Голунов-гейт. Что это было?

Чепчики, взметнувшиеся ввысь по поводу вырванного из зубов кровавой гэбни Вани Голунова, благополучно вернулись на макушки хозяев. Гектолитры выпитого за победу гражданского общества шампанского уже покинули канализационные трубы. Полагаю, пришло время задуматься, а что же это такое было? Почему история закончилась хэппи эндом, хотя ранее сотни подобных случаев не имели на то ни малейших шансов? Почему именно в данном случае гражданское общество, как по команде, проснулось, взбурлило, вышло из берегов, а после победы мгновенно успокоилось и опять уснуло? Почему народный герой Голунов оказался просто перепуганным мальчиком, мечтающем лишь об одном – чтоб о нем поскорее забыли и отстали? Попытаюсь безжалостно препарировать эту историю и показать то, что 99% в принципе не могут знать и адекватно понимать.

ВАЖНОЕ ПРЕДУВЕДОМЛЕНИЕ. Для того, чтобы говорить то, что я собираюсь сказать, нужны серьезные моральные основания. В данном случае очень важно не только ЧТО говорится, но и КТО это говорит. Мало кто из ныне живущих на вопрос «А ты был на месте Голунова, чтобы так о нем отзываться? Ты, вообще, что сделал, чтоб иметь право рассуждать об этом?» может ответить «Да, был, имею». Я-то как раз имею моральное право и рассуждать, и давать оценку.

Я активно занимался расследовательской журналистикой еще в начале нулевых, пока Голунов оттачивал перо, строча тексты о преимуществах геев на московском рынке труда. Я исследовал коррупцию (словосочетание «борьба с коррупцией» принципиально не употребляю, потому что это – профанация), когда о Навальном еще никто не слышал. Трижды сидел за «политику», имею две судимости – за оскорбление Путина при исполнении им служебных обязанностей и терроризм, дважды похищался (один раз ментами, другой – бандитами), восемь лет находился в федеральном розыске. Как, и в каком случае работают политические реперссии, представление имею.

Последние 15-12 лет занимаюсь не публичными расследованиями, а работаю на заказ. Во-первых, независимые медиа в провинции, где я проживал, давно исчезли, как класс, и расследования нафиг никому не нужны. Я же не мАсковский мажор, жил в суровом реальном мире. Во-вторых, у меня нет щедрого работодателя в Прибалтике, который будет оплачивать «борьбу за правду». Да и нет никакой «борьбы за правду». Существует борьба хозяйствующих субъектов, в ходе которой стороны используют сливы компромата друг на друга. Чтобы красиво оформить слив, обращаются ко мне. Существует борьба за власть, в ходе которой одни подонки пытаются представить своих конкурентов еще большими подонками. Я могу так урыть «клиента», что он тысячу раз пожалеет, что полез в политику. В общем, что такое расследовательская журналистика, я знаю довольно неплохо, и могу давать оценки.

Был ли Голунов выдающимся инвесгейтером (разгребатель грязи – так называют журналистов-расследователей в американских медиа), лучшим журналистом страны, выдающимся профессионалом, золотым пером и прочая, и прочая, и прочая, как его стали представлять после скандала с подбросом ему наркотиков? Нет, никаких выдающихся достижений я за ним не замечал. Средней руки райтер, способный отработать темы средней сложности, не более того. Да и, давайте честно, его имя 99,9% представителям широкой общественности до 6 июня 2019 г. было неизвестно. И забудется оно, уверяю, так же очень скоро. Он однозначно не является звездой журналистики.

Вообще, если говорить о расследовательской журналистике, то тут есть специфика: успех, эффект, резонанс расследования процентов эдак на 70-80 зависит вовсе не от автора, а от наличия у него инсайда. Журналист что-то там раскапывает, работает под прикрытием в исключительно редких случаях, обычно папочку компромата представляет заказчик. Да-да, будьте уверены, 9 из 10 публичных расследований – заказуха. Это не значит, что они недостоверны, просто без заинтересованного лица они не имеют шанса появиться.

Расследования, основанные на анализе общедоступных данных, малоинтересны публике. В популярный жанр их смог превратить Навальный, но к журналистике они имеют меньшее отношение, нежели к политической пропаганде. Как пропагандист, Анатольич почти гений. Но журналист он никакущий, работает с фактурой обычно на троечку с минусом, потому что, в полном соответствии с заветами доктора Геббельса, добивается не правды, а эффекта.

Что касается россианского «журналистского сообщества», то весь мой уже почти 30-летний опыт общения с ним позволяет с абсолютной уверенностью утверждать: главная черта русского журналиста – патологическая трусость. Я говорю это без всякого осуждения. Это просто факт, совершенно логичный итог естественного профессионального отбора. В дикой природе трусливые особи имеют гораздо больше шансов выжить и оставить потомство, чем смелые и агрессивные. Тот, кто быстрее убегает и лучше прячется – тот выживает и формирует генотип.

Русский журналист (я имею в виду тех немногих, кто профессионально занимается именно журналисткой, а не пропагандонством и написанием текстов по ТЗ заказчика) должен быть труслив, он обязан копчиком чувствовать «красную линию», за которую нельзя переступать, потому что его ничто не защищает – ни профсоюз (об этом даже смешно говорить), ни закон (ржунимагу), ни публичность, ни работодатель. Работодатель, если это не чиновник, смотрящий за государственным СМИ (там никакой журналистики не может быть в принципе), а, скажем, главный редактор «независимого» издания, зависит от рекламодателя. Уходит рекламодатель – издание умирает. Рекламодателю нужен охват, тираж, рейтинг, статус. Поэтому позитивно-гламурный дискурс коммерчески рентабелен, а всякого рода общественно значимое правдорубство – убыточно.

Жесткие темы, конечно, дают изданию некоторую ситуационную популярность, но напрочь убивают статус, переводя его в разряд маргинальных. Вот как вы представляете себе рекламу элитного ЖК в журнале, где гвоздь номера – скандальный материал о квартирах чиновников московской мэрии (хорошо, если не в этом самом ЖК)? Да ни один солидный рекламодатель не хочет ассоциироваться с коррупцией, воровством. Рекламодатель не желает, чтобы его рекламу читатель потреблял, зарядившись негативом при чтении расследования про ФСБшную мафию. Да и ФСБ легко может устроить проблемы СМИ, проявившему к ней непочтительность. Поэтому ни один нормальный редактор не допустит в номер острый материал, если гипотетический вред для бизнеса от него будет выше эфемерного имиджевого выигрыша.

Журналист, чьи публикации вызывают негативную реакцию властей или потенциальных рекламодателей, мгновенно становится токсичным, выдавливается и из издания, и из профессии, скатываясь в маргинальное поле. Выживают и делают карьеру только предельно «чуткие» мастера слова, умеющие пройти по грани, не навредив ни себе, ни фирме, способные умолчать о важном, если это таит опасность, и проявляющие бешеное бесстрашие в пинании мертвого льва. Так устроена система. Этот естественный отбор происходит уже третий десяток лет. Всякий, кто не проходит сквозь многосупенчатый фильтр медиаформата, отсеивается в первые же годы профессиональной деятельности, уходит в маргиналы, в пропаганду, в пресс-службы, рекламу или вообще завязывает с медиаиндустрией. На выходе из этой мясорубки получаются только такие «журналисты», как гламурная балабольщица Ксюша Собчак или милый мальчик Ваня Голунов, способный вызвать жалость, когда его пытаются упрятать за решетку.

Общественность оказалась аццки разочарована: люди желали узреть этакого Че Гевару, Юлиуса Фучика и Нельсона Манделу в одном флаконе, символ гражданского мужества, героя, бросающего вызов лжи, несправедливости и тирании, а вместо этого увидели за решеткой хнычущего инфантильного мажора, в глазах которого читается вопль «Мама, забери меня отсюда!». После триумфального освобождения несостоявшийся герой что-то мямлил про панические атаки, страх переступать порог своего дома и страдальчески всхипывал: «Хочу, чтобы ничего этого не было, чтоб все вернулось взад, чтоб меня не узнавали на улице».

Да, Ваня Голунов – заурядный работник медиаиндустрии, патологический трус и ни разу не борец. Будь он другим, не смог бы работать в СМИ. И тут возникает вопрос: с какой целью ему устроили экскурсию в застенки, какой мотив был у мусоров? Общепринятой является версия о том, что смелого журналиста заказала некро-мафия за то, что Голунов рассказал о криминальном аспекте ритуального бизнеса. Шо, серьезно?

Вот тот самый срыв покровов. Если вы осилите многабукафф, то по прочтении только недоуменно пожмете плечами: текст довольно спокойный, громких разоблачений нет, ничего нового не сказано, сильные мира сего ни в чем особо криминальном не уличаются. И, самое главное, очередное придание огласке грязной подоплеки похоронного бизнеса никоим образом отрасли в целом и отдельным его деятелям не угрожает.

Вообще ничем. Мотива для мести не вижу от слова «совсем». Но, даже если бы он и был, разве б стали бандиты выжидать год, чтобы потом устроить такую зверскую подлянку? Мстят обычно по горячим следам, пока кровь кипит, и злоба глаза застит.

Тут надо тоже кое-что пояснить. Личная месть с битьем различных частей тела, поджогом машины и прочими приветами а-ля 90-е в отношении журналистов – явление довольно редкое. Ну, бывает, нарвешься на совершенно отмороженного у…бка, как Кашин в случае с Турчаком. Но даже упоротые беспредельщики нечасто бывают настолько тупыми, что не понимают – месть лишь привлечет общественное внимание к фактам, обнародованным журналистом. Да и войны компроматов ведутся по определенным правилам. Кто их нарушает – тот сам себе делает хуже. Поэтому, когда со мной желали поговорить герои моих диффамационных публикаций, я не особо пугался. Приятными подобные встречи назвать трудно, но если ты начинаешь «моросить», то есть проявлять страх, прятаться, то только себе вредишь.

Однажды у меня состоялась примерно такая беседа с генералом, возглавляющим региональное управление СК. Пригласила меня в контору пресс-секретарь типа для того, чтобы лично передать пресс-релиз (ага, будто электронной почты не существует). Ну, это понятно, не сам же генерал будет звать на чай с баранками. У дверей учреждения меня встретила пара мордоворотов в штатском и препроводили к шефу. Минут 10 генерал мне объяснял, что я не вкуриваю, с кем связался, и что вот прямо сейчас могу уехать из его кабинета осваивать Север лет эдак на пяток.

- Ладно, давайте ближе к делу, – говорю я, делая утомленное лицо.

- Я просто хочу понять вашу цель. Вы же понимаете, что за клевету придется ответить.

- Вы же понимаете, что клеветы я не публиковал.

- У вас есть доказательства?

- Нет, – спокойно улыбаюсь, – откуда у меня могут быть доказательства? Я всего лишь высказал мнение, пользуясь своим конституционным правом.

- Значит, признаете, что в суде не сможете доказать свою правоту?

- Никакого суда не будет.

- Это почему же?

- Потому что вам не нужна шумиха. На прошлой неделе в областной газете тиражом 80 тыс. экз. вышла одна статья с фото, в которой утверждается, что скромный госслужащий по линии следствия отстроил себе избушку в элитном поселке, которую рынок оценивает в 90 годовых зарплат генерал-майора юстиции. В случае, если этот скромный госслужащий, который не берет взяток… По крайней мере, у меня нет никаких доказательств, того, что он берет. Так вот, если он попытается отреагировать на эту заметку с использованием своего служебного положения, тем паче, оным злоупотребляя, на следующий день уже федеральные СМИ придадут эту очень скользкую историю широкой огласке. Они ничем не будут рисковать, сообщая два факта. Первый факт: что в местной оппозиционной газете опубликована заметка о недвижимости генерала. Второй факт: главного редактора этой газеты начали преследовать силовики.

- С какой стати федеральные СМИ будут вас защищать? Вы что, такой знаменитый деятель?

- Нет, конечно. Но им заплатят, и они вас, а не меня, сделают знаменитым.

- Вам, значит, тоже заплатили за вброс?

- Конечно. Не стану же я бесплатно себе приключения на пятую точку искать!

- Даже не стесняетесь это признавать. Может, скажете, кто заказчик?

- Не скажу. Понятия не имею, кто это. Вам, думаю, виднее. Заказ и фактуру для публикации я получил от своего агента. С ним, вероятно, связался агент заказчика. Обычно слив компромата осуществляется через 2-3 посреднических звена. Можете, если интересно, обсудить это с ним сами, вот его визитка.

- Вы его так легко сдаете, – удивляется генерал.

- Не сдаю, а рекомендую. У вас есть недоброжелатель, который хочет поставить на место главы областного управления Следственного комитета своего человека, для чего должность сначала следует сделать вакантной. Вы, вероятно, захотите передать ему ответный привет. Не через пресс-службу же станете это делать? Мой агент – хороший специалист, имеет выходы не только на региональные СМИ, но и федеральные. Цены не задирает. Только, если будете звонить, имейте в виду, что разница во времени у вас семь часов составляет.

- Он что, на Камчатке живет?

- Нет, с Камчакой разница девять часов. Он в Монреале последние пару лет.

Не всегда диалоги шли так мирно и непринужденно, но до всех «униженных и оскорбленных», жаждущих сатисфакции, я доносил простую мысль: не имеет смысла ни судиться со мной, ни ломать мне пальцы. Я – честный наемник, который отрабатывает заказ на совесть. Ничего личного, просто работа. Если в будущем возникнет нужда слить компромат на своих противников, обращайтесь. И да, обращались.

Так что ни малейшей нужды мстить Голунову после публикации расследования у похоронной мафии, мэрии Москвы, МВД, ФСБ не было. Всем очевидно, что он – не инициатор расследования, а всего лишь исполнитель. За ним стоит довольно мощный медиаресурс, на который невозможно оказать давление, поскольку он базируется за границей. Травить журналиста в данном случае – только актуализировать скандал и поднимать цитируемость «Медузы».

Журналист рискует нарваться на репрессии только в одном случае – если он представляет системную угрозу. Со мной примерно так и было. В 2003 г. я работал на мэрских выборах в одном богатом нефтяном городке. На меня вышел информатор из органов, который слил информацию о том, как местный ОБНОН (отдел по борьбе с незаконным оборотом наркотиков) фактически возглавляет местную наркомафию. Так же обноновцы творят еще много всяких преступных деяний, включая убийства, похищения с целью выкупа, рэкет и прочие «шалости». Посоветовались с кандидатом. Поскольку местные менты создавали оппозиции много проблем, я предложил слить этот компромат, чтобы дать мусорью понять: не лезьте в политику – вам же хуже будет. Сами обноновцы – мелкие сошки, отвечать за их беспредел будет начальник ГУВД. Ему и был адресован меседж.

Поскольку я работал тогда публично, перед выходом газеты были предприняты все необходимые профилактические меры. Я совершил турне по городским и региональным представительствам прокуратуры, УСБ МВД, ФСБ, написав в обшей сложности почти десяток заявлений о ставших мне известными фактах преступной деятельности оборотней в погонах. Это обязывало правоохранителей пусть формально, но все же отреагировать, провести доследственную проверку, ответить мне. Общественный резонанс (а он получился весьма заметным, да что там скромничать – просто оглушительным) должен был совершенно деморализовать ментов.

Но наши расчеты провалились, потому что просчитать действия идиотов невозможно. Мусора оказались совершенно отмороженными придурками и не выдумали ничего лучшего, как подкинуть мне пару грамм гашиша и отправить в СИЗО. Вскоре они и сами там оказались, потому что в городе против мафии ментовской воевала прокурорская мафия, и последняя, воспользовавшись большим резонансом, который возник вокруг «дела Кунгурова», нанесла по своим конкурентам мощный удар. Но тут важно следующее: менты видели во мне именно системную угрозу, и жажда мести была для них хорошим мотивом, но не причиной репрессий. Моя газета носила агрессивно-антимэрский характер. Менты деятельно поддерживали действующего главу города. Смена мэра означала уход на пенсию начальника ГУВД и утрату позиций ментовской мафией, отстроившей хорошие финансовые потоки в свой карман. Как нетрудно догадаться, за оппозицией стояла мафия прокурорская. Поэтому для мусоров не имело значения, собираюсь я еще публиковать расследования об их преступной деятельности, или нет, я представлял угрозу их крыше (мэру) и, следовательно, им самим. Потому они и пошли на обострение. Просто из мести менты бы так подставляться не решились.

Какую системную угрозу представлял Галунов похоронщикам ПОСЛЕ публикации своего расследования? Очевидно, что ни малейшей, потому его и не трогал никто почти год после обнародования статьи. По правде говоря, она и в момент выхода сенсационного резонанса не имела, а уж в 2019 г. про нее вообще все забыли (в топе выдачи Яндекса текст появился лишь после недавнего скандала). Я ее помню исключительно потому, что у меня в конце прошлого года случился небольшой заказик по опускалову региональной похоронной мафии, и голуновский текст я в ознакомительных целях изучил.

Так в чем же тогда были движущие мотивы Голунов-гейта? Сам Ваня Голунов тут совершенно не при делах, его использовали втемную. Идет борьба за трансферт власти. Разные кремлевские башни выясняют между собой отношения, пытаясь усилить свои стартовые позиции в мире без Путина. Да, прикиньте, люди, которым есть, что терять, не только рассуждают о том времени, когда царь, наконец, отлепит жопу от трона, а всеми силами приближают этот момент. В следующем посте дам вам весь расклад. (Продолжение следует).

Алексей Кунгуров