Особенности современного протеста в России

Сегодняшние "протестующие" почти не понимают собственную мотивацию, складывающуюся зачастую из незначительного повода, всаженного в мощную почву "коллективного бессознательного", отмечает историк Борис Якеменко

Фото: RTVI

С жалостью глядя на тех, кто выше Голунова в своем обожании не поднялся, замечаешь интересные особенности современного постмодернистского т.н. протеста.

Начать следует с того, что не власть, не произвол, а сами протестующие (на самом деле нет) создают свои проблемы, думая, что на "маршах" и площадях они их решают. На самом деле они идут на марши и площади за проблемами. У них есть желание быть оскорбленными, униженными, изнасилованными, есть настрой, который не может разрешиться дома, в дружеском кругу и они идут, желая быть разогнанными, обруганными, оскорбленными, избитыми. В это есть своеобразный социальный феномен, не всегда осознаваемый самим социумом, существует невидимая невооруженному глазу матрица, за пределы которой тем не менее не выйти.

Несколько лет назад вышедшие на Болотную страстно хотели, чтобы их разогнали, оскорбили, унизили, пересажали и когда этого не произошло, протест сдулся точно по Канту, который говорил о феномене ожидания чего-то большего, что оборачивается ничем. Поэтому они до сих пор не могут простить Медведеву, что он их не отдубасил.

Характерно то, что и тогда, и сейчас т.н. протест во многом построен на хихиканье и стебе, что само по себе диагноз. Смех, анекдот всегда имеет характер окончательного вывода, свидетельствует о сознательном отказе от понимания, закрывает дальнейший путь. Раз ты смеешься, значит, ты уже все понял и все тебе ясно. Прежде всего ясно то, что сделать ты ничего не можешь и бороться ты не хочешь.

Пространство протеста сегодня это пространство "комфорта насилия" (катание в автозаке это именно такой комфорт) и поэтому все, кто некогда "пострадал" от властей ли, или от кого-то еще или пока не страдал, просто хотят ходить с битыми лицами и поэтому постоянно соскальзывают в провокации, насилие, конфликт. Мало того, без этого желания битого лица они перестанут существовать. И это нужно иметь в виду. Это прекрасно понимают и хозяева страдальцев, поэтому возможность пострадать дается не каждому и только один раз на зависть всем остальным.

Восстание в Москве начинается с регионовУ властей есть такая забава: сначала дать повод, а потом разгребать

Откуда это парадоксальное стремление? Оно рождается тогда, когда социальная и политическая (часто эти две вещи не разделяются) жизнь становится невозможна для понимания. Что нужно сделать в этой ситуации? Социальную (политическую) жизнь надо превратить в личную, понять ее в этих категориях и решить проблемы. Таким образом, битое лицо или недолгое сидение за решеткой отдельного конкретного человека становятся социально-политическим феноменом, переосмысляются иначе.

Именно поэтому современные "аналитики" в Телеграме, Твиттере или на каналах постоянно рассказывают о своей личной жизни, беременностях, болезнях, переругиваются с приятелями, всерьез считая, что осмысляют некие политические феномены, что что-то сообщают важное.

Именно поэтому против реновации в свое время вышло столько людей – речь шла об их личной, конкретной жизни, которая вдруг стала общественной проблемой. И когда выходили против того, кто нам "не Димон", то выходили не против его особняков, а оплакивать свои несостоявшиеся и негодовать по поводу своих стандартных квартир.

Сегодняшние "протестующие" почти не понимают собственную мотивацию, складывающуюся зачастую из незначительного повода, всаженного в мощную почву "коллективного бессознательного" (репрессии, ГУЛАГ, советское единомыслие и так далее). Соответственно, власть тоже живет в координате "генетической памяти", самый сильный эпизод которой – расстрелы 1930-х годов. Массовые убийства того времени (а затем еще более массовые жертвы войны) задали очень своеобразную планку оценки взаимоотношений недовольной части общества и власти. А именно – убийства и все остальное. То есть если власть никого не убивает, то все остальное разумно и справедливо. Убийства не прощаются, все остальное да. Поэтому Новочеркасск стал приговором для Хрущева, а Вильнюс и Баку для Горбачева. Поэтому же и все сегодняшние претензии к власти по поводу гонений на недовольных в основной массе не встречают понимания – не расстреливают же. Обратим внимание на то, что до сих пор не сформировалась терминология, в рамках которой можно было бы описать реакцию властей на оппозицию. Это репрессии? Террор? Если это репрессии и террор, тогда что было 80 лет назад? Значит, не репрессии. Преследования? Это ни о чем. Так что же это тогда?

Мусорный протест в Архангельской области: когда губернатор утратил связь с реальностьюПростые жители Архангельской области попали меж двух групп, действующих в своих политических и экономических интересах, считает Никита Исаев

Важно понимать, что "протестующие" не воюют с системой, а работают на ее сохранение и укрепление и система это прекрасно видит, отчего и реагирует довольно вяло. Тут возникает парадокс – "протестующие" готовы жертвовать очень многим для сохранения системы, но не готовы жертвовать ничем, чтобы что-то реально изменить. Все прекрасно понимают, что в условиях реальной медийной конкуренции Голунов и прочие "медузы" не продержатся и дня, в условиях реальной политической конкуренции Навальный кончится с заходом солнца, в условиях реальной экономической конкуренции какой-нибудь "великий дизайнер" Лебедев лопнет через три часа, в условиях реальной интеллектуальной конкуренции все до единого российские вузы закроются к вечеру того же дня, а "философы" типа Дугина пойдут лесом, поочередно двигая ногами. Status Quo выгоден всем. Именно поэтому система все более твердеет, консервируется. А начнет все меняться лишь тогда, когда они догадаются не уговаривать власть быть честной, а начнут создавать свою параллельную реальность. Например, "теневое" образование уже есть без всяких маршей и протестов.

Но этого не будет еще долго.