Николай Второй устроил своим поданным настоящий ад на земле

На модерации Отложенный

Как ее "милостивый государь" Николай Второй устроил своим поданным настоящий ад на земле:
«Большинство крестьянских жилищ представляли из себя глиняные мазанки с земляным полом и глиняным потолком и имели чрезвычайно жалкий вид. Сплошь и рядом мне приходилось входить в мазанки, где с первого момента решительно ничего нельзя было разобрать. Темно, смрад, из маленького окошечка, затыканного тряпьем, едва брезжить свет, под ногами что-то липкое и сырое. Когда привыкнешь к полумраку, то видишь печь, огромную кровать с грудой тряпья, около кровати — корова, ягнята; на печи дети, кто в чем: кто без штанов, кто в одной кофтенке. Под грудой лохмотьев кто-то ворочается — это хозяин дома: у него тиф. Во многих мазанках по нескольку дней не топили печь, потому что не было «кизяков».
(Поездка на голод. Записки члена отряда помощи голодающим Поволжья, 1912 год).

Collapse

«Я принялась прежде всего за свои официальные обязанности. Восемнадцать дней из тридцати мне приходилось быть вне дома, в разъездах по деревням и сёлам; эти дни давали мне возможность окунуться в бездну голодной нищеты и горя. Я останавливалась обыкновенно в избе, называемой въезжей, куда тотчас же стекались больные, оповещённые подворно десятским или старостой. 30-40 пациентов моментально наполняли избу; тут были старые и молодые, большое количество женщин, ещё больше детей всякого возраста, которые оглашали воздух всевозможными криками и писком.



Грязные и истощённые, — на больных нельзя было смотреть равнодушно; болезни все застарелые: у взрослых на каждом шагу ревматизмы, головные боли, тянущиеся 10-15 лет, почти все страдали накожными болезнями; в редкой деревне были бани; в громадном большинстве случаев они заменялись мытьём в русской печке; неисправимые катары желудка и кишок, грудные хрипы, слышные на много шагов, сифилис, не щадящий никакой возраст, струпья, язвы без конца, и всё это при такой невообразимой грязи жилища и одежды, при пище столь нездоровой и скудной, что останавливаешься в отупении над вопросом, есть ли это жизнь животного или человека?.. Часто слёзы текли у меня градом в микстуры и капли, которые я приготовляла для этих несчастных; их жизнь, казалось мне, немногим отличается от жизни 40 миллионов париев Индии, так мастерски описанной Жакольо».


Из воспоминаний Веры Фигнер, которая в рамках «хождения в народ» устроилась в селе фельдшерицей.

Парии Индии упомянуты тут не для красного словца: смертность великоросов в Европейской части была сравнимой со смертностью в Индии: