Разрешено ли в Торе вызывать души умерших?

На модерации Отложенный

На эту тему я провожу исследование, которое охватывает большой объем материала из Талмуда, Зоара и более поздних еврейских авторов. Многие думают, что Тора и иудаизм категорически против всякой некромантии и спиритизма. Обычно такой вывод делают после того, как видят закон в книге Дварим (гл. 18) "Да не будет у тебя проводящего сына через огонь... и вопрошающего мертвых". Но это, как обычно и бывает при беглом чтении текста Тора, - лишь очень поверхностный взгляд. Если углубиться в устную Тору и в обсуждения среди мудрецов Израиля на протяжении веков, мы увидим гораздо более подробную и сложную картину. Многие из великих учителей Торы сами вызывали мертвых и общались с ними.

Итак, всем, кому интересно, как тема некромантии отражена в иудаизме, предлагаю серию моих размышлений:

 

 

 

Часть 1 - на какие категории делится некромантия в Торе

НЕКРОМАНТИЯ - ИСКУССТВО ВЫЗЫВАНИЯ МЕРТВЫХ - В ТОРЕ

    לֹא-יִמָּצֵא בְךָ מַעֲבִיר בְּנוֹ-וּבִתּוֹ בָּאֵשׁ קֹסֵם קְסָמִים מְעוֹנֵן וּמְנַחֵשׁ וּמְכַשֵּׁף וְחֹבֵר חָבֶר וְשֹׁאֵל אוֹב וְיִדְּעֹנִי וְדֹרֵשׁ אֶל-הַמֵּתִים

В этой фразе (Дварим 18:10-11) перечислены мантические искусства и формы магии, которые запрещены в Торе.
Согласно Рамбану, все запрещенные магические практики, идущие в этом отрывке после слова «колдун» (מכשף), являются частными случаями колдовства. И только к ним относится следующее далее утверждение о том, что «мерзок пред Богом всякий совершающий такое». Те же практики, что идут до слова «колдун», связаны с предсказанием будущего и сами ничего дурного в себе не содержат, а запрещены лишь потому, что Бог дал народу Израиля пророков, которые получают знания напрямую от Него и предсказывают будущее без искажений.
Первое (חובר חבר) из перечисленного в Торе в категории «колдовства» означает заклинание животных с целью управления ими. Его мы пока отложим в сторону, так как оно не имеет прямого отношения к нашей теме, и перейдем к остальным практикам. Следующие частные случаи колдовства, упомянутые в этом месте Торы, можно отнести к некромантии.

 

Они делятся на три вида:

    1) Ов (אוב). Согласно Талмуду, речь здесь идет об использовании мертвого тела или его части, которая искусственно оживляется и начинает отвечать на вопросы. Комментируя Мишну в трактате Санедрин (65 а), Раши объясняет: «Так называется колдун, «говорящий из подмышки». Он поднимает мертвеца из земли и сажает его себе под руку, и тот говорит оттуда». На следующей странице в барайтах приводятся другие способы: мертвеца сажают на суставы пальцев или на колени, или даже на половой член; также упоминается вопрошание черепа, который оживляется, чтобы отвечать колдуну.
    2) Йидони (ידעוני). Там же объясняется, что эта практика требует положить в рот кость от животного, носящего такое название (йидони), а затем эта кость с помощью колдовства начинает разговаривать.
    3) Вопрошание мертвых (דורש אל המתים). Казалось бы, все, что идет под заголовком «Ов», уже представляет собой вопрошание мертвых. Гмара отмечает это совпадение и, разрешая терминологическую неувязку, приводит следующее определение «вопрошания мертвых»: «Это тот, кто морит себя голодом, идет и ночует на кладбище, чтобы на него снизошел дух нечистоты». Раши комментирует: «Демон кладбищенский полюбит его и будет помогать ему своим колдовством».

 

Таким образом, уже беглого анализа оказывается достаточно, чтобы сделать вывод: большинство практик, входящих в состав колдовства, так или иначе связано с мертвыми. Можно заключить, что некромантия представляет самую сердцевину колдовства, которое так яростно осуждается Торой. Теперь остановимся чуть подробнее на каждом из перечисленных видов.

1) Ов упоминается во всем Танахе неоднократно. Например, у пророка Ишайи (29:4): «И будешь унижен, из земли говорить будешь, и снизу, из праха, выйдет речь твоя, и, как Ов, из земли будет голос твой». В Гмаре, основываясь на этой фразе, было выдвинуто предположение, что мертвец, оживляемый колдуном, все-таки остается под землей в могиле, и голос его идет из земли. Но Гмара приходит к выводу, что это это не просто голос, а сам мертвец идет из земли, садится на колени (или на другие части тела) к колдуну, и тогда уже звучит его голос. Однако голос этот все равно слышен, как будто «из-под земли», поскольку звучит он очень приглушенно и на низких частотах, так как в мертвеце мало жизненной силы (см. Раши). Подробное исследование о том, какая все-таки жизненная сила остается в этом мертвеце и позволяет ему разговаривать, относится уже не столько к предмету Алахи, сколько к каббалистическому анализу, о чем, возможно, я расскажу в другой статье.
Кроме того, известен случай колдуньи, которая с помощью Ова вызывала пророка Шмуэля по просьбе царя Шауля (см. 1-я Книга Шмуэля, гл. 28). Этот эпизод может вызвать непростые вопросы в контексте данных выше определений. Если искусство Ова требует работать именно с мертвым телом, либо его частями, то колдунье в данном случае требовался труп Шмуэля. Здесь также, по утверждению Гмары, не просто голос или дух Шмуэля «поднимался из-под земли», а само тело, которое затем садилось на пальцы или колени колдуньи.
Тосафот, реагируя на объяснение Раши, именно в связи с этой историей отмечают, что в данном случае на половой член посадить труп никак было невозможно. Ведь этот ритуал проводила женщина. Отсюда Тосафот переходят к выводу, что слово זכור, упомянутое в барайте, которое Раши понял буквально, как мужской половой орган, возможно, означает вовсе не его, а просто является одним из названий колдовской практики. Впрочем, даже при таком толковании Тосафот натыкаются на нестыковку. На самом деле их аргумент очень слабый, поскольку женщине-колдунье и не нужен был мужской член, чтобы было, куда сажать труп. Ведь она могла посадить его на пальцы, на колени или подмышку, как мы видели в описаниях метода в предыдущих барайтах. Очевидно, все эти варианты представляют альтернативы друг другу и не обязательно должны выполняться вместе.
Видимо, сама идея о том, чтобы сажать труп на половой член, а в данном конкретном случае еще не какой-то труп, а самого пророка Шмуэля (!), вызвала у авторов Тосафот такое замешательство. Но с точки зрения магии это как раз понятно: ведь сексуальная энергия – это и есть сила жизни. И так же, как она дает жизнь ребенку, она с помощью колдовских средств может быть перенаправлена, чтобы хотя бы на время вдохнуть жизнь в труп. Поэтому нет ничего удивительного в том, что некроманты древности использовали ее, чтобы заставить мертвеца заговорить. При этом из всех описаний Гмары и комментаторов мы не видим, должен ли используемый труп принадлежать тому самому человеку, с душой которого хотят установить контакт. Вполне возможно, что труп используется лишь как временный сосуд, оболочка, куда можно привлечь любой дух. По законам магической связи душа, ранее обитавшая в данном теле, конечно же, с большей легкостью должна возвращаться в него, но это не значит, что туда не может быть притянута какая-либо иная душа. Поэтому колдунья для вызова Шмуэля могла использовать какой-то труп, но не обязательно самого Шмуэля.
Что же касается общения с черепом, подобные практики известны также и из истории средневековья и европейского ренессанса. Екатерина Медичи, сама бывшая колдуньей, проводила даже гораздо более страшные ритуалы. Вот одна из таких историй в изложении оккультиста XIX века Элифаса Леви (см. «Ритуал высшей магии», гл. 15):

  

  Пораженный болезнью, причину которой не мог объяснить ни один врач, король Карл IX умирал. Королева-мать, опекающая его и теряющая все с приходом другого короля... посоветовалась со своими астрологами и обратилась к самой грязной форме магии — «Пророчеству Кровоточащей  Головы», поскольку положение больного с каждым днем ухудшалось.

   

   Был найден невинный ребенок прекрасной внешности. К первому причастию его подготовил придворный, ведающий раздачей милостыни. Когда наступил день, или, вернее, наступила ночь жертвоприношения, монах, вероотступник якобинец, переметнувшийся к жрецам черной магии, в полночь отслужил в покоях больного черную мессу, на которой присутствовали только Екатерина Медичи и ее самые доверенные лица. Месса состоялась перед образом демона, у ног которого было поставлено перевернутое распятие. Во время мессы колдун освятил две облатки, одну черную и одну белую. Белую дали ребенку, которого привели облаченным для причастия и убили на ступенях алтаря сразу же после совершения первого причастия. Его голова, одним ударом отсеченная от тела и еще пульсирующая, была помещена на черную облатку, которая покрывала дно диксона, затем перенесена на стол, на котором горели три таинственные лампы.

 

    Процесс изгнания дьявола начался, и король попросил демона дать пророчество и ответ на вопрос, содержанием которого ни с кем не поделился. Странный слабый голос, в котором не было ничего человеческого, раздался из головы несчастного маленького мученика, произнеся фразу по латыни: «Vim patior» — «Я страдаю от насилия».

 

    После этого ответа, который несомненно означал, что ад больше не защищает больного, ужасная дрожь охватила монарха, его руки напряглись и он крикнул хриплым голосом: «Уберите эту голову! Уберите эту голову!» И продолжал так кричать, пока не испустил дух.

 

    Его помощники, которые не поняли этой загадки, решили, что его преследовал дух Колиньи, и что он увидел голову славного адмирала. Однако больного мучили не угрызения совести, а непреодолимый ужас перед ожидающим его адом.

 

Здесь мы также видим, что голова говорила «странным слабым голосом, в котором не было ничего человеческого». Это вполне совпадает с описанием Ова, голос которого приглушенный и низкий из-за дефицита жизненной силы. Зная, что такие ритуалы проводились в действительности, можно понять, почему к некромантии подобного рода всегда существовало столь суровое отношение. Ведь если для Ова нужен труп, или хотя бы голова, у колдунов будет постоянный повод добывать себе новые трупы и не только выкапывая их из могил, но и лишая жизни других людей.

 

2) Животное под названием «Йидони», кость которого используется во второй практике, описано в комментарии «Байт Хадаш» к Туру (гл. 179). От имени раби Шимшона из Иерусалима, который слышал это от раби Меира бен Клонимуса, рассказывается, что это животное прикреплено пуповиной к земле. Оно нападает на всех существ, которые приближаются к нему на длину этой пуповины. Когда на него охотятся, стараются выстрелом издалека перерезать пуповину, и после этого йидони сразу же погибает. Затем берут его кость и заставляют ее говорить у себя во рту с помощью колдовства.
Хотя здесь уже используется не человеческая кость, все же и тут мы имеем некую разновидность некромантии. Мертвое тело или его часть оказывается сосудом для силы, которая призывается в него по воле колдуна.

В следующей статье продолжим разбираться со следующим пунктом в нашем перечне, а заодно обсудим различные «белые» формы некромантии, которые разрешены Алахой и которые неоднократно практиковались еврейскими магами и мудрецами.

 

 

* * *

Некромантия в Торе - часть 2  
Итак, мы выяснили, что такое Ов – практика некромантии, основанная на работе с трупом. В дальнейшем мы еще обсудим различные альтернативные точки зрения на эту практику – некоторые авторы полагают, что настоящий Ов необязательно предполагал доставать труп из земли, а что, скорее, это некий духовный образ мертвого поднимался из земли и представал перед духовным взором некроманта...

Теперь же займемся другим пунктом в списке запрещенных некромантических практик – «вопрошание мертвых» (דורש אל המתים). На первый взгляд, все ранее сказанное про Ов как раз и должно называться «вопрошанием мертвых». Этот вопрос – почему Ов и «вопрошание мертвых» представлены в Торе как две разных практики – поднимает и Гмара (Санедрин 65 б). В ответ на это, чтобы помочь нам различить между ними, Гмара дает такое определение:

    «Вопрошающий мертвых – это тот, кто морит себя голодом, идет и ночует на кладбище, чтобы на него снизошел дух нечистоты».

Таким образом, здесь нет в явной форме попыток оживлять трупы, заставлять разговаривать черепа и т. п. По поводу того, в чем заключается «нисхождение духа нечистоты» и как в сущности должна сработать данная практика для того, кто ее выполняет, мы встречаем различные мнения среди еврейских учителей. В прошлой статье я приводил комментарий Раши к этому месту Гмары, где он говорит:

    «Демон кладбищенский полюбит его и будет помогать ему своим колдовством».

Следовательно, в основе своей данная практика направлена на некоего демона кладбища. Впрочем, не вполне ясно, почему тогда она называется «вопрошанием мертвых», а не «вопрошанием демона». Ряд более поздних комментаторов в этой связи высказывают мнение, что демон кладбища «будет помогать своим колдовством» некроманту общаться с мертвыми. То есть демон в данном случае выступает лишь посредствующим звеном.
Рамбам (Законы об идолопоклонстве, гл. 11, алаха 13) высказывает свое понимание:

    «Кто такой вопрошающий мертвых? Это тот, кто морит себя голодом, идет и ночует на кладбище, чтобы во сне к нему пришел мертвый и сообщил ему то, о чем он спросит. А есть другие, кто одевают определенную одежду, произносят слова, воскуряют определенное благовоние и спят в одиночестве, чтобы такой-то мертвый пришел и побеседовал с ними во сне. Общее правило: каждый, кто делает что-либо, чтобы пришел мертвый и сообщил ему что-либо, наказывается ударами...»

 

Можно отметить, что начало формулировки Рамбам в точности заимствует из Гмары, но вместо «духа нечистоты» упоминает мертвого, который должен прийти во сне. Все продолжение об одеждах, воскурениях и т. д. Рамбам, по-видимому, взял из практических наблюдений, а не из книг, то есть здесь он исходил из бытовавших в его время реальных практик среди некромантов (как мы увидим далее, подобные практики существовали и описаны в других источниках).
Однако, исследуя Алаху по вопросам магии и оккультизма, мы никогда не должны забывать, что сам Рамбам совершенно не признавал реальность и действенность этих методов. В его понимании не существует реальных демонов, а астрология, гадания и колдовство не работают и являются глупыми заблуждениями. В этих вопросах его скептический философский подход, основанный во многом на Аристотеле, оказался для него сильнее, чем все свидетельства мудрецов Талмуда, которые на многих страницах рассказывают о демонах и магии. В наиболее явной форме Рамбам выражает свое мнение по этим вопросам в конце той же главы из «Законов об идолопоклонстве» (алаха 16).
Именно в том, что в этой теме Рамбам идет наперекор Талмуду и всей ранней традиции, и заключается причина неприятия его взглядов в вопросах мистики и магии большинством еврейских учителей последующих эпох (и это несмотря на то, что в других разделах Алахи его мнение остается авторитетным для них).
Начало бурной дискуссии среди раввинов задал скромный раздел, названный «Примечания к Маймониду» (הגהות מיימוניות), который в сноске к указанной цитате Рамбама приводит мнение раби Элиэзера из Меца – одного из авторов Тосафот. Он говорит следующее:

    «Заклинающий больного вернуться к нему после смерти, чтобы сообщить ему все, о чем спросит, - это не «вопрошающий мертвых», поскольку он вопрошает не тело умершего, а дух. А дух не называется мертвым. И такое мы находим в 3-й главе трактата Брахот в истории об одном хасиде, который ночевал на кладбище, чтобы послушать духов, разговаривающих друг с другом. В той же главе рассказывается о Шмуэле, который пошел на кладбище спросить у [уже умершего] отца о деньгах сирот, а также в последней главе трактата Моэд Катан».

 

Данный автор использует интересный аргумент: обращение к духу умершего человека не может называться «вопрошанием мертвых», поскольку дух не является мертвым. С другой стороны, тело очевидно мертво, а потому некромантия, работающая с трупами, безусловно попадет под запрет (как мы это видели в случае с практикой Ова).
Очень похожий аргумент использует Зоар, обсуждая практику обращения к умершим (гл. Ахарей Мот, лист 71; в издании Сулам п. 271-272):

    «Встали раби Хизкия и раби Йейса и пошли. Сказали: в то время, когда нет в мире праведных, мир существует лишь в заслугу мертвых. Сказал раби Йейса: Когда мир нуждается в дожде, почему мы идем к мертвым? Ведь написано: «[Да не будет у тебя...] вопрошающего мертвых», и это запрещено.

Ответил ему [раби Хизкия]: До сих пор не видел ты крыла райской птицы. «Вопрошающий мертвых» - речь идет именно о мертвых. Это грешники мира из народов-идолопоклонников, которые постоянно мертвы. Но о евреях, истинных праведниках, сказал Шломо: «И восхваляю я мертвых, которые уже умерли». В другое время [они умерли], но не сейчас. «Уже умерли», а теперь они живы.

 

    К тому же, когда другие народы идут к своим мертвым, они приходят с колдовством, чтобы навлечь на себя злых духов. Когда же евреи идут к своим мертвым, то приходят с раскаянием перед Святым, благословен Он, с разбитым сердцем, с постом перед Ним, и все это – чтобы святые души помолились за них Святому, благословен Он, и Он смилостивился над миром ради них».

 

Фактически, из этого отрывка мы видим, что практика хождения на могилы к мертвым уже существовала, и мудрецы Зоара лишь объясняют ее (можно сказать, стараются «узаконить»). Интересно также отметить, что в обоих случаях человек, идущий обратиться к мертвому, какое-то время перед этим не принимает пищи. Но в случае с запрещенной некромантией это названо «морит себя голодом», а в случае с оправдываемой Зоаром практикой – «постится перед Святым, благословен Он». Есть ли между одним и другим какое-то принципиальное различие, непонятно.
Именно благодаря Зоару среди многих еврейских общин вплоть до нашего времени бытуют обычаи ездить на могилы к праведникам. Пожалуй, одним из самых ярких примеров можно было бы назвать массовое паломничество к могиле раби Нахмана в Умань, хотя это далеко не единственный пример. По этой же причине сегодня в тех еврейских общинах, где Зоар и Каббала не играют большой роли, практика посещения могил праведников не встречается, а иногда и осуждается. Распространена же она, в основном, в хасидских общинах, для основателей которых Зоар и последующие каббалистические школы были важной составляющей их духовной жизни.
Зачем некроманту, желающему вступить в контакт с мертвыми, нужно поститься или «морить себя голодом»? Ответ на это мы получим, если подробнее углубимся в исследование некромантических практик. Вот как описывается древняя и средневековая некромантия в книге «Черная Магия» современного исследователя Р. Кавендиша (гл. 6, раздел 4):

    «Противники спиритизма иногда описывают его как современную форму некромантии; однако спириты преследуют иные цели, чем некроманты, а методы их абсолютно невинны в сравнении с методами некромантии – одной из самых отвратительных и опасных разновидностей магии. Особенно опасной она считается из-за того, что входящие в нее магические ритуалы привлекают потоки негативной энергии и притягивают разнообразные злые силы, которые могут надолго «приклеиться» к магу. За девять дней до церемонии некромант и его помощники начинают, готовиться к ней, создавая вокруг себя «ауру смерти». Они одеваются в погребальные одежды, снятые с трупов, и не должны снимать их до конца операции. Облачившись в эти одеяния, они читают заупокойные молитвы по самим себе. В течение всего периода подготовки маги не должны приближаться к женщинам и даже просто смотреть на них. Они едят собачье мясо и черный хлеб, выпеченный без соли и дрожжей, и пьют неперебродивший виноградный сок. Собака – это животное Гекаты, богини призраков, смерти и бесплодия, ужасной и неумолимой обитательницы пустоты; призывающий Гекату должен отворачиваться, ибо тот, кто ее увидел, теряет рассудок. Воздержание от соли – символ посмертного разложения, так как соль является консервантом».

 

Воздержание от пищи, а также «определенные одежды и слова», о которых упоминал Рамбам в ранее приведенной цитате, как мы теперь видим, должны создать вокруг некроманта «ауру смерти». Поскольку в духовном мире работает закон подобия свойств, некроманту, чтобы соприкоснуться с миром мертвых, самому надо стать похожим на них. Очевидно, воздержание от пищи действительно ставит человека ближе к мертвым, поскольку мертвые не едят (в данном описании полное воздержание заменено мясом собаки, черным хлебом без дрожжей и т. д.)
В описании из книги Кавендиша безусловно речь идет о языческом ритуале – неслучайно упомянута страшная богиня Геката. Вероятно, именно жуткий характер такой практики и сподвиг мудрецов Зоара провести столь категоричное разграничение между языческой некромантией и походами на могилы праведников в иудаизме.
Проводя сравнение, отметим, что и раби Элиэзер из Меца, и Зоар, обсуждая тему «вопрошания мертвых», разделяют между тем, что по-настоящему мертво, и тем, что остается живым. Первый попросту разделяет между духом и телом, делая вывод, что с духом умершего разрешено вступать в контакт. Второй разделяет между праведниками («живыми») и грешниками-идолопоклонниками («мертвыми»), тем самым фактически разрешая подобные практики в иудаизме и осуждая их в других культурах.
В следующей статье постараемся разобраться, какое развитие в рамках алахической дискуссии получило мнение раби Элиэзера из Меца, и к чему пришли в итоге последующие авторитеты Торы.

 

 

* * *
Некромантия в Торе - часть 3  
Итак,  мы выяснили, что общение с душами умерших возможно и разрешается Алахой в определенных обстоятельствах. Впрочем, это утверждение еще можно считать спорным в контексте противоречивых мнений, высказанных по данному поводу. Напомню, что раби Элиэзер из Меца, цитируемый в «Примечаниях к Маймониду», указывал на различия между живым духом и мертвым телом и потому относил запрещенное «вопрошание мертвых» лишь к практикам, взаимодействующим с телом умершего. Его взгляд дал толчок к последующей дискуссии среди учителей Алахи, с которой мы теперь и начнем разбираться.

Как мы помним, раби Элиэзер приводит две истории из Гмары (Брахот 18 б), чтобы подкрепить свою точку зрения. Эти истории обсуждаются в дальнейшем развитии темы, и чтобы понять все точки зрения, необходимо ознакомиться с ними.
Первая история – о хасиде, ночевавшем на кладбище. Вот что рассказывается в Гмаре:

    «Был случай с одним хасидом, который отдал динарий нищему накануне Рош а-Шана в годы голода. Жена стала ругать его, и он ушел и заночевал на кладбище. Там он услышал, как два духа разговаривают друг с другом. Сказал один другому:

    - Подруга моя, пойдем бродить по миру и послушаем из-за завесы, какие кары придут в этот мир!

    Сказала ей подруга:

    - Не могу, ведь я похоронена на циновке из тростника. Иди сама, и все, что услышишь, расскажи мне.

    Пошла та, побродила и пришла, а подруга сказала ей:

    - Подруга моя, что же ты слышала из-за завесы?

    Та ответила:

    - Я слышала, что всякий, кто будет сеять в первый сезон, у того град побьет [урожай].

    Пошел хасид и посеял во второй сезон. У всего мира град побил, а у него не побил. На следующий год он пошел и заночевал на кладбище. Услышал, как те два духа разговаривают друг с другом. Сказала одна другой:

    - Пойдем побродим по миру, послушаем из-за завесы, какие кары идут в этот мир!

    Та ответила:

    - Подруга моя, разве не сказала я тебе, что не могу, поскольку похоронена на тростниковой циновке. Иди сама, и все, что услышишь, приди и расскажи мне.

    Пошла та, побродила и пришла. Сказала ей подруга:

    - Подруга моя, что ты слышала из-за завесы?

    Та ответила:

    - Я слышала, что у всякого, кто будет сеять во второй сезон, болезнь поразит урожай.

    Пошел хасид и посеял в первый сезон. У всего мира болезнь поразила, а у него не поразила. Спросила у него жена:

    - Отчего в прошлом году у всего мира град побил, а у тебя не побил, а в этом году у всего мира болезнь поразила, а у тебя не поразила?

    Рассказал он ей обо всем произошедшем. Говорят, не прошло много дней, как случилась ссора между женой того хасида и матерью той девушки. Сказала ей:

    - Иди, я покажу тебе твою дочь, похороненную на тростниковой циновке.

    На следующий год пошел [тот хасид] и заночевал на кладбище. Услышал, как те духи разговаривают друг с другом. Сказала одна:

    - Подругая моя, пойдем побродим по миру и послушаем из-за завесы, какие кары идут в этот мир!

    Та ответила:

    - Подруга моя, оставь меня. Слова, прозвучавшие между мной и тобой, уже услышаны среди живых».

 

Отметим, что сама Гмара приводит этот рассказ не для того, чтобы выяснить, разрешено ли разговаривать с душами умерших, а по другой причине. Он идет в продолжение длинной дискуссии о том, знают ли умершие о том, что происходит среди живых, и что вообще они знают. Спор раби Хии и раби Йонатана развернулся вокруг цитаты из книги Коэлета (9:5): «Живые знают, что умрут, а мертвые уже ничего не знают». Данный рассказ о хасиде на кладбище был приведен как аргумент в пользу того, что мертвые все-таки знают о событиях нашего мира. Но оппонент отверг его, предположив, что дух умершей девушки узнал о разговоре ее матери с женой хасида лишь благодаря тому, что за это время умер кто-то еще и рассказал ей о произошедшем.
Сам факт того, кто Гмара даже не намекнула, что во всей этой истории затрагивается алахическая тема допустимости получения информации от мертвых подобным образом, уже показателен сам по себе. Обычно, когда некий случай оказывается прецедентом в алахическом вопросе, Гмара не проходит мимо, а сразу же спрашивает «Как такое возможно? Не нарушает ли это такой-то закон?» Здесь же, очевидно, для мудрецов Гмары не было даже тени сомнения в том, что действия хасида никоим образом не вступают в конфликт с Алахой. И именно поэтому он назван не по имени и не просто «тот человек», а именно словом «хасид» [в переводе праведный, благочестивый] – чтобы показать нам, что в его действиях не было даже намека на какое-либо прегрешение.
Напомню, что его действия очень сильно напоминают определение, данной Гмарой понятию «вопрошания мертвых»: «Это тот, кто морит себя голодом и ночует на кладбище, чтобы на него снизошел дух нечистоты» (Санедрин 65 б). В истории с хасидом неизвестно, морил ли он себя голодом. Очевидно также, что цели привлечь к себе дух нечистоты он не ставил. И более того, похоже, что он вообще не ставил целью слушать беседу духов... по крайней мере, при первой своей ночевке на кладбище.
После того, как история с хасидом была использована в качестве аргумента в «Примечаниях к Маймониду», в той же связи она обсуждается в комментарии «Бейт Йосеф» к Туру. Рав Йосеф Каро, автор этого комментария, отвергает данный аргумент по трем соображениям:

 

    1) У хасида не было мотивации узнавать что-либо у мертвых. Он пошел на кладбище, только чтобы сбежать от жены, которая ругала его. Впрочем, если так, зачем он отправился туда снова во второй и в третий год? Автор сам почувствовал слабость своего довода о том, что на второй и третий год хасид снова сбежал на кладбище от жены. Поэтому он приводит и другие соображения.
    2) Хасид пошел на кладбище не для того, чтобы самому разговаривать с духами, вопрошать их и получать от них ответы, а только чтобы послушать, что они говорят друг другу. И это не попадает под определение запрета.
    3) Хасид не морил себя голодом и не совершал никаких специальных действий, чтобы услышать духов.

Второе соображение, как мы увидим далее, не имеет никакой силы для Алахи, поскольку опровергается следующей историей, приведенной в Гмаре на той же странице. Что касается третьего соображения – если оно верное, на практике это значит, как минимум, что медиумы и экстрасенсы, способные слышать умерших без особых ритуальных приготовлений, с точки зрения Алахи имеют полное право делать это, ничего не нарушая. Вопрос остается открытым лишь для тех, кто «морит себя голодом» и т. д.
Поскольку, как я уже отметил, раби Йонатан в Гмаре не принял историю с хасидом в качестве доказательства того, что мертвые знают о происходящем среди живых, Гмара приводит другую историю, из которой надеется доказать это.

 

    «Отцу Шмуэля давали на хранение деньги, предназначенные для сирот. Когда он умер, Шмуэля рядом не было. Его стали называть «сын, проедающий сиротские деньги». Пошел он на кладбище и сказал им [духам умерших]:

    - Хочу видеть Абу.

    Ответили ему:

    - Здесь есть много людей по имени Аба.

    Сказал им:

    - Хочу Абу бар Абу.

    Ответили ему:

    - Аба бар Аба – таких здесь тоже много.

    Сказал им:

    - Хочу Абу бар Абу, отца Шмуэля. Где он?

    Ответили ему:

    - Он вознесся в небесную ешиву.

    Тем временем он увидел Леви [который тоже уже умер] сидящим снаружи. Спросил он его:

    - Почему ты сидишь снаружи? В чем причина, что ты не вознесся?

    Тот ответил:

    - Мне сказали, что в течение стольких же лет, сколько ты не ходил в ешиву раби Апаса, причиняя ему страдание, мы не вознесем тебя в небесную ешиву.

    Тем временем пришел отец Шмуэля. Тот увидел, что он смеется и плачет.

    - Почему ты плачешь? – спросил он.

    Тот ответил:

    - Потому что и ты скоро придешь [в мир мертвых].

    - А почему смеешься?

    - Потому что в том мире ты высоко ценишься.

    - Если я так высоко ценюсь, пусть вознесут Леви [в небесную ешиву].

    Его вознесли.

    Спросил [Шмуэль у отца]:

    - Деньги сирот где?

    Тот сказал:

    - Иди возьми их из-под мельничного жернова. Верхние и нижние – наши, а те, что посередине, – сиротские...»

Из всей этой истории видно, что Шмуэль сознательно и целенаправленно пошел на кладбище, чтобы вопрошать своего умершего отца. Это нивелирует силу первого и второго соображений, которые высказывал «Бейт Йосеф», обсуждая историю с хасидом. Впрочем, и здесь «Бейт Йосеф» находит различие между запрещенным «вопрошанием мертвых» и тем, что сделал Шмуэль:

 

    1) Шмуэль разговаривал с духом отца в состоянии бодрствования, а не во сне.
    2) Шмуэль не совершал специальных действий – не морил себя голодом, не одевал особую одежду, не воскурял благовоние, а лишь использовал святые имена.

В качестве дополнительного примера подобного действия, когда с помощью святых имен человек призывает умерших, «Бейт Йосеф» упоминает действие Рава на кладбище (Бава Меция 106 б).
Из этого напрашивается вывод, что с помощью святых имен можно делать даже то, что другими способами было бы запрещено Алахой. Забегая вперед, отметим, что такие слова и в самом деле звучат из уст учителей Алахи. К примеру, Тур в том же разделе, из которого я цитировал «Бейт Йосефа», приводит мнение рава Ишайи:

    «Каждый человек, который действует с помощью святых имен, - разрешено, ибо это величие и могущество Святого, благословен Он, а запрещено только с помощью демонов».

 

Впрочем, здесь нас еще ожидает впереди большое исследование, касающееся магии в целом – что в ней запрещено, что разрешено, и какую роль в ней играют демоны.
Гмара в итоге приходит к выводу, что мертвые и в самом деле знают о делах живых. Раби Йонатан, который ранее спорил с этим тезисом, в итоге сам стал его проповедовать. А вот вопрос о разграничении разрешенных и запрещенных практик в общении с мертвыми у нас еще не закрыт.

 

 

Это не последняя статья, я продолжаю вести это исследование. Все, кому есть что добавить по существу вопроса, могут присоединиться к обсуждению.
Все это - часть исследования в моей новой группе "Мантические практики в Алахе", в которой со временем появятся материалы касательно всех разделов магии и оккультизма, представленных в законах Торы и в еврейской религиозной литературе.

автор текста: Бецалель Ариэли