«Может быть, полония боялся, может быть, страшился «Новичка»?»

"Вот оно, Отечество без фальши, без когтей, оскала и клешней!

Можно ли придумать что-то жальше, горше, приземленней и смешней?

Прежде мы, понтистые недаром, грозные, как рать богатырей,

со своим являлись самоваром – а сегодня с кружечкой своей!

От кого он так оборонялся, помня про традиции ЧК?

Может быть, полония боялся, может быть, страшился "Новичка"?

Но какая в этом укоризна, явленная гордою Москвой:

мол, у вас издержки глобализма, а у нас хоть скромненький, но свой!

Пусть американцы хлещут коку, англичанин кофе пьет, сердит,

немец – пиво… а Россия сбоку со своею кружечкой сидит!

Так-то мы и ходим, примечаю, тайную гордыню затая,

со своей отдельной кружкой чаю. Ваша кружка чаю – не моя!

Интернет, конечно, изострился, сальный, как бордельная кровать,

но над этим образом российства впору не острить, а горевать…

Нет, когда ты катишь на Петрова, но когда кусаешь удила,

за любое сказанное слово возбуждая дутые дела,

но когда, оружием бряцая, ты угрюмо ставишь всем на вид,

грубая, бессмысленная, злая, вечно оскорбленная, как МИД,

– я такой любить тебя не в силах.

От такой – бежать скорей-скорей.

Любят или гордых и красивых, или бедных, с кружечкой своей.

Вот увидишь слежку и наружку, травлю или прочий мезозой

– страшно! Но припомнишь эту кружку – и заплачешь чистою слезой.

Так и я, российский сочинитель, сызмальства ударенный под дых,

как гусиных перьев очинитель в век соседских гаджетов крутых.

С нашей проблематикой российской, скучной, словно старый Карабас,

я вишу беспомощной сосиской посреди сарделек и колбас.

Со своим беспомощным "Не трогай!",

с шутками про вечную ЧеКу,

со своею кружечкой убогой жидкого, несвежего чайку,

и какой там чуши ни неси я – все махнут презрительно рукой".