Полковник Квачков дал рецепт обустройства России

Владимир Квачков — убежденный революционер и, как к нему ни относись, реальный политический заключенный, недавно вышедший по УДО. Обвинение в покушении на Чубайса, обвинение в попытке организации вооруженного мятежа, более 10 лет за решеткой. Сам он говорит, что все это только еще больше укрепило его в вере —

в православие и социализм. Спорить с ним бесполезно. Не потому, что нельзя найти контраргументы,

а именно потому, что он не просто верит в свои убеждения. Он в них верует. Впрочем, судите сами.
Буйный полковник Квачков дал рецепт обустройства России

— Владимир Васильевич, что больше всего поразило вас за решеткой?

— Ничего меня за решеткой не поразило. Система одна и та же, что с этой стороны решетки, что с той: там малая тюрьма, здесь большая.

— А когда вышли, заметили какие-то изменения?

— Меня не было на воле больше 10 лет. Я, конечно, читал газеты, где-то раз в год смотрел телевизор. Но это не дает картины. Зато теперь я могу сравнить Россию, которая была в 2010 году, с той, которая сейчас. Страна стала более антирусской, антиправославной, антимусульманской. И нынешнее государство стало более антигосударственным.

— Что вы имеете в виду? Как это: государство стало более антигосударственным?

— Россия — это государство русского и других наших коренных народов. Но оно перестало быть русским национальным государством и стало вавилонской блудницей. Оно целенаправленно размывается приезжими, мигрантами, самой правящей верхушкой.

— И какова цель всего этого?

— У правящей элиты нет системной политической цели. У них одна цель: как можно больше украсть и слинять. Но большинство людей не верят в это. У людей это не укладывается в голове. Ведь за 20 лет Путин якобы столько всего укрепил, пенсии и зарплаты поднял — как же может быть, что власть антигосударственная? Но это так. В ХХI веке государство — это прежде всего наука, потом образование, потом здравоохранение. Армия находится у меня — у человека, который носит погоны почти 60 лет, — в перечне приоритетов после науки, образования, здравоохранения, после детства и материнства. А у нас сейчас практически убита наука — два миллиона наших ученых русских (под русскими я имею в виду великороссов, малороссов, белорусов, а также представителей других коренных народов России, составляющих в целом русско-российскую цивилизацию) уехали. Я общался с нашими учеными, с зарубежными… Я хоть и кандидат наук и называю себя «фельдшером», поскольку есть доктора наук, но вижу: то, что происходит с наукой, — это преступление.

Разрушение науки, образования, культуры, здравоохранения и в целом геноцид русского народа происходят через механизм денег. Они деньгами убивают нашу жизнь. Чем менее образовано население, тем проще из него получать доход. Народ нужно оболванить, деградировать, довести до скотского состояния, и тогда с этим народом можно делать все что угодно. Атомизировать его, разрушить все общественно-политические институты. Главный итог деятельности нынешней власти — она обессмыслила общественно-политическую жизнь России. Обессмыслены политические партии, общественные движения, обессмыслены выборы. И вот в этой стране мы сейчас вынуждены жить.

— Вы, насколько я понимаю, не намерены жить в такой стране.

— Страна и государство — разные понятия. Я не намерен жить в таком государстве и намерен решительно изменить его. Сейчас я целенаправленно не вошел ни в какую политическую структуру. Но участвую в деятельности постоянно действующего совещания национально-патриотических сил. Меня также приглашают на Координационный совет — туда, где имеются Партия дела, Движение Игоря Стрелкова, туда, где «Левый фронт» Сергея Удальцова. Я общаюсь со сторонниками движения на Советский Союз (правда, их уже штук пять, таких движений). Я встречался с ЛДПР, с Жириновским пожали руки друг другу… Сейчас я заканчиваю, если можно так сказать, «инспекторский обзор» политических движений в России и в ближайшее время выступлю с заявлением, которое обещал сразу по выходе из тюрьмы.

— Вы видите какую-то реальную оппозицию действующей власти?

— Ну, здесь ключевое слово — «реальную». А так… Я вижу оппозицию. В этой оппозиции порядка 145 миллионов человек. Ну, может быть, 140. Все-таки несколько миллиончиков прикормленных этой властью существуют.

— Только 140 миллионов не знают, что они оппозиция.

— Не знают. Более того, очень многие говорят: «Я политикой не занимаюсь. Мне политика не интересна». Я спрашиваю: «Ты в магазин ходишь? Тебя не интересует ценовая политика государства в области продовольствия? Интересует. Так как же ты политикой не занимаешься?! Ты не занимаешься политикой, а политика занимается тобой. В магазине, в поликлинике, в школе, где учатся твои дети, в институте, куда они не могут поступить, потому что денег нет…»

Люди стали безграмотны благодаря тому, что делали либералы за последние 36 лет. Советская система, при всей ее ущербности, предвзятости и односторонности (у меня два высших советских атеистических образования), давала хоть искаженную, но системную картину мира. Нынешние дети, нынешние мои внуки (у меня внучка поступила на первый курс) не получают системного понимания мира, системного понимания устройства человеческого общества. В этом — главная беда.

Так вот, эти 140 миллионов не знают, что они в оппозиции. И, кстати, никогда и не знали. Вот 78 процентов населения голосовали за сохранение Советского Союза. Где эти 78% были, когда мерзавцы в Беловежской пуще уничтожили Советский Союз?! То же самое и сейчас. Допустим, сейчас 70–80% голосуют за действующую власть. Пройдет три-четыре года после того, как к власти придут здоровые национальные силы, — точно так же 70% будут голосовать за новую власть.

Так и должно быть. Помните у Высоцкого: «Настоящих буйных мало, вот и нету вожаков». Их и должно быть мало: если будет много — это будет сумасшедший дом. Но тех буйных, которые есть, которым Господь дал понимание того, что делается с их страной, с народом, цивилизацией русской, — их достаточно.

— Себя вы относите к буйным?

— Я не боюсь смеха над собой. Я понимаю, за что взялся. Я понимаю и принимаю тот крест, который мне дан. Дух человека определяется не только им самим, но дерзновением. 11 лет лагерей, простите за нескромность, — это все-таки звучит. Я не оставил свои убеждения, сохранил их, укрепил их, уверился больше в силе православия, в силе русского и других коренных народов России, в том, что наша страна будет замечательной, умной и красивой Россией.

— У вас есть рецепт?

— С рецептом-то самый главный вопрос. Даже эти 140 миллионов понимают, что так жить нельзя. А как тогда? Есть споры о том, как надо жить. Я встречался с людьми, которые системно мыслят и видят будущее России. Кто-то видит социалистическую справедливость, кто-то — православную монархию… Но главный вопрос: как из этой гадкой нынешней России мы перейдем в светлую будущую Россию?

Когда я сидел в «Лефортово», в тюрьме этой эфэсбэшной, мною была написана книга «Русская революция неизбежна». Эту работу признали экстремистской. Я, когда писал эту книгу, не думал, что при жизни выйду из тюрьмы: у меня была статья «Вооруженный мятеж» — от 15 до 20 лет. И я поэтому писал эту книгу с той позиции, что вот сейчас напишу — и хоть что-то останется после меня на земле моим детям, внукам… На обложке было написано: «Полковник Квачков». А потом я узнаю, что книга признана экстремистской в электронном виде, без авторства. В «Лефортово» очень вежливый документооборот: ни одно мое письмо не потерялось.

А тут книга выходит без авторства… А потом до меня дошло (я же все-таки получил за 11 лет неофициальное тюремно-юридическое образование): если бы они сказали, что автор установлен, им пришлось бы вызывать меня на слушания. Так вот, в этой книге я пришел к выводу и готов сейчас вам повторить, что русская революция неизбежна.

— Это и есть ваш рецепт?

— После одного письма из «Лефортово», которое я, как и всегда, закончил фразой «русская революция неизбежна», меня вызвали на суд, поскольку посчитали это призывом. На слушаниях я, обращаясь к судье, сказал: «Ваша честь, вот я сейчас посмотрю в окно на небо и скажу: «Гроза-то неизбежна». Вы что, посчитаете, что я грозу вызываю?..» Я оценил общественно-политическую ситуацию в России и пришел к выводу, что русская революция неизбежна. Я же не говорю с броневичка: «Да здравствует социалистическая революция!» Я говорю, что революция неизбежна, потому что эволюционные способы развития государства не работают.

— Что конкретно не работает?

— Выборы и суд. Выборы — это когда граждане страны выбирают наиболее достойных и, соответственно, отсеиваются недостойные. Россиянские выборы последних 20 лет — это выборы отрицательного отбора. Во власть отбираются не самые достойные, а наоборот, с отрицательными показателями. Украл шапку — пойдешь в тюрьму. Украл шапочный завод — пойдешь в Госдуму. Можно сказать, что система выборов не действует.

Система судов тоже не действует. Я за эти годы за решеткой тысячи людей узнал. У меня помимо мордовской ИК-5 еще шесть СИЗО, две тюремные больнички и две психушки. Я повстречался и пообщался с людьми из разных слоев, и считать, что в нынешней системе через суд можно снять какого-то начальника, — это абсурд. Если попадается человек за взятку, это означает, что либо он не то взял, либо он сел вместо кого-то другого.

И вся система такая. Если из нынешней системы управления убрать коррупционную составляющую, то государство развалится через три дня. У нас нет эволюционных способов совершенствования выборов и судов. Значит, остается революция.

— Но вы же православный. Революция предполагает насильственные действия, кровь… Как это у вас сочетается?

— Как православие совмещается с насилием? А как православие совмещалось с насилием у Александра Невского, у Дмитрия Донского, у Минина и Пожарского?.. Есть замечательная работа Иоанна Златоуста — называется «Против иудеев». Он пишет, что и убийство может быть полезным Богу, а милосердие может быть против веры, если оно не угодно Богу. Сами по себе действия — насильственные или мирные — не имеют отрицательного или положительного заряда. У того же Иоанна Златоуста есть такое выражение: «Война лучше мира, удаляющего нас от Бога». Это написал святой отец, его литургии у нас в храмах служатся. Поэтому все определяется чем? Если нынешний мир ведет нас от Бога в мрак преисподней, то война в данном случае лучше мира. А насчет крови я скажу вам: посчитайте количество погибающих от наркоты, от алкоголя, от преступности…

Вот очень хороший пример, на мой взгляд: Афганистан. Афганская война унесла 14 тысяч жизней наших солдат. Конечно, это цифра. Но афганский героин сейчас уносит около 100 тысяч ежегодно. Спрашивается: что лучше? Владеть контролем над Афганистаном, путь даже кровью наших солдат, или уйти из него, как это было сделано? Оставить американцам, которые превратили его в героиновые плантации?..

— И что будет в результате революции? Великая прекрасная Россия будущего — какой вы ее видите? Сейчас ХХI век, границы открыты, Интернет… Мы же не сможем отгородиться и построить внутри какую-то идиллию.

— Во-первых, кто вам сказал, что нельзя отгородиться? Вот только нужно ли отгораживаться? Мы не Северная Корея. В отличие от нее мы самодостаточны.

Моя идеология — русский православный социализм. В чем коренное отличие социализма от капитализма? В том, что материальное производство при капитализме существует для получения прибыли. А при социализме — для удовлетворения потребностей народа. Я не до конца понимал великую сталинскую фразу: «При социализме вещи не являются товаром». В 90-е годы над ней издевались: как это, вещь — это не товар? А вот так. При социализме вещь предназначена для удовлетворения потребностей. И вся цифровая экономика, похоже, специально создана для обеспечения социализма и планового хозяйства. Это раньше говорили: вы что, хотите каждый гвоздь запланировать? Но это же невозможно! А теперь, при наличии цифровой экономики, можно рассчитать не только сколько нужно будет гвоздей, но и сколько нужно будет электричества, угля, руды для производства каждого конкретного гвоздя. Вот в чем смысл цифровой экономики. Экономика будет полностью прозрачной.

Зачем нам отгораживаться? Это от нас отгораживаться будут, когда в России появится православное государство, основанное на нравственных ценностях, на правде и справедливости. От нас будут отгораживаться, боясь, что правда русская пойдет по миру. Как пошла в начале ХХ века правда социалистическая и коммунистическая. Но она погибла, потому что была атеистической. Советский Союз погиб по духовным причинам, а не по экономическим…

— С экономикой разобрались. А что с системой власти?

— В будущей России партий не будет, а будет сословное деление. Но не династически-сословное. Будут сословия врачей, учителей, таксистов, рыбаков… всех профессий. Трудовые сословия. Вот они и будут представлены во всех органах представительной власти. Причем эти органы будут избираться не толпой, как сейчас: 400 тысяч избирают одного депутата Госдумы. Первичная ячейка общества — это сотня, приход; они одного человека посылают в районный совет. 10 человек районного совета — одного выбирают в областной. 10 областных — одного в окружной. И так вплоть до Верховного. И для того, чтобы повлиять на то, как голосует мой депутат в Верховном, точнее, Земском совете России, мне достаточно сказать своему сотенному или тысяцкому: поправьте! Тем более все это будет на компьютерах. Социальные сети приведут к тому, что социалистическое общество будет очень хорошо управляемым. И благодаря правильно построенным, по земскому и профессионально-трудовому принципу социальным сетям мы сможем поднять из народной грибницы для управления наиболее талантливых, умных людей.

— А что с социальной справедливостью? Что для вас справедливость?

— Нам нужно восстановить духовные христианские ценности в России. Для мусульман — мусульманские. Восстановить справедливую политическую систему. Когда говорят о справедливости, обычно спрашивают про самый низовой, бытовой слой бытия. Я считаю, что должен быть принцип справедливого неравенства. Казалось бы, оксюморон. Но сами по себе равенство, братство и свобода — они несправедливы, потому что люди не равны. Один — умница, трудолюбивый, семьянин. А другой — бездельник и пьяница. Как они могут быть равны? Я считаю, что первый должен жить в материальном плане получше, чем тот, кто ничего не делает. Конечно, на практике сложно реализовать принцип справедливого неравенства. Но это правильный принцип.

— Не могу не спросить: что бы вы сказали Чубайсу, если бы его сейчас встретили?

— Да я ему уже все сказал… Чубайс, когда я вышел из тюрьмы, заочно пожелал мне спокойной старости. А я — через вас, журналистов, — пожелал ему дожить до старости. Он мне как личность уже не интересен. Раньше он был смотрящим мировой закулисы — теперь его в ранге понизили немного.

— Ладно, забыли Чубайса. Тогда модный сейчас вопрос: что бы вы сказали при встрече Путину?

— Ну что бы я ему сказал? Уходи, Христа ради, по-хорошему.


Дмитрий Попов