В плену у кривичей.

Подхваченные ветром и размноженные многоголосым эхом они известили примокшанскую мордву о болшой беде, нависшей над их мирным и спокойным краем, веками охраняемым строгим ханским законом.

Продолжая неистово браниться и галдеть, всадники выскочили на поляну чуть сзади дозора. Впереди с каким-то баулом через седло лихо скакал мечник1 князя – молодой самонадеянный вассал литовца из Киева. Оказавшись перед князем, он швырнул баул оземь, ловко соскочил с коня и подошел к нему на расстояние вытянутой руки. Показывая пальцем на кустарник, заговорил, и сухими листьями под порывами ветра зашуршала речь его на наречии западных кривичей:

 – Княже, идяща они пагане порты с плеч спускающе, а петли растегавшие, аки в бане растрапавши, мы множе потоптавше их и поби.

Литовец сморщился от обилия щипящих звуков, а суздальцы и нижегородцы, еле сдерживали смех от непривычности для их уха говора соплеменника с запада.

– Что там у тебя? – с легким литовским акцентом спросил князь.

– Ясырь1 ,– снимая с головы остроконечный шлем зло бросил оруженосец.

– О!– обрадовался литовец. – Это то, что нам надо. А где трофеи? Это не есть хорошо, совесм не хорошо оставлять оружие врага, оно, право, отчень дорого, – зачастил он.

Киевлянин, понурив голову, молчал.

– В... в...вы что?И...и...их..., это..., безоружных?.., запинаясь от страшной догадки, стал выпытывать князь.

– Они хуже оружных, особенено этот, – начал оправдываться мечник, кивнув на пленного.

Литовец окинул его брезгливым взглядом и молча отвернулся.

Баул зашевелился. Князь крепче сжал копье, на древке которого развевался синий флажок, разрезанный в конце на три узкие полоски, и дал знак выпустить пленного. Мечник кивнул и приказал одному из ратников, в грубой выделки кожаных штанах, развязать баул, наскоро скроенный из тюркского халата пленного. Ратник быстро распустил узел и тело ясыря распласталось на ткани без признаков жизни.. – Ты что тут шастаешь, паганец? – задал вопрс князь, словно не замечая состояния пленного.

Ответа не последовало.

Литовец приказал поднять пленного и самый младший безусый ратник с готовностью нагнулся к лежащему. Он запустил руки ему под мышки и сделал рывок вверх. Обмякшее тело слегка поддалось, но сил у отрока не хватило, и оно скользнуло с его рук. На помощь подбежал еще один и с ходу пнул пленного ногой. Остроконечный носок, пробив меховую безрукавку пленного, глубоко вдался ему под ребра, и он протяжно застонал. Ратник занес ногу для второго удара и мелкие стальные колечки на его боевом чулке озорно зазвенели, призывая пленного быстрее испонить волю литовца. Тот и впрямь пришел в себя и натренированным движением увильнул от устремишейся к его ребрам ноги.

– О! – вновь воскликнул литовец, придерживая коня шенкелями. Он не есть так прост. Обыск ему и дознание достойное надо учинить.

Разгоряченные ратники, отчаянно матерясь и отмахиваясь от вездесущей мошкары, разом кинулись к нему, подхватили под руки и поставили на ноги. Мечник спешно стал допытывать его вопросами, а один из ратников сантиметр за сантиметром пропускал сквозь указательные и большие пальцы обеих рук меховую безрукавку.

Сколь не старался мечник, ответы на свои вопросы не получил, а ратник, ничего не найдя, разачарованно бросил безрукавку под ноги ясыря и тогда за дело решил взяться сам князь.

Лошадь под ним постоянно шарахался от укусов насекомых, и он, успокаивая и утешая животное, то легонечко постукивал в боевой перчатке левой рукой по крупу, то поглаживал густую гриву.

Литовец повторил свой вопрос и, в ожидании ответа, чуть наклонил к нему голову. Пленный окинул чужеземца презрительным взглядом и, оттолкнув ратников, стал брость в его сторону какие-то слова на неведомом тому языке.

Князь нахмурился.

– Рек...кл ..еси, рек..кл еси1, – не в силах сразу найти нужную форму языка, стал повторять он, нервно ерзая в седле.

Нервозность передалась коню, и он, пытаясь сбросить седока, почти в вертикальной стойке, стал на дыбы.

Князь с большим трудом удержался в седле.

– Фу, ты дьявол, – выругался литовец, сильно пришпорив коня.

От нестерпимой боли передние копыта, обдав железные доспехи седока прозрачными брызгами, ударились в почти утопившую лесную траву дождевую воду.

Конь испуганно фыркнул, обнажив ряды с желтоватым оттенком зубов и стал капризно брыкаться.

Литовец натянул поводья почти до самого подбородка, но конь не успакаивался. Тогда князь снял с левой руки боевую перчатку и запустил длинные, сильные пальцы в густую гриву, ритмично массируя холку.

Кольчуга на князе, сделанная не из кованой, а пришедшей ей на смену вытянутой легкой проволоки, покрылась в такт движениям мелкой рябью, словно лужа от дуновенья низового ветерка.

Пленный все это время не прекрашал говорить, то кивая в сторону литовца, то энергично потрясая указательным пальцем правой руки в направлении ратников.

– Он не говорит на нашем наречии, бормочет только что-то на своем ордынском, – удивленно воскликнул мечник. – В наших краях, да и в Вильно я не слышал такую речь.

– Спроси на ордынском,– нетерпеливо повелел князь.

– Я не умею говорить на этом поганом языке, даже прадед не умл. Пусть суздальцы будут толмачами, он для них как родной.

– Кто еси умеюща глаголици татарове ? – обернулся литовец к спешившимся ратникам.

Из девяти семеро выступили на шаг вперед. Он поочередно рассматривал их и остановил взгляд на невысоком, крепко скроенном ратнике, с выступающими скулами на обветренном лице.

Взмахом руки повелел ему подойти к пленному. Скуластый неторопливо зашагал и, когда сравнялся с литовецем, тот увидел как по верхнему ободку его котелка ползет необычно яркая для этих мест гусеница. Князь, видимо не лишенный сентиментальности, внезапоно поднял руку, и скуластый, удивленно глядя на чужеземца, замедлил шаг, а затем остановился. Литовец нагнулся и стал наблюдать, как красавица невозмутимо обходит глубокие насечки на плоской дужке котелка, словно великий стратег оборонительные линии хитроумного противника. «Без мозгов,а поступает мудрее разумных,– мелькнуло у него в голове, – не то, что эта спесивая Кривия1,– прет напрополую против силища великого хана, да и наши земли непрочь в свою волю обратить».

Литовец поднял голову и стал прислушиваться к шуму могучих деревьев, со всех сторон обступивших поляну.

Меч, по западной моде висевший на толстой металлической цепи, прикрепленной к нагруднику, придавл ему воинственный и гордый вид. Поднимая взор все выше и выше он дошел до почерневших от избытка влаги верхушек и часто заморгал обоими глазами, словно пытался отогнать из них какое-то видение, забыв на время о пленнике и стоящим возле него ратнике. «Дева Мария!Прости меня грешного. Не ведом мне страх в бою с нечестивцами, но не могу отогнать Сатану из души при виде его перевоплощениом в крест святой – взомлился князь про себя, зачарованный их видом, напоминающим свисающих с неба крестов».

Он как-то сник, затряс головой, перекркстился и жестом разрешил скуластому следовать дальше. Ратник дошел до пленного и начал с ним что-то обсуждать. Один из стоящих к ним поближе суздальцев вдруг крикнул:

– Эй ты, меря1 смердящий, в сговор идешь с ясырем?

– Сам смердящий, бражник неумытый,– обиженно откликнулся меря, не оборачиваясь. – Какой сговор? Одного мы с ним просто роду, племени, но не меря он. Пленник наш не с берегов Мокши, хазарский он, с берегов Суры мордвин.

– Как же он сюда пробрался таким малым числом? – задумался князь. – Тут что-то не то, – засомневался литовец, покачивая головой.

– Не мог он с малыми силами дойти сюда, – поддержал литовца преданный ему суздалец, только что обругавший мерю. – Стало быть, большая их рать где-то не далеко, – рассудительно предположил бывалый суздалец.

– Царевич Иван не мог не знать о напрвлении движения Араб-шаха,– возразил литовец. – Он все полки повел к Пьяне-реке...

– А может и зря, – чувуствуя заинтересованность князя в собеседнике,прервал его ратник на равных. – Не время теперь гадать, делом надо заняться. Дозволь, княже, мне дознание ему учинить – попросил он литовца.

– Иди – повелительно махнул рукой князь.

Суздалец скорым шагом направлися к мордвину из хазарских краев. Пленник выпрямился, поднял голову и заговорил на своем наречии хорошо понятном всем ратникам, кроме пришельцев с Русско-Литовского княжества.

– Их всего трое, – увещал ратников на мордовском ясырь, облизывая пересохшие губы. – Дай мне водицы напиться, – протянул он руки к котелку соплеменника, и, получив его, нагнулся, черпанул из лужи возле себя прозрачную воду, сделал несколько больших глотков и вернул котелок хозяину. – А теперь меч – правая рука мордвина оптянулась к поясу скуластого. –Я проучу этого надменного чужеземца.

– Не можно!

Скуластый сильными руками придерживал княжича, ноги которого подкашивались из-за боольшой потери крови и не дал ему дотянуться до оружия.

Литовец не оставил без внимания эту сцену и, увидев высоко вскинутую голову пленника с горящими ненавистью глазами, туже натянул поводья, готовый мгновенно обрушиться на противника. Он оценивающе оглядел пленного с ног до головы и несколько удивился его волосам – длинным и шелковистым. Сзади они спадали до плеч, а спереди ровным полукругом прикрывали высокий лоб княжича. «Как он за ними ухаживет в этих условиях, – подумал князь не без зависти». Его собственные волосы немытыми патлами выглядывали из-под похожего на глубокую тарелку металлического полушлема.

«Зато у него явно монгольские глаза, – успоаивал себя князь мысленно. – Дева Мария! Спаси и сохрани! Как портит ему лицо это косоглазие. Такое могло произойти и со мной,если бы не славные угры1. С божьей помощью им удалось одолеть эту страшную силу так и не дошедшую до нас,– размышлял князь, не упуская из вида суздальца». Тот уже дошел до пленного и резко нагнулся, но сильный удар коленом в лицо отбросил суздальца в сторону. Мечник и еще двое ратников накинулись на мордвина сзади, повисли на нем и опрокинули его навзничь.