Об одном эпизоде Великой Отечественной …

...или почему в Воронеже не нашлось ни одного предателя.

«Никто не забыт, ничто не забыто»... Эта фраза замечательна сама по себе. Очень бы хотелось верить, что так оно и есть, когда мы употребляем ее в контексте тех событий, к которым она собственно и относится. С той жуткой войны, унесшей десятки миллионов жизней и опустошившей нашу страну, прошло уже более 70 лет. Сколько всего написано, сказано, показано и рассказано об этой страшной поре! 

Я бы хотел рассказать об одном ее эпизоде. Рассказать не ради самого рассказа, а ради того, чтобы читатель подумал, зачем человеку дается память. Только ли для того она дается, чтобы быть грузом, который с годами становится все тяжелее и тяжелее, или же память это основа мудрости?..

Это произошло 13 июня 1942 года в Воронеже. Фронт был еще не близко, километрах в 130 от города. До генеральной немецкой наступательной операции «Блау» (Синий вариант) оставалось еще две недели. Несмотря на то, что большинство предприятий было эвакуировано на восток, город, бывший почти год на военном положении, продолжал трудиться. Война уже коснулась его своей безжалостной косой. Тысячи похоронок с фронта пришли в семьи воронежцев, немецкая авиация уже не раз совершала свои бандитские вылазки, горели заводские корпуса, слышался вой сирен противовоздушной обороны, напряженно грохотали стволы зенитных установок.

Как свидетельствуют документы штаба МПВО Воронежа, налеты немецкой авиации на город усиливались из месяца в месяц. Если в январе - марте 1942 года в зоне Воронежа появлялось в среднем по 68 стервятников, то в апреле их было 229, а в мае уже 563. В июне над Воронежем и его окрестностями побывало 2463 самолета противника, т. е. в среднем по 80 машин в сутки. Всего за первую половину года в зоне Воронежа зарегистрировано 3350 самолето-вылетов противника. В результате город получил от немецких бомбежек большие разрушения (ВОКМ, ф. ВОВ, д. МПВО).

Но этого фашистам показалось мало. Они решили стереть Воронеж с лица земли. В первую неделю июля гитлеровские летчики совершили на район Воронежа 4508 самолето-вылетов, т.е. намного больше, чем за всю первую половину года. После такого удара значительная часть кварталов города была сожжена и разрушена.

Но в тот день фронт был еще далеко. Была суббота. Денек выдался погожим. Вопреки войне город старался жить. В Парке пионеров, который располагался тогда в самом центре города между проспектом Революции (бывшей Большой дворянской улицей) и ул. Театральной, было особенно много детворы. В эту суровую пору родители очень хотели побаловать детишек хоть одним деньком настоящего, невоенного детства. Играла музыка, в киоске «Игротека» выдавали на прокат деревянных лошадок для самых маленьких и велосипедики для тех, кто постарше. Вожатые и воспитатели едва управлялись с разноголосой толпой белых панамок. Родители оставались за оградой, отдыхая в тени старинных деревьев. На летней эстраде шли конкурсы, у фонтана брызгались озорники, на площадках для игр было не протолкнуться. Могло показаться, что никакой войны нет и никогда не было! Именно это и должно было казаться людям! Людям изнуренным горем, тревогой, болью... Ради этих нескольких часов передышки не жалелось ни сил, ни средств.

Город отдавал фронту все, что мог. Уходили резервисты и призывники, в августе 41-го ушел 5-ти тысячный отряд добровольцев, из которого вернутся с войны только 500 человек. Предприятия Воронежа, которые не подлежали эвакуации, будут работать вплоть до дня немецкого вторжения. В театрах будут идти спектакли, в кино показывать фильмы, в вузах заниматься со студентами, в парках гулять. В город, кроме тревожных вестей приходили лишь похоронки и беженцы. Но он продолжал жить! Если не видеть обрушенных бомбами фасадов зданий и не смотреть в сторону горящих корпусов заводов, если заткнуть уши и не слышать воя сирен и рокота зениток, то могло показаться, что город все тот же, довоенный, солнечный и красивый...

Но в тот роковой день в Воронеж пришло первое, поистине всеобщее горе. Оно было предвестником всего того ужаса, что предстояло вытерпеть ему в ближайшие месяцы войны. Об этом страшном событии, оставившем неизгладимый след в памяти всех поколений воронежцев, вспоминает Сергей Петрович Молотков - коммунист, коренной житель Воронежа, кандидат геолого-минералогических наук:

«В 1942 году я жил в доме N 29 на улице Алексеевского. Воронеж уже периодически бомбили фашисты, поэтому родители не разрешали никуда отлучаться из дома».

В тот раз, когда в небе послышался рокот моторов, родителей не было дома, и маленький Серёжа Молотков выскочил на улицу. Над крышами низко пролетел самолет. Было видно, как от него отделилась огромная бомба. Раздался страшный взрыв.

«Мы с приятелем Витькой побежали к парку, который находился между Театральной улицей и проспектом Революции, и перелезли через забор. Первое, что бросилось в глаза - белый свежевыкрашенный туалет, залитый пятнами крови. Пройдя несколько десятков шагов вглубь парка, мы увидели эстраду, на которой лежали убитые ребятишки в пионерских галстуках. На деревьях висели части тел детей, руки, куски туловищ.

От жуткого зрелища нам стало плохо, и мы бросились к выходу из парка. Запомнились душераздирающие крики и проклятия фашистам обезумевших от горя родителей, которые не вместились на мероприятии и ожидали детей за воротами.

Через несколько дней в Кольцовском сквере в стороне, где филармония, прошёл траурный митинг. Стоял для всеобщего обозрения самолёт «Мессершмит» с погнутым пропеллером, в отверстиях от одиночных выстрелов и очередей на крыльях и фюзеляже.

Выступивший на митинге военный говорил, что возмездие обязательно настигнет фашистов, и мы победим».

Вот еще воспоминания очевидцев трагедии.

Полина Осиповна Исаева: «Это произошло внезапно. Я окучивала у себя в палисаднике картошку. Вдруг, какой-то гул на меня валится. Меня сбило с ног. Когда вскочила, вижу в Саду пионеров пожар. Я кликнула своё санитарное звено, и мы бегом через первые ворота туда. Сумки с медикаментами всегда были наготове. По саду будто прошел ураган: деревья вырваны, земля разворочена и везде, куда ни глянь, детские тела. Одни чистые, целые, а другие - песком, грязью, глиной засыпаны. Не то ребенок, не то комок земли. Кто жив остался, того оглушило взрывной волной. В первые мгновения никто не двигался, не плакал, а потом все бросились кто куда. Крики, стоны... Навстречу бежит девочка лет 12-ти. Я её узнала, она с нашей Алексеевской улицы. Смотрю, бежит и почему-то прямо на глазах синеет. Я её подхватила, а у неё весь бок вырван. Так и умерла у меня на руках...»      Анатолий Анатольевич Костюков: «Бомба упала после обеда в разгар праздника. Помню жуткий рев, грохот, удар. Меня отбросило взрывной волной, швырнуло спиной на землю, контузило. С трудом открываю глаза и не могу понять, где я. Это наяву или в страшном сне? Напротив, на ветке дерева - окровавленная девичья голова с длинной косой. Эта коса мерно покачивается из стороны в сторону, как маятник, отсчитывая минуты после трагедии. Под деревом какая-то заплаканная женщина обхватила руками, прижала к себе девочку и пытается ее тащить. И вдруг все платье этой женщины спереди становится красным от крови. «Она, видимо, ранена, - проносится у меня в голове. - Почему же она не падает?». И тут эта женщина, обессилев, разжимает руки, опускает безжизненное тело ребенка на землю. И я вижу, что у девочки половины туловища нет и все внутренности наружу. Кругом крики, стоны. По саду разбросаны оторванные руки, ноги... Чуть позже я узнал, что на месте разорвало моего школьного друга Кольку».

Анна Ивановна Сидорова: «Я брала воду в колонке, а рядом, через решетку Сад Пионеров. Слышу летит самолет. Начали бить зенитки и сразу взрыв. Меня взрывной волной отшвырнуло на землю. Всё это мгновенно. Над пионерским садом встал огромный чёрный столб. Когда мы с соседками прибежали в сад, меня поразило, что убитые и раненые дети были не в одном месте, а повсюду. Живые забились под кусты, в павильоны, испуганные, с помертвевшими лицами. Мне стало плохо, на один момент я растерялась, но поняла, что надо действовать быстро. Возле бассейна сидела девочка лет 9-ти. Глаза застекленели, как будто без памяти. Дала ей нашатырный спирт, вижу, на руке рваная рана. Девочка очнулась и заплакала. Рядом стоял мальчик, раненый в кисть руки. Я сорвала со своей головы платок и наложила жгут. Нам дали указание носить в машину убитых детей. Были тут две девочки с нашего двора. Они как бежали по дорожке, взявшись за руки, так их и настигла смерть...»

Фашисты, нарушив все международные нормы ведения войны, отбросив честь и достоинство, совершили неслыханное - они посягнули на детей.

Сегодня, в 21 веке, читая размышления о том трагическом времени, часто приходится сталкиваться с мнением людей неразумных, неумных и попросту нечистоплотных. Они не были свидетелями происходившего, но позволяют себе делать выводы и «умозаключения», которые не только отвергают мнение очевидцев и известные факты, но и меняют полярность тех событий, делая черное белым, а белое черным, малозначимое архиважным, а главное пустяком. Даже, в приводимой мной истории, в которой, казалось бы, не может быть двух мнений, такие люди, проявляющие обычно завидную настырность и незаурядную наглость, нашли то, что можно вывернуть наизнанку и перекрасить. «Ничто не забыто...» Что же именно мы все не должны забывать?

Как на первый взгляд ни странно, но кроме отдельных воспоминаний очевидцев и сегодняшних, весьма путаных рассуждений любителей истории о том страшном и, как мы увидим, во многом определяющем дне, мало, что известно. Именно в «мутной воде» всегда раздолье для разномастных шарлатанов, спекулянтов и мистификаторов. Сегодня я бы хотел пояснить вдумчивому читателю значение того дня, которое распространяется далеко за пределы воронежской истории.

В наши дни доподлинно неизвестно, сколько детей погибло тогда в городском Парке пионеров. Парка больше нет. На его месте жилые дома и дворы. На скромном памятном камне надпись «...погибло более 300 детей».

Сегодня кто-то ссылается на воспоминания очевидца о том, что погибших было около 100 человек, кто-то на сводку о погибших от бомб в тот день 70 горожанах... Это возможно нужно историкам, специалистам исторической науки. Хотя они, на мой взгляд, не сильно этим вопросом озабочены. Что же должны помнить мы, простые люди? Нельзя забывать о том, что говорил Гитлер своим солдатам. Эта война должна была вестись на уничтожение! На уничтожение нас с вами! С особой жестокостью и беспримерными разрушениями! Нельзя забывать, что враг, обрушившийся на нас с запада, не считал нас, русских, за людей! Сегодня есть те, которые говорят об этой бомбардировке как о трагической случайности. Якобы испуганный немецкий летчик никак не мог знать, куда он сбросил 250-килограммовую бомбу, потому что сделал это просто так, от обиды за несостоявшуюся бомбежку какого-нибудь объекта, лишь бы избавиться от груза. Для чего это говорится? Во всех подобных рассуждениях всегда прослеживается одна и та же линия - «перестаньте демонизировать немцев, это цивилизованные, не в пример нам, люди и уж если они и сделали какую-то пакость, то только по нелепой случайности»! Почему эта линия так отчетливо видна? Потому что практически всегда за ней следует вторая: «Мы сами во всем виноваты»! В данном случае многие мистификаторы говорят так: «нечего было устраивать праздник в детском парке во время войны, сидели бы по землянкам, были бы живы». Некоторые пускаются в подобные измышления по скудоумию, но есть те, кто делает это умышленно. Для глаза наметанного они всегда видны по своим характерным признакам. Это осквернители истории и памяти народа. По их мнению, все выглядит так: «Виноваты руководители нашего народа и нерадивые родители, разрешившие детям собираться в парке в 130 км от линии фронта, а не немецкий летчик, который на совершенно законных, военных основаниях просто разбрасывался бомбами, исключительно в силу исполнения своих профессиональных, трудовых обязанностей». Несмотря на то, что мерзость таких рассуждений бросается в глаза, сегодня для многих она отнюдь не очевидна.

Советское руководство в те тяжелейшие для страны годы тратило огромные силы на поддержание народного духа. Вера в Победу была главным оружием и фронта, и тыла. Наш народ столкнулся тогда с невиданной им уже многие столетия жестокостью, несправедливостью и ненавистью иноземных захватчиков. Мы впервые сражались против всей объединенной Европы. Нашим людям было больно, горько и страшно, но они насмерть стояли на фронте и на износ трудились в тылу! Что для русских людей означает Победа? Только ли мир?

Нет! Если Вы, читатель, русский, то знаете, что это в первую очередь торжество Добра над злом, Истины над ложью, Отваги над страхом, Любви над смертью! Засунуть наших детей под землю, забиться в норы самим и выжидать? Нет, русские не такие! И пусть те, кто пишет, что это рационально, а обратное глупо, напускает на себя вид озабоченности судьбами людей. Мы видим обратное. У многих это давняя мечта, чтобы под сапогом захватчика русские люди сами зарыли себя под землю. Русские всегда побеждали Духом, своим Духом, русским, который есть Дух Божий. Этот Дух делает наших людей спокойными перед лицом смерти, стойкими в лишениях и горе, неистовыми перед злом и мерзостью, бесстрашными, когда действительно страшно... И всем «покупающим и продающим» нас не понять. Зато мы прекрасно понимаем их инстинкты.

Миф о том, что это была случайность, развеивается сам собой. Достаточно только знать о том, что немцам и даже высшему немецкому командованию было известно об этой бомбежке. Хотя советская пресса в лице местных газет не писала о трагедии, начальник штаба сухопутных войск вермахта Ф. Гальдер сказал по этому поводу: «многие немецкие солдаты, которые войдут в Воронеж, рискуют быть истребленными разъяренными горожанами». Они прекрасно знали, что сотворили и отчет о бомбардировке был с немецкой быстротой передан на самый верх. Воронежская газета «Коммуна» вышла на следующий день без траурных заголовков, с обычными сводками и расписанием работы театров и кино. По этому факту сегодня тоже изливается много желчи. Как же, мы же в 21 веке привыкли муссировать любые трагедии, показывать во всех ракурсах человеческие останки и смаковать компьютерные реконструкции несчастий. А тут такое, и ни слова! Но писать об этом действительно смысла не было никакого. Весь город знал о происшедшем уже через час, реакция людей и без пространных репортажей была одинаковой, а виновные были очевидны. Шла война и горе было повсюду. Через день прошел траурный митинг, кто мог, тот пришел. В те времена люди обращались к людям лицом к лицу, когда это было важно и нужно.

Совершенно очевидно, что данное бомбометание было прицельным. Самолет летел на малой высоте, прямо над крышами домов. Шум его двигателей появился очень быстро, значит лег на заранее известную цель он с большой высоты, снизился до земли в том месте, где не было скопления средств ПВО, т.к. в центре города не было промышленных предприятий, на которых сосредотачивались зенитные установки. Сбросил одну (или две) 250 килограммовую бомбу в скопление детей и сумел уйти более никем не замеченный. Сколько детей они убили, фашисты не знали, но то, что они это сделали, написали в рапорте командованию. Это была акция по устрашению населения города. По расчетам фашистов, после такой трагедии горожане должны были пасть духом и склониться перед немецким солдатом, который войдет в их город. Вместе со смертью они сеяли страх. Страх, который являлся фундаментом их власти на оккупированных землях. Но Гальдер оказался прав. Всходы были иными.

Через две недели началось главное немецкое наступление компании 1942 года - операция «Блау». На Воронеж и его окрестности двинулась 900-тысячная группировка врага, составлявшая 47% всех пехотных и 53% всех танковых сил Третьего Рейха, 6 армий, не считая отдельных элитных корпусов и дивизий. Еще через неделю они ворвались в Воронеж. Как писал в своих воспоминаниях Гудериан, после Воронежа немецкая армия навсегда перестала наступать. Они не прошли. Сам город стал на их пути несгибаемой твердыней. Но что значит Город, что значит твердыня? Если дома из камня были превращены в щебень, что было твердыней? Это были люди. Воронеж оказался единственным городом Европы, где оккупационный фашистский режим, заявивший о том, что город взят, не смог установить свою администрацию и избрать бургомистра. На призывы записываться в полицию не пришел ни один человек из 200 тысяч, не успевших эвакуироваться! Чего ожидали эти европеоидные варвары после того как растерзали наших детей! В Воронеже действовало 165 партизанских отрядов. Фашисты ответили страшным террором. Тела казненных горожан для устрашения весели повсюду, на светофорах перекрестков, на памятниках, на карнизах подъездов. На ограде Первомайского парка, каждая секция которой украшалась пятиконечной звездой, были распяты воронежцы. Лежащие в больницах раненые от воздушных налетов мирные граждане (более 450 человек) были расстреляны поголовно, точно также как и все пациенты психиатрической больницы вместе с врачами (720 человек). Но, ни одного предателя так и не нашлось. Отовсюду, из каждого подвала, каждого оконного проема, из каждых руин фашистам грозила смерть, земля горела у них под ногами и не было места, где бы они могли быть в безопасности. Люди были той твердыней, о которую разбилась хваленая немецкая сталь. Ни устрашение, ни террор, ни пропаганда не действовали на воронежцев. Благородная ярость и ненависть к врагам, освященные кровью малышей, заставляла их вести смертельную схватку. Все что осталось фашистам, это изгнать все население из города. Тем, кто не покинет город в 24 часа, грозил расстрел. Это мероприятие пришлось разъяснять немецким солдатам в отдельно изданной брошюре. Они расписались в своем бессилии, их сатанинские методы больше не работали. Правобережная часть города, ставшая на 212 дней и ночей ареной беспрерывных боев, была жестоко зачищена фашистами от горожан.

К приходу гитлеровцев в городе почти не было регулярных воинских частей, кроме не прошедшей комплектацию и обучение 232 стрелковой дивизии. Сражение за Воронеж начали отряды рабочих батальонов, курсанты-миллиционеры, батальоны НКВД, кавалеристы и коммунисты. Их мужество, ярость и стойкость стали фундаментом будущих побед в неистовых сражениях, которые вели на воронежской земле воины Красной Армии. Здесь были скованы 30 фашистских дивизий, 26 из них были разбиты полностью. В самом Воронеже нашли свою смерть 9 лучших немецких дивизий, включая ту, в которой был именной полк Адольфа Гитлера, где в первую мировую войну служил он сам. На Воронежской земле погибло более 400 000 советских воинов. По воспоминаниям ветеранов, то, как здесь поднималась в атаку наша пехота, за всю войну они не видели больше никогда.

Каждый метр города Воронежа пропитан кровью его жителей, защитников и освободителей. Кто-то, быть может, добавит - «и немцев». Да и немцев, но что за кровь текла в их жилах? Как можно быть человеком и убивать детей?! Для русского воина это невозможно. Но с этого начали свое вторжение в Воронеж «цивилизованные» европейцы и этим же закончили. После освобождения город лежал на минном поле. Большинство оставшихся зданий немцы перед отступлением взорвали, все остальное заминировали. Саперами было найдено и обезврежено более 300 тысяч мин. Но не все мины удалось обезвредить. По воспоминаниям тех, кто возвращался на пепелище родного города сразу после его освобождения, ходить можно было только там, где стояли указатели о разминировании. Шаг в сторону и сразу раздавался взрыв. Повсюду были таблички, предупреждающие об опасности отдельно лежащих предметов. Особенно «сверхчеловеки» любили минировать игрушки! Они уничтожили город, разрушили все дома, в которых жили люди, убили всех кого смогли, но этого злодейства им было мало! Они знали, что даже на руины и обломки вернутся изнуренные, измученные, голодные жители, чьи сердца разрываются от горечи утрат, от скорби по погибшим близким. И «культурные» европейцы готовили им новые «сюрпризы». Они хотели убить их оставшихся малышей. Как вспоминает очевидец, бывший тогда еще мальчиком, когда они шли с мамой по своей бывшей улице, возвращаясь в город, то посреди покрытого пеплом снега, среди сгоревших головешек и битого камня, у дороги лежала новехонькая, чистенькая кукла. Ему, как ребенку, очень хотелось взять ее в руки, но мать успела одернуть его и увести, а его друг по улице не смог устоять перед видом новых коньков с ботинками и поднял их. Его разорвало на части. Разве можно себе представить, что до такой нечеловеческой низости и подлости может опуститься русский солдат?! Для нас это невозможно! Просто потому, что мы люди! А кем были они, немцы? Или кем были венгры, творившие такие злодеяния над пленными и мирными людьми, что даже Гитлер приказал при отступлении не давать им транспорт и оружие, зная, что среди советских воинов был приказ - «мадьяров в плен не брать».

Сегодня, в век низкопробного фетишизма, мы возвели Европу себе в пример. Мы восторгаемся их «культурой» и порядком, готовы, как обезьяны повторять за ними каждое движение. Бездумно и раболепно. Лично я предпочитаю помнить, что всю свою историю Европа жила грабежом и мародерством, начиная с Римской империи, крестовых походов и заморских колоний и заканчивая Мировыми войнами и сегодняшними военными и финансовыми альянсами. И мне совершенно не важно, какие у них мостовые или закусочные, какие у них законы и понятия. Мне важно, что у них внутри, что позволяет им убивать детей, нападать на страны (и 21 век начался с того же самого) и грабить народы. И мне совершенно не важно, какая у них культура, потому что она позволяет овладевать умами европейцев маниакальным идеям, основанным на жадности, чувстве превосходства и безжалостности. Замечательные слова однажды произнес Михаил Илларионович Кутузов в разговоре с прибывшим к нему на переговоры от Наполеона каким-то маршалом. Когда тот стал жаловаться, что русский народ, партизаны, ведут войну не по правилам, совершенно игнорируя привилегии французских дворян, Кутузов ответил: «Русский народ видит в вас тех же монголов, что пришли с Чингизханом». Маршал возразил, что, мол, французы и монголы это не одно и то же, на что Михаил Илларионович заметил: «Русский народ не видит разницы». Вот, чему должна учить история! Вот, что не должно быть забыто.

Это трудно понять сегодня, в наше время, в эпоху потребительства. Но идя по пути Европы, мы превратимся в еще более жутких существ, чем те, что приходили к нам 70 лет назад, потому что это не наш путь и мы будем на нем обезьянами. На левом берегу Воронежа, напротив легендарного Чижовского плацдарма, стоит еще один камень, на котором написано четыре коротких слова. Эти четыре слова надо читать медленно и вдумчиво. Они написаны не только как дань памяти почти полумиллиону богатырей, сложивших здесь свою голову, а в назидание потомкам, напоминая о главном. Они написаны для того, чтобы с камня перейти на сердце человека и остаться в нем навсегда. «ЗДЕСЬ НЕ ПРОШЕЛ ВРАГ». Именно «враг», а не «немецко-фашистские захватчики» или нечто подобное. Здесь шла битва Людей преисполненных Духа с врагом, врагом человеческого рода.

В этой связи есть еще одни воспоминания очевидцев. Когда после освобождения Воронежа люди возвращались в город, то шли по льду реки с левого на правый берег. Первое, что встречало их там это тысячи запорошенных снегом тел красноармейцев, шедших когда-то на штурм. Безжалостный пулеметный огонь укладывал их целыми цепями. Когда весной 43-го года началась оттепель, женщины собирали наших погибших ребят и хоронили в братских могилах. А весной 44 года, после половодья, когда вода ушла с правобережных лугов, случилось мистическое событие, которое никто никогда ранее не видел. Вдоль всей реки по правому берегу взошли красные колокольчики. Широкая алая лента из необычных цветов протянулась через весь город, там, где год назад проходила линия фронта. Так Господь отметил подвиг своих детей. Они победили врага.

Современный Воронеж это город возродившийся после смерти. В середине прошлого столетия ему пришлось пройти путем Христа, когда Ирод 20-го века Гитлер назвал его главной военной целью 42-го года, через избиение младенцев в Парке пионеров, через страшные истязания и мучения, и полное разрушение, к воскресению. В те годы поэт писал:

«На поле минном он лежит,

Последней истекая кровью.

Он хочет в бой, он хочет жить!

Спаси его своей любовью!»

И Воронеж был спасен именно Любовью. Сразу после освобождения город был мертв. В нем не было ни одной живой души. Правительство хотело отказаться от его восстановления и строить город на новом месте. Но в него стали возвращаться люди. Измученные и голодные они приходили в пустыню обожженных камней, на груды развалин, на пепелища домов, на минные поля. Они Любили его. Те люди умели любить, невзирая на личное горе и нужду. И Воронеж ожил от прикосновения их рук, воскрес и снова стал одним из самых красивых и больших городов Руси. «Смертью смерть поправ».

Мы русские люди и мы умеем Любить, умеем творить чудеса, только бы в наших душах, через всегда существующую «линию фронта» не прошел враг... А для этого надо помнить, помнить главное. Помнить и разуметь, чтобы не приходилось приносить новые страшные жертвы из-за оскудения Любви.

Игорь  Карпов