Вредоносный миф о москитном флоте

Статья «Интеллектуальный тупик российского флота? Нет, российского общества» поставила вопрос о том, что общество хотело бы получить от ВМФ. Но, так как писало её не общество, то ответа в ней не было, хотя впоследствии за ней последовал ряд откликов.

Стоит понять одну простую вещь: ответа в простой его форме, который мог бы дать один человек, нет. Флот есть продолжение политики и стратегии страны в целом, условно говоря, это и есть овеществлённая в металле политика. 




Как бы решался вопрос о том, какой нам нужен флот в некотором идеальном мире, где лица, принимающие решения, точно знают, чего хотят? Были бы определены цели, которые страна должна добиться в тех или иных регионах мира в следующие лет тридцать-сорок, хотя бы примерные. Затем, с опорой на Генштаб, политическое руководство должно было бы определить перечень военных задач, которые возможно придётся решать для достижения этих политических целей. Отталкиваясь от этого перечня, Генштаб (с морской секцией) во взаимодействии с Главным штабом ВМФ должны были бы определить то, какую часть этих военных задач должен решать флот.

Далее наступила бы очередь ВМФ – зная примерный перечень задач, которые ему придётся решать, флот должен был бы определиться с типажом и численностью корабельного состава для этого, и, отталкиваясь от этого, скорректировать программу кораблестроения под задачи.

И тогда мы все бы знали, какой флот нам нужен.

Конечно, точно бы предвидеть ничего не удалось. Предсказания будущего — дело неблагодарное, даже научно обоснованные. Но вот предвидеть примерно – вполне бы получилось.

В условиях отсутствия внятной информации «сверху» граждане вполне могут сделать подобное интеллектуальное усилие самостоятельно и дать ответ на вопрос «что мы хотим от флота?», верный для себя лично. Если так сделает большое количество граждан, то в итоге получится некая совокупность ожиданий людей, которая будет вполне объективно показывать то, что население хочет от ВМФ, и эти желания фактически будут вполне «легитимной» отправной точкой для военно-морского строительства, по крайней мере одной из них точно. 

Пока же ничего такого нет. Сегодняшняя система принятия решений очень далека от даже нормальной логики, не говоря уже о том, чтобы в ней имел место учёт долгосрочных политических планов. Нет сегодня такого учёта, а есть волюнтаристские требования сухопутных офицеров ГШ, которые ВМФ, не заморачиваясь ничем, выполняет по принципу «как бог на душу положит, лишь бы по цифрам всё сходилось». Так, например, появились корабли проекта 21361 «Буян-М» — реакция на требование ГШ обеспечить применение крылатых ракет со специализированных ракетных кораблей с одной стороны, и осознание флотом бюджетных ограничений с другой. Но это неправильно, это реакция амёбы по принципу «меня укололи – я сжалась», реально же всё должно отталкиваться от стратегических приоритетов страны в целом.

Покажем то, как сильно могут отличаться результаты подобного «стратегирования» в зависимости от граничных условий.

Допустим, СВР и ГРУ независимо друг от друга получают информацию о том, что НАТО планирует сухопутное вторжение в Россию. Не будем сейчас оценивать, реально это или нет на самом деле (нереально и невозможно, но речь не об этом), а прикинем, каким должен был быть наш флот если нас ждёт «реинкарнация» Великой Отечественной войны. Потренируем, так сказать, мозг абстрактным упражнением. А нужен нам флот в этом случае, способный во-первых, обеспечить высадку десантов большой численности, чтобы помочь армии, во-вторых, способный отбивать массированные удары с воздуха по конвоям и корабельным группам, в третьих, способный обеспечить гарантированную возможность проводки конвоев вдоль берега при попытках противника ввести против нас блокаду, обеспечить возможность проведения воинских перевозок, и удержать важные для России морские коммуникации, прежде всего с Калининградом, СМП, линии Чукотка — Камчатка — Приморье и Охотского моря в целом. А ещё способный не дать высаживать десанты противнику. Особо важной будет противоминная оборона, и противоминные силы во флоте будут представлены очень внушительно, наряду с десантными и эскортными.

Или альтернативный пример. Россия планирует нанесение упреждающего ядерного удара по США. Что нам надо в таком случае? Тогда нам нужен флот, способный скрытно обнаружить и по приказу уничтожить американские ПЛАРБ, скрытно же развернуть в море носители высокоточного оружия (хоть подлодки, хоть надводные корабли), способные нанести точные «хирургические» удары по территории США, уничтожая РЛС системы СПРН, командные пункты, инфраструктуру связи с подлодками, лидеров, угрожающую флоту авиацию (противолодочную) чтобы обеспечить для РВСН выигрыш времени, достаточный для массированного удара. При этом альтернатив флоту тут нет – нет других сил, умеющих бороться с подлодками и прятаться в торговом трафике с запасом ракет на борту, и так неделями до получения команды на удар, не существует.

Нетрудно увидеть, что флоты нам в разных случаях нужны разные, и это нормально – флот и должен строиться «под стратегию», с оглядкой на политические цели, и те военные задачи, которые нужно решить для их достижения.

Фактически же приходится иметь «про запас» силы для многих вариантов событий, но всё же отталкиваться нужно от реальных задач.

Однако, не имея пока возможности точно определить то, каким ВМФ должен быть, мы точно знаем то, каким он быть не должен. Не зная точно то, какой облик ВМФ будет оптимален для страны, мы точно знаем ряд ошибок, которые допускать нельзя.

Одной из этих ошибок является ориентация на так называемый «москитный флот» — морские силы, состоящие из малых боевых кораблей с небольшим водоизмещением – разного рода боевых катеров, малых ракетных кораблей и тому подобного. Эта идея, противоречащая и отечественному, и зарубежному боевому опыту, равно как и противоречащая военной науке, в последние годы набрала странную популярность. Стоит её препарировать и показать её утопичность во избежание дальнейшего распространения этой вредоносной концепции.

Взлёты и падения малых кораблей

Человеку нравятся истории про то, как слабый победил сильного. Нравятся, потому что, по меткому выражению одного умного человека, «это означает, что сильного победил умный», а эмпатия к такому явлению заложена в нас эволюцией – мы как вид преуспели, именно побеждая грубую силу умом. Мы так устроены, биологически. Изначально все симпатии к маленьким корабликам, якобы способным отважно выйти в море и потопить там авианосец – они оттуда. Мы просто хотим в это верить, и у многих недостаёт воли посмотреть правде в глаза и признать, что за этим желанием ничего нет. 

Параллельно работает разная пресса, окормляемая Департаментом информации и массовых коммуникаций Министерства обороны РФ, которая радостно нахваливает любой новый корабль так, как будто это «Звезда смерти». Новый МРК? «Звезда смерти»! Другой новый МРК? Другая «Звезда смерти», ещё смертельнее прежней! Патрульный корабль? «Звезда смерти» вдвойне!

Конечно, стройся у нас массово фрегаты, основной нажим пропаганды был бы на убийственную сверхсилу фрегатов. Но у нас массово строятся МРК. И люди, неспособные сориентироваться в технических и тактических нюансах, но испытывающие доверие к ВС РФ как к общественному институту, верят в силу МРК. В нынешнюю «редакцию» «москитного» флота. Забегая вперёд, заметим, что «вот это вот всё» исходит не от ВМФ, найти на действительной военной службе офицера, искренне верующего во всемогущество кораблей с водоизмещением до 1000 тонн, практически невозможно, хотя мнения об их ценности могут быть весьма различными.

Давайте в конце концов разберёмся, как оно там в реальности.

Исторически были два периода, когда малый надводный корабль, вооружённый по последнему слову техники, оказывался радикально превосходящим «обычный» крупный надводный боевой корабль. Первый раз это было тогда, когда были изобретены первые торпеды, или как их в те времена называли – самоходные мины. В последней четверти XIX века малые корабли, вооружённые торпедами, действительно наводили страх на противника, так как оказалось, что ранее построенные боевые корабли часто были бессильны против них. 

Но вскоре, со сменой поколений боевых кораблей в крупных флотах, превосходство «миноносок» испарилось – кораблестроители адаптировались к новой угрозе, появились такие вещи, как противоторпедные сети, позволявшие защитить корабль от поражения «пропущенной» торпедой, появились скорострельные пушки, позволявшие расстрелять выходящий в атаку миноносец, выросла дальность действительного огня корабельной артиллерии, у крупных кораблей выросла скорость, что позволило иногда уклоняться от торпедных атак маневрированием, были отработаны соответствующие тактические приёмы, стали намного прочнее корпуса, появилась противоторпедная защита. 

В первой четверти следующего, XX века, миноносцы, являвшиеся главными носителями торпед, уже твёрдо заняли своё месте «на вторых ролях» после крупных артиллерийских кораблей. Вторая мировая война показала, что основным оружием неавианосного надводного корабля является пушка. В той же войне выяснилось, что скоростные и манёвренные торпедные катера неспособны наносить вред боевым надводным кораблям крупного водоизмещения. Советский опыт с катерниками, отчаянно пытающимися топить небольшие транспорта на Чёрном море и Балтике никого не должен обманывать – самый большой боевой корабль Кригсмарине, который ими потоплен, сам фактически был торпедным корветом, хотя и классифицировался немцами иначе.

Взлёт торпедоносных малых кораблей оказался коротким.

Не менее коротким оказался и второй период, когда на мгновение по историческим меркам. Малые корабли снова стали существенной силой. Речь идёт о начале эпохи противокорабельных крылатых ракет.

О начале этой эпохи громко, на весь мир, объявили ВМС Египта, потопившие в 1967-м году израильский эсминец Эйлат советскими ПКР П-15, запущенными с советских же ракетных катеров. Чуть позже, в 1971 году, ВМС Индии, с помощью опять же советских ракетных катеров, нанесли большие потери ВМС Пакистана, и провели успешный набег на Карачи, использовав ПКР для удара по наземным теплоконтрастным целям в порту (резервуарам с топливом). 

Тогда весь мир ударился в ракетную тематику, в странах НАТО создавались одни малые ракетные корабли и катера за другими, даже США не остались в стороне, создав весьма эффективный «Пегасус», но… активные помехи поставили эффективность ракет «под вопрос» уже в 1973, в ходе морских боёв очередной арабо-израильской войны, когда ни одна арабская ракета не попала в цель – израильские катера отвели помехами их все. С 1973 года ни одна ПКР не поразила корабль, прикрытый помехами. Малые корабли УРО – катера или МРК, по-прежнему оставались опасными для любого надводного корабля, который попался бы им под удар, но такой «игры в одни ворота», как с случае с «Эйлатом» уже не было никогда, да и рост могущества боевых кораблей с конца 70-х многократно опережал таковой для малых.

Кроме того, самый главный противник надводных кораблей в войне на море – авиация, оказалась по-настоящему смертоносной именно против «москитных» сил, в значительно большей степени, нежели против крупных надводных кораблей. 

Взлёт могущества малых кораблей закончился, не успев начаться.

И боевой опыт это подтверждал.

«Москитные» силы в бою

На сегодня существуют три ярких примера того, как современные «москитные» флоты проявили себя в бою с современными надводными силами и авиацией.

Первым из них была Операция «Морварид» (перс. «Жемчужина») — уничтожение большей части иракского флота иранской авиацией в начале ирано-иракской войны 1980-го года. 

Это был просто классический пример краха популярных в России представлений о предмете. Иракский флот состоит из ракетных и торпедных катеров, действует в своих прибрежных водах, защищается истребительной авиацией, находящейся на боевом дежурстве на расположенных рядом аэродромах. Знакомо? Это ведь так многие видят успешную оборону своих берегов. 

Но увы. Сначала противник сосредотачивает заведомо большие силы авиации, чем есть в данном районе у обороняющегося, выводит из строя аэродром, получает кратковременную возможность неограниченно действовать над водами обороняющегося, потом, в лучших традициях российских представлений о предмете, обороняющийся топит своими ракетными катерами один иранский корвет, после чего появляются самолёты и уничтожают 80% ВМС Ирака, включая все морские силы, участвующие в операции. Ничего не помогло – ни наличие аэродрома с истребителями ПВО, ни вовремя (ключевое слово!) прибывшие на помощь более современные перехватчики с других аэродромов. 


Иранский "Фантом" с ракетами "Мейверик" — палач москитного флота Ирака

Итог – разгром на море, бонус – уничтоженные силами «коммандос» объекты нефтедобычи Ирака. «Москитный» флот, по численности сравнимый с тем количеством малых надводных кораблей, которые мы имеем, например, на Чёрном море, был уничтожен примерно за пять минут. Не за час, не за полчаса. В ходе атаки, длительностью в пять (а по факту даже меньше) минут. Без учёта подлётного времени самолётов, конечно.

Второй раз «москитный» флот смог проявить себя во всей красе в ходе американской операции «Огонь в прерии» против Ливии в 1986.

24 марта 1986 года американская авиация начала наносить удары по ливийским силам на море. Ночью 25 марта самолётом ДРЛО был обнаружен ливийский воздуха ливийский МРК пр. 1234 «Эйн Закит». В тот день американцы атаковали этот корабль. Сначала МРК получил попадание выпущенной с палубного штурмовика ПКР «Гарпун», потом, уже горящий МРК был добит бомбами и потонул.




Чуть позже ещё одной ракетой был поражён второй МРК того же проекта – «Эйн Мара», который получил тяжёлые повреждения. Ещё одной жертвой «Интрудеров» стал ракетный катер французской постройки, тоже потопленный. Потерь у американцев не было, огонь по ним не открывался. Стоит заметить, что в зоне поражения обоих МРК на момент их атаки американцами находился крейсер УРО «Йорктаун». Но они его даже не видели, и не пытались атаковать. Вскоре американцы приступили к атакам ливийской территории. Москитный флот не просто не помог, он вообще никак не проявил себя.




Третий пример того, что малые корабли бессильны против полноценного флота, дали иранцы. В ходе американской операции «Богомол» в 1988 году, когда США задались целью прекратить «танкерную войну» в Персидском Заливе и минирование иранцами нейтральных вод, и направили туда группу боевых кораблей для «воспитания» иранцев, бывших главными «зачинщиками» ударов по танкерам с нефтью и минирования. Для американцев это был первый морской бой со времён Второй Мировой войны.

18 апреля 1988 года американцы разрушили арт.огнём платформы в море, которые Иран использовал как стационарные базы. После этого иранские моторные лодки с лёгким оружием начали обстрел танкеров в Персидском заливе. Одна из моторок была потоплена палубной авиацией, остальные ретировались. Сразу за этим малый ракетный корвет ВМС Ирана «Джошан» (по сути ракетный катер с водоизмещением 265 тонн, вооружённый ракетами «Гарпун») попытался атаковать крейсер УРО «Уэйнрайт». 

Однако, крейсер отвёл иранскую ПКР помехами и ответным ракетным ударом потопил иранский корабль. Иранцы попробовали нанести по крейсеру воздушный удар парой «Фантомов», но они не прорвались через зенитный огонь, потом американское соединение попытались атаковать два иранских малых (1100 тонн, чуть больше, чем МРК «Каракурт») ракетных корабля, которые, впрочем, в Иране считались фрегатами. Итог – один потоплен палубной авиацией, другой разрушен ей же, но отбуксирован в порт. 




Москитный флот опять не оправдал себя.

Это было закономерно. У крупных надводных кораблей куда более мощные РЛС, способные засечь цель с такого расстояния, с которого никакой корвет или МРК ничего не обнаружит, у крупных надводных кораблей несколько дальше радиогоризонт в силу большей высоты, на которой расположены антенны РЛС, у него несравнимо лучше комплексы помех. А против авиации «игрушечные» ЗРК малых кораблей почти бесполезны. 




Какие выводы можно извлечь из всех перечисленных примеров? А выводы такие – «москитный» флот что-то может только тогда, когда новейшие малые корабли, оснащённые новейшим оружием сталкиваются в бою с кораблями, построенными по технологиям предшествующей эпохи. И «Эйлат» и пакистанские корабли относились к эпохе Второй мировой войны, а РКА советской постройки были на тот момент новейшими, как и их ракеты. Стоит только разрыву в технологиях сократиться, как сразу же пропадает и восхищающая современников эффективность москитного флота, и начинает работать превосходство других сил в оружии, в дальности обнаружения и поражения цели, в живучести. 

Кроме того, бои после 1973 года отчётливо показывают, что во-первых, противокорабельным ракетам не прорваться через помехи, а во-вторых, что малые корабли иногда не могут обнаружить цель вовремя – так ливийцы не могли своевременно засечь «Йорктаун». Это тоже весьма показательно.

Но может быть это арабы и персы такие никудышные вояки, а опыт СССР говорит о каких-то других результатах? Не совсем.

Советский опыт

ВМФ СССР до поры до времени не имел авианосцев, не разрабатывал никаких наступательных доктрин, не стремился к получению экспедиционных возможностей. Хотя операции приходилось проводить и в Африке. Главными задачами в ВМФ в ходе холодной войны было сдерживание противника (США) от агрессии. Надо сказать, что до определённого момента стратегия флота, придуманная С. Г. Горшковым, вполне работала. ВМФ осуществлял ядерное сдерживание США с помощью РПКСН, оснащённых баллистическими ракетами, и на «локальном» уровне сдерживал ВМС США банально держа американцев на прицеле. Корабль непосредственного слежения должен был следовать за американскими кораблями, обеспечивая выдачу целеуказания ударным силам, находившимся на безопасном удалении. Такая схема хоть и «отдавала» самоубийством для корабля слежения, но зато многие годы обеспечивала серьёзное давление на противника. 

При этом самое интересное — это то, где ВМФ СССР собирался дать американцам первый бой.

Советские стратеги исходили из того, что война разовьётся из политического кризиса в полномасштабный конфликт очень быстро, и развернуть на опасных для СССР ТВД силы флота после начала военных действий будет невозможно. Поэтому, флот должен был быть развёрнут заранее. В рамках этой концепции СССР держал боеготовые силы, готовые вступить в бой немедленно на всех ТВД, откуда он мог бы быть атакован американцами и их союзниками. Эти силы сводились в оперативные эскадры (опэск) непостоянного состава. Вот их список с регионами, за которые они отвечали:

5-я оперативная эскадра — Средиземное море;
7-я оперативная эскадра — Атлантический океан;
8-я оперативная эскадра — Индийский океан и Персидский залив;
10-я оперативная эскадра — Тихий океан;
17-я оперативная эскадра — Южно-Китайское море (с базированием на Камрань, Вьетнам)

Не будем сейчас выяснять, правильной ли была та стратегия. Там были и сомнительные моменты. Важно другое – ВМФ СССР видел залогом решения задач по обороне страны вынос оборонительных рубежей туда, где противник собирался накапливать силы и откуда собирался бить – в дальнюю морскую и океанскую зоны. Даже морская ракетоносная авиация в конце 80-х получила «длинную руку» — ракетоносец Ту-95К-22, вооружённый ПКР Х-22. Адмирал С.Г. Горшков совершенно справедливо характеризовал строящийся под его руководством флот как «океанский, ракетно-ядерный». Просуществуй СССР ещё лет десять, к этим двум характеристикам неизбежно добавилась бы третья – «авианосный».




Малые корабли в ВМФ СССР, однако, были, но как часть «большого» флота с ограниченными задачами. Во-первых, в СССР существовали МПК – малые противолодочные корабли, задачей которых являлась ПЛО в прибрежной и ближней морской зонах и обеспечение действий атомных подводных лодок (океанский компонент) при выходе из баз. Во-вторых, РКА и МРК, которых в ВМФ СССР было очень много, как бы «подпирали» океанский флот, способствовали тому, чтобы он мог выполнить поставленные задачи. 

Например, пока СКР, эсминцы и крейсера несли боевые службы в центральной части Средиземного моря, периодически показываясь и в западной, МРК могли прятаться в Эгейском море, среди многочисленных островков, образуя ещё один оборонительный эшелон опэск. Аналогичным образом на Северном флоте, пока морская ракетоносная авиация, надводный флот и подлодки атаковали бы силы ОВМС НАТО в Баренцевом море, МРК могли бы вести рейдовые действия в норвежских фьордах, в поисках скрывающихся там вражеских кораблей. Существовали подобные наработки и для Курил. Советский «москитный» флот реально существовал, но как часть «океанского, ракетно-ядерного».

ВМФ не воевал на море с равным по силе противником, но теоретические наработки флота, опыт учений, как с реальным маневрированием кораблями, так и командно-штабных, показывал, что боевая устойчивость кораблей ближней морской зоны без наряда сил, вынесенного в дальнюю морскую зону не обеспечивается. И это правда, любая атомная подлодка может находясь в подводном звуковом канале, отслеживать передвижения кораблей противника с десятков километров и более, подвсплыв с «опасной» глубины, она может атаковать корабли БМЗ торпедами и ПКР, и отрываться от преследования «рывком» с уходом на безопасное расстояние. 

Что нужно, чтобы не дать ей рейдерствовать? Нужно топить её ещё в ДМЗ, либо своими подлодками, либо патрульной авиацией, либо надводными кораблями ДМЗ.

Как выглядел типовой наряд сил, обеспечивавший выход РПКСН из базы в угрожаемый период, при наличии противника на дальности применения им оружия? Во-первых от бригады (6 единиц) до двух (12 единиц) малых противолодочных кораблей – МПК. Именно они вытесняли бы, атакуя с помощью оружия, или топили бы вражеские подлодки в засаде на выходах из базы или баз. Во-вторых, те самые силы в дальней морской зоне – СКР. Пр. 1135 – скоростные и опасные охотники за ПЛА, с хорошей скоростью к тому же. Около 3-х единиц в нашем случае. Авиация – около полка противолодочных самолётов, возможно смешанный авиаполк – самолёты и вертолёты. Бригада ДЭПЛ, из 6-ти подлодок для засад в узкостях в местах, где подлодка противника может «проскочить» в защищённый район, где осуществляется развёртывание.

Нетрудно увидеть, что это просто противолодочные силы, обеспечивающие выход РПКСН из баз, и не более. И представители «москитного» флота в составе этих сил есть, но ими дело не ограничивается.




А в ДМЗ уже другие силы – многоцелевые подлодки для защиты РПКСН, обеспечивающие ПВО района перехватчики в воздухе, эсминцы и ракетные крейсера для удержания господства в море и недопуска в удерживаемые акватории надводных кораблей противника, и так далее.

Как видно, даже в ВМФ СССР, где всякого рода малые боевые корабли процветали и массово стояли в строю, ими одними дело не ограничивалось, и главным родом сил в ВМФ они не являлись даже близко.

Просто потому, что отдельно взятый «москитный» флот ничего толком не может, даже себя не может защитить, а уж страну – тем более. Это подтверждали советские теоретические наработки, это подтверждал иностранный боевой опыт.

И сегодня эта точка зрения до сих пор в силе.

Ракетные канонерки и патриотические мифы

История возвращения такого класса кораблей как МРК была рассмотрена в статье «Нужны ли флоту малые ракетные корабли». Вкратце – как известно, Главкомат ВМФ у нас сегодня полноценным органом военного управления не является, единого командования флотом нет, а полномочия моряков в части разработки ТТЗ на новые корабли несколько ограничены – вопрос что им строить, вполне может быть «скорректирован» Генеральным штабом, действующим по своему, «сухопутному» разумению.

Как результат, ВМФ в определённый момент времени получил из ГШ требование обеспечить применение крылатых ракет большой дальности со «специализированных ракетных кораблей». ВМФ, оценив экономические ограничения, не придумал ничего лучше, чем написать ТТЗ на гибрид малого артиллерийского корабля для рек и мелководья (проект 21360 «Буян») и установки вертикального пуска ракет 3С-14. Попутно новый корабль, в соответствии с тогдашними веяниями, получил импортные дизели. Так родился проект 21361 «Буян-М» — те самые кораблики, с которых пускали «Калибры» по целям в Сирии.

Надо сказать, что пускать «Калибры» можно было бы и с модернизированных подводных лодок, и с модернизированных надводных кораблей старых типов, с более-менее многоцелевых корветов – если бы их кто-то строил. Но вопросами модернизации имевшихся кораблей и ПЛ «под «Калибры» ВМФ не заморачивался абсолютно. В итоге всё закончилось постройкой узкоспециализированных «носителей УКСК», дорогих, немореходных, с попавшими под санкции двигателями. Следующая «итерация» МРК – проект 22800 «Каракурт» это не более чем попытка исправить явные пробелы в программе 21361, с учётом ситуации с дизелями для «Каракурта» — попытка явно не удачная. Казалось бы, поводов для восторга нет, но тут наша пресса явно перегнула палку, восхваляя этих «малышей». 

Навязчивая реклама того, какие сверхъестественные новые МРК заставила массы не просто поверить в это, но ещё и окружить этот концептуально устаревший класс кораблей целым сонмом легенд. Легенды о сверхмощном москитном флоте заняли места в непрочных умах, породили не имеющий отношения к реальности пласт обывательских идей, касающийся военно-морского строительства, а эти идеи, в полном соответствии с утверждениями В.И. Ленина, стали материальной силой. И теперь Россия сфокусирована на МРК.

С другой стороны, стоит всё же разобрать мифы, сделанные достопочтенной публикой при эксплуатации этого класса кораблей.

Миф1. МРК может незаметно выйти на рубеж пуска ракет по авианосцу. Ответ – нет, авианосец атакует берег из дальней морской зоны и непрерывно маневрирует. МРК за ним не угонится, да и оружие на большой качке применить не сможет. А авианосец – сможет.

Миф 2. МРК может достать надводную цель с тысяч километров. Ответ – нет, на несколько тысяч километров летят ракета, предназначенная для ударов по наземным целям, противокорабельные ракеты на такое расстояние не летают. Это связано с необходимостью иметь на борту ракеты тяжёлую ГСН, и, как следствие, отсутствие места под топливо. Примерно 380 километров дальность у «противокорабельного» «Калибра», не более.

Миф 3. ЗГРЛС разных типов смогут дать МРК целеуказание, по которому он сможет стрелять на безопасные расстояния. Ответ – нет, ЗГРЛС не даёт достаточно точной информации о «контакте», получить по ней данные об параметрах движения цели (курс, скорость), достаточно точные, чтобы с их помощью порвести ракетную атаку невозможно.

Миф 4. МРК проекта 21361 может пускать ракеты по кораблям и "держит ВМС США в страхе".Ответ – только с внешним ЦУ, сам по себе он не может пускать ракеты по надводным кораблям. Печально, правда?

Продолжать было бы можно долго, но смысла нет – тем, кому приглянулась идея о сверхрациональности и невероятной полезности москитного флота, уже могут начать задумываться. Хотя, например, другой представитель «москитного» флота – малый противолодочный корабль, МПК, мог бы оказаться куда полезнее.

Итог

Так нужен ли России «москитный флот»? Отчасти. В правильном варианте был бы некий корвет ОВР, способный бороться с ПЛ, имеющий развитый комплекс ПВО, орудие и не очень дорогой. А в целом нам крайне нужны противолодочные корабли – корветы и фрегаты. Основной наш противник в БМЗ — это не надводные корабли, а подводные лодки и отчасти авиация. Вот на борьбу с ними и необходимо ориентировать наши малые корабли.

Удары по надводным кораблям же являются задачей номер 1 только на Балтике, что может потребовать для неё создания отдельных видов кораблей, например, современных скоростных малозаметных ракетных катеров. Но это – исключение, действующее на специфическом ТВД, каких-то глобальных выводов этого делать не нужно. В основном нужны именно противолодочники. Москитный флот в России вполне может существовать, но во-первых, он будет именно вспомогательным (обеспечивать тот же выход ПЛА из баз, охранять конвои и десантные отряды на переходах), а во-вторых, преимущественно противолодочным. Новые малые корабли будущего будут иметь мощную ПВО, намного более мощную, чем располагают имеющиеся МПК или МРК. Это обусловлено ростом воздушной мощи у наших потенциальных противников.

Но самое главное, что стоит помнить: весь этот «москитный» флот ни при каких обстоятельствах не станет основой боевой мощи ВМФ. Идея сделать на него ставку или ограничиваться малыми кораблями являются неработающей и неспособна привести ни к чему, кроме тяжёлых и обидных потерь.

Любое другое утверждение – не более чем очередной миф.

<dl>

Автор:

Александр Тимохин

</dl>