Бедные обойдутся «инклюзивностью» и будут дальше нищать

Кирилл Тетерятников 
Советник АНО «Институт исследований и экспертизы Внешэкономбанка», член Правления Вольного экономического общества, академик Международной академии менеджмента, доктор экономики и менеджмента, кандидат юридических наук

Одними из самых популярных экономических терминов последних десяти лет являются инклюзивный рост (inclusive growth) или инклюзивное развитие (inclusive development). Эти слова постоянно звучат в заголовках докладов ООН, ОЭСР, Всемирного банка, Всемирного экономического форума и т.д. Изначально (в соответствующем докладе ООН 2008 года о целях устойчивого развития) значение инклюзивности заключалось в переориентации национальных экономик на вовлечение бедных и граждан с низкими доходами как наиболее массового слоя населения мира в хозяйственный оборот в качестве потребителей товаров и услуг, а также работников, производителей и предпринимателей для обеспечения устойчивого роста.

Предполагалось, что декларация равного доступа к предоставляемым правительствами различных государств социальным гарантиям и возможности участия во всех сферах жизнедеятельности страны с особым акцентом на вопросы справедливости и равноправия в вопросах здравоохранения, образования, качества окружающей среды, социальной защиты и продовольственной безопасности поможет выйти ускоренными темпами из кризисной ситуации в мировой экономике, сложившейся в результате мирового финансового кризиса 2007-2008 годов. Крупнейшие страны мира, входящие в G20, признали улучшение качества жизни беднейших слоёв населения на основе концепции инклюзивного развития в качестве стратегического приоритета.

Таким образом, по сути, новая модель, ориентированная на расширение участия бедных слоёв населения (pro-poor growth), ознаменовала собой смену социальной базы мирового развития - предыдущая модель роста мировой экономики опиралась на средний класс. Первоначальные успехи мировой экономики на фоне глобализации и дискурса о социальной ответственности бизнеса действительно позволили значительно сократить число голодающих и бедных в мире за счёт ускорения темпов роста, однако кардинальных изменений в сфере равномерного распределения доходов различных социальных групп не только не произошло, но ситуация ещё и ухудшилась.

По данным международной исследовательской организации Oxfam, опубликованным в докладе Public good or private wealth? (Благосостояние общества или частное богатство?) в январе 2019 года, за время, прошедшее с последнего мирового финансового кризиса, количество миллиардеров в мире удвоилось, а размеры их благосостояния росли темпами в среднем 2,5 млрд долл. США в день и выросли на 900 млрд долл. США лишь за один 2018 год. В то же время благосостояние беднейшей половины человечества – 3,8 млрд человек упало на 11%. В начале 2019 года капиталы всего 26 миллиардеров, возглавляющих список Forbes, были равны стоимости всех активов упомянутой беднейшей половины человечества.

Рост экономического неравенства, сокращение доли среднего класса и снижение реальных доходов ощутили не только жители развивающихся стран, но и ведущие страны мира. Не случайно на волне социальных протестов в США в 2016 году был избран президент Д. Трамп, предложивший масштабную программу создания рабочих мест с достойной оплатой труда.

Тем временем упомянутые выше негативные процессы в мировой экономике в 2018 году лишь усугубились в силу продолжающегося роста темпов отрыва финансового капитала от реальной экономики, усиления геополитической напряженности, снижения уровня предпринимательской активности и инвестиций из-за пессимизма, вызванного волной протекционизма и торговых войн. В результате, в соответствие с прогнозом Всемирного банка на 2019 год (Global Economic Prospects 2019 Report) от февраля с.г. под названием, ярко отражающим мировые перспективы – Darkening Skies («Смеркается…»), уже в текущем году ожидается замедление темпов мирового развития до 2,9%, а в следующем – до 2,8%.

В свою очередь замедление темпов экономического развития приведёт лишь к дальнейшему ухудшению материального положения беднейших слоёв населения (при одновременном дальнейшем росте благосостояния богатых прежде всего за счёт операций на фондовом рынке и рынке капитала). В этих условиях становится очевидным невозможность достижения целей инклюзивной экономики без вовлечения в неё тех, в чьих руках находятся финансовые и материальные средства. Иными словами, речь идёт о необходимости перехода к новому этапу развития человечества на основе всеобщего участия в экономических процессах – all-inclusive economics или экономике для всех.

На риски расслоения общества для мировой и национальной экономики неоднократно указывали Пол Кругман («Великая ложь», статья «Нера­вен­ство и кризис: сов­па­де­ние или при­чи­на?»), Дж. Стиглиц («Цена неравенства. Чем расслоение общества грозит нашему будущему»), Тома Пикетти («Капитал 21 века»). Давно известно, что богатые богатеют, самые богатые богатеют еще больше, а бедные – беднеют, так что пропасть между ними становится еще глубже. Однако ещё никогда в современной истории темпы роста этой пропасти не были столь велики. Темпы роста бо­гат­ства бо­га­тых в мире (10-12% в год в среднем) несо­по­ста­ви­мы с тем­па­ми роста ВВП (в среднем 3% в год) и доходов бедных и сред­них клас­сов (сокращение в среднем на те же 10-12% в год), всё больше напоминая о возможности наступления постапокалиптической ситуации, описанной в одном из лучших социальных фильмов 2014 года «Сквозь снег» (Snowpiercer, Южная Корея).

Россия полностью следует мировому тренду. В апреле с.г. был обнародован доклад аналитиков Высшей школы экономики и Института исследований и экспертизы Внешэкономбанка, в котором была впервые оценена степень концентрации финансовых активов и сбережений в руках 3% самого обеспеченного населения России. В 2018 году на эти 3% приходилось 89% всех финансовых активов, 92% всех срочных вкладов и 89% всех наличных сбережений. Однако ещё раз – при всей национальной специфике российской экономики и государственного устройства общие тенденции перераспределения национального богатства в пользу немногочисленного богатого меньшинства во многом схожи со всеми ведущими странами мира.

В последние годы в мире происходит переход от экономики просачивания благ сверху вниз (trickle-down economics) к плутономике (plutonomics) – экономике, полностью ориентированной на рост благосостояния богатых и сверхбогатых людей. Термин «экономика просачивания» на самом деле означает «экономику крошек с барского стола» - пора уже и экономистам начать называть вещи своими именами!

Термин стал весьма популярным в 1980-х годах в период президентства Рональда Рейгана, хотя был известен, пожалуй, ещё с конца XIX века. Как писал в своей работе «Экономика рецессии» в феврале 1982 года выдающийся американский экономист Джон Гэлбрайт, по сути, экономика просачивания (улучшение условий ведения бизнеса в интересах обеспеченных людей, что в последствии косвенно сказывается положительно и на бедном населении) это та же «лошадино-воробьиная» экономика (horse and sparrow economics): 'If you feed the horse enough oats, some will pass through to the road for the sparrows.' («Если накормить лошадь овсом, то часть этого корма в конце концов окажется на дороге и послужит кормом для воробьёв»). Гэлбрайт, впрочем, сам же и призывал не использовать данную метафору в реальной жизни, по-видимому, понимая этические сложности отнесения богатых к лошадям, а бедных к воробьям...

Конечно, пе­ре­рас­пре­де­ле­ние до­хо­дов в пользу сред­не­го класса и бедных могло бы со­здать до­пол­ни­тель­ный спрос в мировой эко­но­ми­ке и способствовало бы росту ин­ве­сти­ций под это по­треб­ле­ние. Однако, если раньше хотя бы тоненькая струйка инвестиций шла на развитие потребления среднего класса и бедных, то в последние три года непро­пор­ци­о­наль­но вы­со­кий рост до­хо­дов бо­га­тых с одновременным сокращением доходов среднего класса и бедных стал негативно от­ра­жать­ся и на общей струк­ту­ре по­треб­ле­ния.

На чуть более 0,2% населения мира, относящихся к категории богатых и сверхбогатых (в том числе 2,2 тыс. мил­лиар­де­ров, около 170 тыс. сверх­бо­га­чей (Ultra High Net Worth Individuals), то есть людей с ак­ти­ва­ми более $30 млн, и свыше 17 млн че­ло­век со сво­бод­ным ин­ве­сти­ру­е­мым ка­пи­та­лом в $1 млн и более (не вклю­чая недви­жи­мость как ос­нов­ное место жи­тель­ства, пред­ме­ты ис­кус­ства и пред­ме­ты дол­го­сроч­но­го ис­поль­зо­ва­ния), приходится в совокупности свыше $100 трлн (при $87 трлн мирового ВВП в 2018 году) или немногим менее трети от общего бо­гат­ства мира, в котором живёт свыше 7,6 млрд человек.

По данным исследования UBS и Campden Wealth, самые состоятельные люди мира инвестируют свои средства в акции (28%), прямые инвестиции (22%), недвижимость (17%) и облигации (16%). Вложения в хедж-фонды не пользуются популярностью и продолжают снижаться (на данный момент – до 5,7%). Значительные средства инвестируются в высокодоходные финансовые биржевые инструменты и высокотехнологичные отрасли, дающие постоянный устойчивый доход без крупных и рисковых капиталовложений. Получение безрисковых доходов без особых усилий порождает особое мировоззрение богатых – проблемы остального мира их начинают волновать всё меньше и меньше, поскольку они практически уже не соприкасаются с внешним миром (кроме ближайшей прислуги) – вспомним пассажиров различных классов утонувшего «Титаника». Даже государство, пытающееся проводить социальную политику в интересах бедного большинства и взимающее для этого налоги с богатых, воспринимается ими как назойливая муха или попрошайка.

Плутономика порождает поколение профессиональных бездельников, путь которых начинается с закрытых детских садов, школ, колледжей, университетов, параллельно которым идут частные яхты и самолёты. Их название может быть разным – мажоры в России, фуэрдаи в Китае, хикикомори в Японии – однако суть их существования заключается в параллельной жизни, по возможности изолированной от остального мира. Появляются мировые (Монако, Ла­зур­ный Берег Франции, отдельные районы Фло­ри­ды и Ка­ли­фор­нии, Швей­ца­рия, Дубай, некоторые ме­га­по­ли­сы ми­ро­во­го зна­че­ния – те же Лондон и Нью-Йорк, и др.) и национальные анклавы благополучия (например, Москва и Рублёвка в России).

И тем не менее в настоящее время огромные имеющиеся свободные средства сверхбогатых крайне редко используются для развития массового производства товаров массового потребления и продуктов питания для среднего класса и бедных. Создание новых высокотехнологичных производств требует огромных капиталовложений и сопряжено с определёнными рыночными рисками, которые большинство предпринимателей не готово брать на себя. Кроме того, автоматизация и роботизация производства способствуют дальнейшему сокращению производительных рабочих мест, в то время как инклюзивная экономика строится на вовлечении как можно большего числа работоспособного населения.

Правительства некоторых стран пытаются любыми способами создавать новые возможности для желающих работать. Так, например, в Германии получило широкое распространение понятие mini-jobs (работа с месячным доходом, не превышающим 450 евро, необлагаемым налогом, но дающим право на социальную пенсию) – во Франции, кстати, попытки внедрить нечто подобное привело к появлению движения жёлтых жилетов. В Дании и Нидерландах активно используют систему flexicurity – гибкого рабочего дня с сохранением системы социального обеспечения работников.

Ясно одно – государство должно использовать все возможности для того, чтобы кнутом и пряником вовлекать в проекты общегосударственного значения не только представителей среднего и бедного классов, которые бы и рады работать за достойное вознаграждение, но не имеют такой возможности, но и богатых людей. Это действительно весьма нелёгкая задача – убедить их в том, что жить в обществе и быть свободным от него невозможно. Не случайно вышедшая в феврале 2019 года книга одного из самых популярных в мире экономистов - Рагурама Раджана (Raghuram Rajan), бывшего главы центробанка Индии, называется The Third Pillar. How Markets and State Leave the Community Behind («Третий столп. Как рынки и государство игнорируют интересы местного сообщества»). Ни государство, ни рыночные отношения не смогут сами по себе обеспечить процветание регионов, если те богатые люди, которые в них живут, не возьмут на себя ответственность за благополучие всего местного сообщества. Именно к такой all-inclusive экономике – экономике в интересах всех слоёв населения и следует стремиться. А инклюзивность, о которой так много говорят, это скорее попытка ненадолго снизить уровень социального напряжения, которым наэлектризован мир.