Бегство голых королей

«Щукин. Биография коллекции» в Пушкинском музее : трепетать — необязательно, смотреть — нужно

• Галина Иванкина

1

Оценить статью: 1

«Екатерина Дмитриевна со всей женской пылкостью решила лучше пострадать за новое искусство, чем прослыть отсталой».

Алексей Толстой «Хождение по мукам».

Среди культурных кодов позднесоветской интеллигенции значились: «Мастер и Маргарита», театр Ленком и — французские импрессионисты, фовисты, пуантилисты, - исты-исты. Туда же и отдельным пунктом — Пабло Пикассо с его авиньонскими и прочими кубо-девицами. Стильно и — под сигаретку с кофе. Придыхание. Сделать вид, что познал и восторгаешься. Утончённость и абсент. Какое там? Портвейн 777. И — многозначительность. Витиеватая болтовня и попытка скорчить умное выражение лица: «Затем мы перешли на живопись. Я был уверен, что она восхищается импрессионистами. И не ошибся. Тогда я сказал, что импрессионисты предпочитали минутное – вечному. Что лишь у Моне родовые тенденции преобладали над видовыми...». Типичное, из историй Сергея Довлатова. Он знал, что девушка просто обязана быть поклонницей импрессионистов и не ошибся. Мало, кто задумывается, что нас приучили обожать размытые колеры Моне и безумие Ван Гога. Любить Передвижников или Рафаэля?! Сущая банальность, а вот изысканно ворковать о Сёра и Марке — силь ву пле. «Kороль не голый — он в невидимом дуракам наряде!» Думаете, что я избежала сей участи? Наше окружение постоянно трепалось о Ренуаре и Моне, о том, что вот — искусство. Его надо не лишь видеть, но — разуметь.

Не спорю, господа-алкоголики с Монмартра (абсент — вещь суровая) — гораздо увлекательнее тех салонных прихлебателей, что выписывали пухлые ручки и жемчуга своих заказчиц, но и обожествлять тут, собственно, нечего. «Прорывные» стили второй половины XIX – начала XX - чистейший эскапизм. Времечко выдалось мерзковатое: банкиры и заводчики теснили и — наконец вытеснили аристократию; дымили заводские трубы, техника — пугала, кокаин продавался в аптеке (в качестве лекарства). Поневоле забесишься и начнёшь выдавать что-нибудь невыразимо-странное.

Спрашивается: надо ли идти на выставку «Щукин. Биография коллекции», которая проводится в Музее Изобразительных Искусств имени А. С. Пушкина? Конечно, да. Трепетать — необязательно. Смотреть — нужно. Хоть бы и для понимания, что оно — танцы голых королей. Это мощное полотнище Анри Матисса вы, безусловно, заметите — оно так и называется «Танец». Взгляните на него непредвзято. Честными глазами. И как?

Экспозиция интересна, прежде всего тем, что картины здесь не сами по себе, но как часть биографии семейства Щукиных — превеликих богачей-меценатов; а если уж мы говорим о Сергее Ивановиче Щукине, то он прославился, как фанат и собиратель «актуального искусства». Это — лав-стори крупного капитала, где вкусы — вторичны. Негоциант гонялся за радикальными феноменами, не имевшими ничего общего ни с общественным бон-тоном, ни с антитезой «красиво — уродливо». Он эпатировал.

В этой связи бодро вспоминается начало «Хождений по мукам» и претенциозная чета Смоковниковых: «Екатерина Дмитриевна старалась, чтобы дом ее был всегда образцом вкуса и новизны, еще не ставшей достоянием улицы; она не пропускала ни одной выставки и покупала футуристические картины». Эстетское пошлячество и помпа. Гостиная, где собирались «...разговорчивые адвокаты, женолюбивые и внимательно следящие за литературными течениями», тогда как младшая сестрица Даша «...тоже восхищалась этими странными картинами, развешанными в гостиной, хотя с огорчением думала иногда, что квадратные фигуры с геометрическими лицами, с большим, чем нужно, количеством рук и ног, глухие краски, как головная боль, — вся эта чугунная циническая поэзия слишком высока для ее тупого воображения». Или, как там кричали ребята на поэтическом вечере: «Будем лопать пустоту!» и чествовать голых королей. Или всё-таки не совсем голых? Пробуем постичь? Вперёд!

Сейчас не принято устраивать выставки по принципу: вот вам экспонаты в хронологическом порядке, ходите — заучивайте фамилии. Скучно. Современный проект — всякий раз концепция. Путь коллекционера, изменение его предпочтений, следование определённой «скандальной моде». Оформление таково, что мы как бы погружаемся в мир Сергея Щукина, гостим у него - в разные годы жизни. Пытаемся выстроить логику: что его привлекало в импрессионистах, фовистах, кубистах?

Глядя на знакомые с детства картины Клода Моне, понимаешь — наконец-то! - откуда и куда сбегали художники- «впечатленцы» (impression — впечатление). Они так уставали от омерзительных городов, что хотели живописать воздух. Постойте возле «Стога сена в Живерни», вдохните поглубже, а потом — выдохните. Прочувствуйте дату создания: 1886 год. Невозможность существовать в тесноте, занимаемой растущими ввысь доходными домами, отелями, конторами жульнических корпораций. Срочно! Отдохнуть от грохочущей конки и орущих газетчиков. «Скалы в Бель-Иль» того же 1886 года — пронзительная тоска и тот же — чистый вздох.

Даже те сюжеты, где присутствуют люди-фигуры, чувствуется острое желание остаться на природе. «Завтрак на траве» (1865-66) — дамы в плену кринолинов и кавалеры, не знающие, как им сесть в непривычной обстановке. Стали популярны «вылазки» - люди инстинктивно отворачивались от серой громады и ехали туда, где зелень и кислород. Вещи Моне — плохо прорисованные, зато — создающие настрой.

Ещё дальше убежал постимпрессионист Поль Гоген. Это нынче принято сдать каморку в убогом районишке Москвы-нерезиновой и — смотаться на острова; постигать очередную порцию дзена (или чего погуще). В те времена такие подвиги и — подвижки не были в трендах. Устроители выставки разместили шестнадцать гогеновских полотен в районе парадной лестницы — кучно и сразу. Потому что весь этот жарко-расслабленный цикл невозможно смотреть по отдельности. Экзотические красавицы, зной, почти инопланетные небеса. Впрочем, для большинства европейцев Таити был не ближе Марса. Дауншифтинг мсье Гогена — это большой нескончаемый день среди фруктов, солнечного света и беспорядочных любовных шалостей. Того, чего никак не можно получить в Париже, где дамы закованы в корсет «Персефона» и блюдут кое-какие правила этикет; где серенькая зима и — заляпанные грязью экипажи. Ещё меньше этот горячий modus vivendi сочетался с московским купеческим бытом Щукиных. Оно — ошарашивало и манило.

Столь же вызывающи картины примитивиста-самоучки Анри Руссо по прозвищу Таможенник. Действительно, сей дивный и чудный мастер приступил к художествам в солидном возрасте — где-то за сорок, и он большую часть жизни проработал на таможне. А потом — осенило и вдарило свыше. Пожалуй, всё, что он творил — даже симпатично. Тут чувствуется вполне здоровое начало и нет причудливой болезненности, свойственной модам той эпохи. «Нападение ягуара на лошадь». (1910) и «Муза, вдохновляющая поэта» (1909) – нечто крепкое и цельное. Сразу видно — писал хороший мужик, много лет выполнявший свои должностные обязанности. Но - перемкнуло. Захотелось могучей зелени и джунглей — отсюда оригинальное видение мира и — торжествующий «побег» в мир плодов, цветов и желтоглазых хищников. Анри Руссо пользовался большой популярностью у товарищей по несчастью — в смысле, у художников, искавших новые формы. Его ценили и пытались копировать. Однако не получалось — самоучка завсегда крут. Критики издевались, особенно над его автопортретом на фоне морских флажков, но кому какое дело, если вас «покупает» русский богач —  collectionneur Chtchoukine (именно так пишется фамилия мецената на французском!).

А вот в Розовой гостиной старообрядцев Щукиных висели полотна Анри Матисса — лидера фовистов (от fauve — дикий). Это же — искры из глаз. Такая резкость и наглость красок виделась настоящим безумием, хотя, в духе времени. Творчество пробудившегося дикаря. В те годы, когда фовисты толкали своё «дикое» звучание, отовсюду неслись призывы «ловить первобытные ритмы вселенной» и рвать путы цивилизации. Многие господа во фраках строчили под сенью электрических ламп, что надо отринуть и фрак, и лампочку, сбежать на волю и предаться «изначальной радости». Таким образом, мы снова наблюдаем эскапизм в чистом виде. Матисс — это грубая элементарность, насмешка над приличиями и беспредельное бравирование всем вышеперечисленным. Ощущение, что автор не просто не умел рисовать, он впервые увидел краски, сошёл с ума от счастья и ринулся крушить гармонию. «Красная комната» (1908) – нарушение смыслов и канонов. Никаких оттенков — сплошной пир варвара. Красное — бьёт по нервам. Забавно - тут изображена чистая, обыденная комнатка, ваза с фруктами, горничная в чёрном платье с белым фартучком — опрятна, чопорна, да и причёсана по картинке из модного журнала.

Может показаться, что Щукин был падок исключительно на броскую цветность и весёлый кавардак. Ничуть не так. Одной из жемчужин его сумасшедшей коллекции исследователи называют «Субботу» Андре Дерена (1912). Чудовищная унылость, буквально растворённая в воздухе. Холод, пронизывающий до костей — при одном только взгляде на этих измождённых буржуазок. Не так ужасен климат (ибо за окнами — синее небо), как страшен уклад. Худые неизящные тётки, видимо, проживают не самую насыщенную пору бытия — их лица не то чтобы скорбны, они — застыли в извечной маске. Свинцовая тоска и при том — ни намёка на бедность. Респектабельное житьё-вытьё. Первая мысль — безутешные вдовы. Между прочим, Андре Дерен отличался невероятной «гибкостью» и восприимчивостью — если проследить его творческий путь, то сложно представить, что это писал один и тот же человек. Попеременно увлекаясь то Сезанном, то кубистами, Дерен в конечном итоге заделался чуть ли не поборником классики, а его портреты 1920-1930-х годов отдают салонной прелестью и лестью. Но всего этого Щукин уже не приобретал, да и не смог бы. После Революции коллекция фабриканта была национализирована, а сам колосс эмигрировал во Францию. Правда, стандартная фразочка насчёт sic transit gloria mundi тут не годится — благодаря русскому человеку весь мир проникся Матиссом, Ван Гогом, Сезанном, достославными «голыми королями», эскапистами, коих принято считать гениями. И это — чудесно. Погранично-сдвинутый вкус московского толстосума до сих пор — в чести, а его коллекция бесценна. Не забыть! В Эрмитаже представлена вторая часть этой фантастической комедии - «Великие русские коллекционеры. Братья Морозовы». Всё те же лица, те же краски. Те же русские деньги. Знай наших!