Письма о первой исповеди

Автор  Валерия Посашко

Самое сложное было — припомнить грехи. И тут я вдруг вспомнил поступки, о которых раньше и мысли не было, понял, что не хочу повторять эти дела... Появилась жажда прощения!

Самое страшное...

Крестился я в 1996 году. Знаний о Церкви у меня было ничтожно мало, опыта — еще меньше, воцерковленных знакомых не было вообще. «Завтра вам следует причаститься», — напомнил всем священник по окончании таинства. Зачем — я не знал, и напоминание проигнорировал. В течение следующих 6 лет я и в Церковь не пришел...

А в 2002 году мы с будущей женой решили обвенчаться. Оказалось, следует готовиться: молитвой, постом, исповедью и причастием. Самым страшным из всего перечисленного была, конечно, исповедь... Молитву прочесть, мяса не поесть, делать то, что тебе скажут в церкви, не страшно: понятное дело — обряд такой! Но исповедь... Тут не отвертишься! Нужно же грехи свои вслух назвать! Да еще, говорят, как-то каяться...

Разузнали мы все о подготовке, купили молитвословы и оценили объем всех канонов, читаемых перед исповедью... Ангелы плакали, когда я молился по новенькому молитвослову. Я плакал тоже, причем, сам не знаю почему — и половины из прочитанного тогда не понял. Теперь самое сложное было — припомнить грехи. И тут я вдруг вспомнил поступки, о которых раньше и мысли не было, понял, что не хочу повторять эти дела... Появилась жажда прощения!

На следующий день к исповеди я шел в полуобморочном состоянии. Думал, ничто не заставит меня подойти к этому «страшному бородачу», которому следует еще и что-то говорить! Бумажка-шпаргалка меня выручила. Я что-то сумбурно говорил, даже на вопросы отвечал... И вот разорванная шпаргалка летит в корзину, и над моей головой читается разрешительная молитва.

Облегчение? В голове продолжают крутиться мысли и переживания, но постепенно все стихает, начинается Литургия. Было удивительно, что служба оказалась не такой длинной, что язык — не таким уж непонятным, и как красиво пел маленький и не очень стройный хор. Только гораздо позже я понял, что на той моей первой Литургии пела душа.

Ничего особенного со мной не произошло после Причастия. Я даже удивился: не открылись тайны бытия, не разверзлись небеса, не сделался я мгновенно ангелоподобным безгрешным существом. Только день стал чуточку теплее, солнце — немного светлее, и все люди, которых я встречал, направляясь домой, почему-то были очень милыми. Нечто подобное, видимо, ощущала и моя жена.

Через несколько дней мы обвенчались. Позже мы сожалели только о том, что праздничное застолье назначили на день венчания. Традиционная свадебная кутерьма не гармонировала с тем умиротворением, что накрыло нас обоих после великих Таинств Причастия и Венчания...

Алексей Зарезин, кандидат технических наук, преподаватель

Списки ничему не научат

От первых шагов к вере до моей первой исповеди прошло полгода. Так долго, потому что было сложно преодолеть смущение и неловкость, к тому же хотелось основательно подготовиться.

В то время продавалось много брошюр с внушительным перечнем грехов. Но мне посчастливилось прочитать статью митрополита Сурожского Антония «Об исповеди», где он говорил, что списки ничему не учат и что надо «предстоять в своей правде» перед Богом и судом совести: «Мы должны начать с того, чтобы всмотреться хорошенько, вдуматься хорошенько в тот слой нашей души, который мы уже понимаем, о котором мы уже имеем ясное представление, и его представить Богу в покаянии и в благодарении. Затем, конечно, после того как этот слой очищен, открывается следующий. И так далее, до самых глубин души».

Еще в подготовке помогла брошюра «В помощь кающимся. Из сочинений святителя Игнатия (Брянчанинова)». Для новоначального найти священника, который с любовью примет первую исповедь — по-моему, очень важно. Тут мне посчастливилось.

Правда, не без собственных усилий: расспрашивала знакомых, присматривалась к священникам. Сейчас я уверена, что к тем, кто приходит на исповедь впервые, священники относятся с особой бережностью и уважением, и это очень помогает преодолеть стыд и страх.

За что хочу сказать «спасибо» этому Таинству? Мы не только получаем прощение грехов, но и силы на их преодоление, если есть искреннее желание победить себя в слабостях. Осмысляешь свою «нехорошесть» — и как же это помогает избавляться от налета высокомерия и спеси! И оставаться простым и сердечным человеком в общении.

Ольга Бычковская, журналист

«Приходящего ко Мне не изгоню вон». Евангелие от Иоанна 6:37

Под интеллигентской маской

Я крестилась в 27 лет. Решилась благодаря другу, который объяснил мне разницу между «я верю в Бога» и «я крещена во имя Отца и Сына и Святого Духа». Его крестили еще в детстве, но, пройдя извилистым путем — через йогу и другие учения — он пришел к православию. А к первой исповеди так тщательно готовился, что принес тетрадку, полностью исписанную словами покаяния.

Моя жизнь начиналась с чистого листа, и я взялась за дело с не меньшим рвением — готовилась так, словно хотела сдать на «пятерку» курсовую работу в вузе: перечитала стопку брошюр и пособий в помощь кающемуся. Но сомнения мучили вплоть до самой исповеди: как же все-таки лучше — записать грехи (тогда еще, как мне казалось, немногочисленные) на листочек или же выстроить устное сообщение, которое мне непременно хотелось облечь в форму свободно льющейся речи? А какой из этих «жанров» предпочитает исповедующий священник? Это занимало меня больше, чем само содержание!

На исповеди все решилось само собой: она была... общей. Только тут я поняла всю тщетность подбора подходящей интеллигентской маски и своих эстетских заготовок, своей витиеватостью уводящих от истины. А уже позднее научилась распознавать ту тяжесть на душе, когда всеми силами хочется избавиться от груза налипшей на душу грязи, а самостоятельно ее — не отколупать. Тогда главным состоянием становится: «Господи, прости, что так уродую Твое творение!» И как его выразить — уже не столь важно.

Ольга Схиртладзе, журналист

Безжизненно-чистая вода

Первые исповеди не были для меня особенно сложными. Ведь до Крещения, которое я принял в зрелом возрасте, много натворил такого, в чем глубоко раскаивался. Годами это тяготило и мешало спокойно жить. Думаю, это было покаяние, растянутое во времени. И когда я узнал, что исповедь снимает этот груз, то не сомневался: поначалу каялся именно в давно тяготивших грехах — и получал облегчение. Но тут возникла неожиданная для меня проблема. Выстраданные грехи «кончились», а новых, столь же весомых я не замечал. И начались исповеди, когда я с трудом выискивал, в чем бы покаяться. Хотя был уверен, что серьезные грехи — старые и новые — у меня есть, не может их не быть!

Довольно быстро я узнал причину этой слепоты. Десятилетиями копились грехи, вызвавшие когда-то не ожог, а лишь проблеск совести. Я забыл о них, но свое мертвящее действие на душу они оказали. Как в водоеме, куда сбрасывают ядовитые отходы, дно покрывает плотный слой отложений, над которым плещется прозрачная вода. Она только кажется чистой, но убивает.

Понять происхождение окамененного нечувствия легко, исправить трудно. Теперь я стараюсь бороться за исповедь, хотя часто оступаюсь, откладываю. Но появилась цель: размыть грязевое дно и вытащить на свет Божий погребенные там «огрехи». Каждая находка удивляет: как же я мог это забыть? И сколько же их впереди? Но возвращается и радость покаяния, и чувство облегчения после исповеди. Думаю, что мой путь к настоящей исповеди начинается только теперь. Только бы не сбиться с пути!

Вадим Федоров, кандидат биологических наук