмолоченный овёс. И, однажды, к нам пришёл милиционер с понятыми, и начали обыск. Конечно, никакого овса они не нашли, но в кладовой обнаружили мешок с ситцем. Ситец конфисковали, и в сельском совете замерили, сколько метров, оказалось — 180 метров. 

Против Отца возбудили уголовное дело. Состоялся суд. Суд обвинил Отца в укрытии кулацкого имущества, и назначил ему два года исправительных трудовых работ, но главное — конфисковали, как сказано в приговоре, сруб для нового дома, на строительство которого ушли годы, здоровье Отца и Матери. Сруб разломали и построили помещение для мельницы, которая так и не была пущена в эксплуатацию, а позднее разломана на дрова для отопления сельского совета. 

Семья же наша потеряла своё гнездо. Оставшиеся помещения в большинстве своём также были разобраны на дрова. Мать работать в колхозе не стала, и семью исключили из колхоза. На корове возить дрова из леса опыта не было. Их колхоза нам выдали 2 пуда муки на семью из 4-х человек. От голодной смерти нас спасла помощь от нашей бабушки, убежавшей от милиции во время раскулачивания.