Бригит Габриэль: «Мое сердце осталось в Израиле»

Актуальное интервью с живущей в США ливанской
христианской журналисткой и главой ACT for America

От переводчика

Это интервью живущая в США ливанская христианская журналистка записала в Университете Дьюка и опубликовала десять лет назад, в 2004 году. С ее разрешения я перевела его на русский язык, надеясь, что удастся выпустить интервью с русскими титрами. По разным причинам этот план не увенчался успехом. Однако интервью не потеряло актуальности и по сей день. Поэтому я решила его опубликовать. Сегодня Бригит Габриэль руководит одной из самых мощных американских организаций, стоящих на страже интересов Америки и Израиля: ACT for America.
 

Элеонора Шифрин, Иерусалим

Бригит, расскажите о своей семье и о жизни маленькой девочки в Ливане.

Я родилась и выросла в Южном Ливане, в маленьком городке Мардж-Аюн на границе с Израилем. Мои родители была женаты 22 года и никак не могли родить ребенка. Маме было 55 лет, отцу – 60, когда, наконец, я родилась.

Мне повезло жить с родителями, которые любили меня и посвятили мне всю свою жизнь. Они ведь уже были пенсионерами, когда я росла. Отец владел рестораном и имел большую недвижимость. В ресторане или дома у родителей мне довелось встречать многих людей из нашей общины. Они приходили в ресторан обедать или просто на чашку кофе к моим родителям. И я слышала их взрослые разговоры - о политике, религии, о положении на Ближнем Востоке.

Хотя я и росла в христианской стране, мы находились под сильным влиянием арабского мира. Страны ислама вокруг нас. Мы говорили по-арабски, жили в арабской культуре и думали, как арабы. Например, думали, что Израиль – это плохо.

Я постоянно слышала, что во всем виноваты евреи. «Израиль – сатана!! Евреи - дьяволы, варвары, они источник всех проблем на Ближнем Востоке. И мир в наших краях наступит только тогда, когда мы уничтожим всех евреев, сбросим их в море.

Это то, что я постоянно слышала по ТВ, по радио, в ресторане моего отца, когда люди приходили поесть и поговорить. Таково было тогда мнение ливанского народа.

Мы пользовались государственными СМИ, поэтому мы слышали только то, что правительство хотело нам дать. В арабских странах информация всегда односторонняя, другую сторону никогда не услышишь, потому что государство во всех арабских странах управляет всеми СМИ.

Хотя я училась в частной христианской школе, там преподавали Библию, в которой не было Ветхого Завета, потому что он считался враждебной книгой - Торой. И Библия не имела с ней ничего общего.

Расскажите о населении Ливана.

Когда мы получили независимость от Франции (в 40-е годы), христиане были большинством в Ливане, а мусульмане - меньшинством. Но с годами это положение начало меняться. Мы не рожаем столько детей, сколько они. Ведь у нас женятся на одной женщине – и брак на всю жизнь. В христианской семье 3-4 детей. А мусульманину разрешается брать до четырех жен одновременно по их религии, и каждая рожает ему детей.

Самый знаменитый мусульманин в мире, Осама Бин-Ладен – один из 53 детей. У него самого уже 27 детей. Отец и сын вместе произвели на свет 80 детей. Много ли Вы знаете христианских семей, которые имели бы 80 детей? Это просто невозможно, мы этого не делаем. Поэтому мусульмане размножаются значительно быстрее, чем мы. Поэтому через 20-30 лет они превратились в большинство, а мы стали меньшинством.

Имея меньше детей, мы могли дать им лучшее образование, могли отправлять их в колледжи, и их образование всегда было для нас очень важным, а у мусульман – всё наоборот. Имея много детей, они не могли давать детям такое образование, как мы - своим детям. Это была просто совершенно иная культура внутри культуры. Это были два очень разных сектора населения.

Какой еще фактор повлиял на отношения между христианами и мусульманами?

Еще одним фактором стал наплыв палестинцев в Ливан из Иордании в 1970 году. Ясир Арафат пытался сбросить иорданского короля Хусейна, чтобы создать еще одну базу для нападения на Израиль.

Когда ему в Иордании это не удалось, и король Хусейн выгнал их из страны, мы приняли их к себе. У нас уже были готовы лагеря беженцев. Большинство из них были мусульманами. У нас к тому времени уже и без того было больше мусульман, чем христиан. И этот наплыв мусульман усугубил ситуацию.

Цель у Арафата была та же, что и в Иордании: создание базы для нападения на Израиль. И это ему удалось. Для этого ему нужно было взять в руки контроль над населением. Поэтому совместно с местными мусульманами Арафат начал планомерно уничтожать христиан. Он объявил джихад против христиан. Так началась гражданская война.

Когда Вы почувствовали, что жизнь в Южном Ливане стала невыносимой для вашей семьи?

Примерно в 1974 году. Раньше мы ездили на Рождество к нашим родственникам – ведь из всей нашей большой семьи только мои родители жили в Мардж-Аюне. Поэтому на Рождество мы ездили к родственниками в Бейрут. Но потом мы перестали ездить. Когда я спрашивала родителей, почему мы не едем в Бейрут, они уклончиво отвечали, что на это Рождество мы решили остаться дома. Как ребенок, я этого не понимала. Позднее я узнала истинную причину. Ездить стало просто опасно. Все дороги были под контролем. Была создана совместная «Арабско-ливанская армия», в которой объединились ливанские мусульмане и палестинцы.

Увидев христианскую машину, они ее останавливали и приказывали всем выйти. Паспорт показывал, что мы христиане. В ливанском паспорте указана религия: мусульманин, христианин или еврей. Евреев у нас много не было. Если они видели, что это христиане, они расстреливали всю семью. Слухи об этом распространились быстро. И христиане стали пленниками в своих городах. Мы просто боялись ездить.

Но что радикально изменило мою жизнь, - это бомбежка нашего дома. Ливанско-арабская армия стремилась овладеть всеми военными базами в Ливане. Они уже овладели всеми базами, за исключением той, которая была рядом с нашим домом. При бомбежке этой базы они промазали: все ракеты попали в наш дом. Они разрушили дом, похоронив меня под обломками.

Я была ранена и пролежала два с половиной месяца в больнице. Помню, что я спрашивала родителей, почему они это нам делают. И отец отвечал: «Потому что мы христиане, они стараются нас уничтожить». И я знала с детства, что меня хотят убить просто потому, что я христианка и живу в христианском городе.

Какой была Ваша жизнь по возвращении из больницы?

Дома, в котором я жила, больше не было, он был разрушен. Моим новым домом стало бомбоубежище под землей, где не было ни электричества, ни света, ни воды и почти без еды. Мы с мамой выходили на поиски съедобной травы вокруг бомбоубежища. Мама замачивала вечером хумус и рис и другие зерна, чтобы мы могли их есть на следующий день.

За водой приходилось ползти к ближайшему источнику, под пулями снайперов. Там мы прятались от снайпера за стеной. Чтобы набрать несколько литров воды, мама подставляла чулок, в который падали черви и камни, чтобы эту воду можно было пить. Потом мы ползли обратно в бомбоубежище. Это занимало иногда часы каждый раз из-за снайпера, который нас терроризировал. Это продолжалось день за днем, год за годом. Жизнь стала невыносимой. Мы жили в темном, холодном и сыром подвале. Днем свет еще как-то просачивался. Ночью мы зажигали керосиновую лампу. Было страшно холодно. Мы замерзали. Зимой отец наламывал ветки, и мы разжигали в убежище костер, а потом задыхались от недостатка кислорода. Утром тот, кто просыпался первым, вытаскивал двоих других наружу и бил по щекам, чтобы проснулись. Так я жила с 10 до 17 лет - в бомбоубежище. У меня украли мою юность.

Какую тактику применяли палестинцы в войне в Ливане?

Когда они начали воевать в Ливане, война превратилась в совершенно дикую, зверскую бойню. Для нас это было немыслимо. Они стали уничтожать христианские города, от города к городу. Дамур стал местом самой страшной резни христиан. Они входили в бомбоубежище, и если видели там родителей с младенцем, они привязывали младенца одной ногой к матери, другой – к отцу, а потом растаскивали родителей в разные стороны, разрывая ребенка.

Они входили в церкви, мочились и испражнялись на алтари, используя страницы из Библии как туалетную бумагу.

Последняя моя подруга в Ливане до того, как я уехала, сошла с ума. Потому что они заставили ее зарезать своего собственного ребенка. Они привязали ее к стулу, привязали младенца к коленям матери, привязали нож к ее руке, и ее рукой перерезали ее ребенку горло.

Они убивали и уродовали мужчин. Характерным методом, когда палестинцы убивали христиан, было отрезание гениталий, которые они засовывали убитому в рот, а на груди ножом вырезали крест. Так они убивали христианских мужчин в Дамуре и оставляли лежать на дороге.

В моем городе в начале войны, когда они еще не полностью захватили контроль, мы прятались в бомбоубежище. В начале войны тот, кто сдавал нам это убежище, сдавал его 4-м семьям. Бомбоубежище было комнатой 8 х10 м. Там было 9 детей, я была старшей из них. Палестинцы ставили прямо перед нашим убежищем свои пушки и стреляли по Израилю, хорошо зная, что израильтяне ответят, и мы погибнем. После выстрела они откатывали свой танк подальше, чтобы убитыми оказались мы. Вечером это была бы прекрасная новость для СМИ, высокий рейтинг. Это была тактика, потому что палестинцы делали это всё время, раз за разом. Они прятались среди гражданского населения, в их домах. Они всегда выбирали только христианские дома, а не мусульманские - они хотели, чтобы погибали мы, а не мусульмане. Так шла война. Для нас, христиан, не с чем было соотнести эту их степень варварства.

Как Вы и Ваша семья жили в этом убежище?

Мы жили спиной к Израилю, а вокруг мусульмане, стремившиеся нас убить. Выбор наш был невелик – либо быть вырезанными мусульманами, либо обратиться за помощью к Израилю. Я ведь говорила, что мы привыкли считать, что Израиль – это зло. Но мы понимали, что израильтяне из двух зол – меньшее, они не убьют нас. Потому что у нас с ними все-таки есть больше общих ценностей, чем с мусульманами и палестинцами. Поэтому некоторые жители нашего города пошли в Израиль умолять о помощи. Благодаря этому мы выжили. Израильтяне приходили по ночам и приносили христианам запасы: еду, молоко для детей, амуницию для наших воинов. Они брали христианских мужчин на израильскую территорию и там учили их воевать. Потому что, хотя христиане были лучше образованы, они не умели воевать на улицах, мы не были такими, как палестинцы. Можно иметь на стене все дипломы об образовании, можно быть юристом, врачом и т.д., но это не поможет тебе защищаться от тех, кто пришел убить тебя во имя Б-га. Израиль был единственной страной, которая понимала, через что проходят ливанские христиане. И Израиль поддерживал нас и спасал наши жизни. Так мы выжили...

В 1982 году Израиль вошел в Южный Ливан. Обратите внимание – я говорю, они вошли, а не вторглись. Христиане молились, чтобы Израиль вошел в Ливан и освободил их от палестинцев. Единственная причина, по которой Израиль вошел в Ливан, была в том, что «Хизбалла» сотрудничала с палестинцами, с сирийцами, и было у нас много других мусульман из других арабских стран, которые приехали в Ливан, чтобы бороться с Израилем. И они начали бомбить Израиль. Все северные города Израиля подвергались таким бомбежкам, что их жители вынуждены были жить в бомбоубежищах, как мы. Это продолжалось не месяц и не два – долгие месяцы. Месяцы! И Израиль решил войти в Ливан и, по крайней мере, отогнать палестинцев от границы, чтобы их артиллерия не достигала северных городов Израиля. Когда израильтяне вошли в Ливан, мусульмане и палестинцы стали бомбить нас. Одна из бомб разорвалась перед нашим убежищем, когда моя мама бежала туда. Она была ранена. У нас не было возможности ей помочь – нашим спасением был Израиль. Туда ехали за лечением все больные, все раненые. Маме была оказана первая помощь еще на ливанской территории, в ливанском госпитале. Там были дежурные израильский врач и сестра. И они сказали, что маму нужно отправить в Израиль. Ее занесли в машину «скорой помощи», которую пожертвовали израильтяне, и повезли к границе. На границе ливанский водитель вышел из машины, подошел ко мне и попросил деньги за доставку. Я была наивным подростком – я вынула из кармана все деньги, которые дал мне отец, показала водителю и спросила, сколько я ему должна. Он посмотрел на все мои деньги и сказал: «Дай тридцать!». Это была половина того, что у меня было. Я дала и поблагодарила его от всего сердца, потому что он сказал, что это плата за амбуланс.

В Израиле маму переместили в другой амбуланс и повезли в больницу в Цфат. Это час езды. Водителем был израильский солдат. Он отнесся ко мне с таким теплом, словно я была его дочерью. Он так успокоил меня... Потому что мне было страшно, мне было так неуютно, неловко, я боялась неизвестности. Ведь я была ливанкой, я не знала никого в Израиле, моя мама в полубессознательном состоянии лежала сзади меня на носилках. И меня потрясло тепло, с которым отнесся ко мне этот солдат.

Когда мы подъехали к больнице, маму сразу повезли в операционную, а я подошла к водителю, чтобы заплатить ему. Он посмотрел на мои деньги и спросил: «Что это?». «Разве Вам не нужна плата за амбуланс?». «Нет, это бесплатно, это наша помощь вам. Побереги свои деньги, и желаю тебе всего хорошего. Надеюсь, твоя мама поправится».

И я подумала: «Какой честный человек! Какой этичный человек! Он мог взять мои деньги, и я бы не знала разницы. Но он этого не сделал». И вдруг я очень рассердилась. Потому что я поняла, что ливанский шофер, который десять минут вез меня до границы, практически меня ограбил. Это был мой первый урок, показавший мне разницу в характере и ментальности арабов и израильтян.

В приемном отделении больницы были сотни раненых: христиане из Ливана, мусульмане из Ливана, палестинские раненые из Ливана, и я не верила своим глазам. Я еще могла понять, почему они помогают мне – в конце концов, я их друг, христианка, их союзник. Но почему, почему они лечат палестинцев и мусульман – ведь это враги, они нас бомбили? Я не понимала тогда ценностей израильтян. Врачи помогали всем в соответствии с ранением. Они не различали ни религии, ни политической ориентации, ни национальности. Они помогали людям просто как нуждающимся в помощи.

Врач помог моей маме раньше, чем израильскому солдату, лежавшему рядом с ней – потому что ее ранения были более тяжелыми. Я подумала: это невероятно, но, может быть, это просто исключение?

Маму отвезли на 4-й этаж больницы. Минут пять спустя я услышала какую-то суматоху за окном и вышла на балкон. Оказалось, во дворе больницы приземлились два вертолета с израильскими солдатами, ранеными в Ливане. Я смотрела вниз на эту сцену и чувствовала жгучий стыд, я чувствовала себя не на месте – ведь эти люди были ранены из-за войны с моей страной. Я боялась оглянуться, посмотреть на кого-то. Там было полно людей: родители раненых солдат, которые были в больнице со своими детьми, медсестры. Я не поднимала глаз, смотрела в пол. И вдруг кто-то похлопал меня по плечу. Я посмотрела - это была израильская медсестра. «Ты здесь новенькая, правда?», - спросила она. «Да, мою маму только что привезли сюда, она в этой палате», - ответила я. Увидев страх в моих глазах, она обняла меня и сказала: «Не волнуйся, мы о ней позаботимся. Все будет хорошо».

Это был первый раз в жизни, когда я увидела цивилизацию. Я разрыдалась. Потому что я увидела сочувствие, любовь, человечность, которые – я знала это – мое общество не могло бы оказать врагу. Я знала наверняка, что если бы я была еврейкой и стояла на 4-м этаже ливанского госпиталя, то меня бы линчевали и выбросили из окна под крики радости «Аллах Акбар!», которые раздавались бы по всей больнице и на окружающих улицах.

Когда израильтяне узнали, что в израильских больницах лежат раненые ливанцы, они пришли в больницы, принесли подарки, шоколад, протянули руку помощи. Навещая раненых, они говорили: «Что мы можем для вас сделать? Что вам принести? Наш дом – ваш дом. Если вы хотите отдохнуть, поспать, если вы забыли что-то взять из дома, мы вам привезем».

Это было просто невероятно. Я подружилась с семьями, матерями и сестрами раненых солдат в больнице. Особенно одна женщина, которую я никогда не забуду, Рина Поташник. Ее единственный сын, 19-летний Амир, был ранен в глаз и потерял зрение на этот глаз. Она стала моей приемной матерью Я часто приходила навестить Рину.

Однажды в больницу приехал музыкальный ансамбль израильской армии, чтобы выступить перед солдатами и облегчить их страдания. Артисты пришли в палату Амира и, стоя вокруг его кровати, начали играть. Я чувствовала себя лишней, не на месте. И я стала пятиться из комнаты. Рина заплакала при первых звуках музыки. Но когда она почувствовала, что я пячусь из палаты, она схватила меня за руку, втащила назад и обняла меня. «Это не твоя вина», - сказала она. И мы стояли с ней и плакали.

И я подумала: какой контраст! Какой контраст между этой женщиной, единственный ребенок которой лежит здесь изуродованный, но она все равно может любить меня, арабку, - и матерью самоубийц, которая посылает своего сына или дочь, чтобы они обвязались взрывчаткой и взорвали себя только ради того, чтобы убить одного или нескольких еврейских детей.

Я провела в больнице 22 дня. Те дни изменили мою жизнь.

Они изменили мое восприятие информации, они изменили то, как я смотрю ТВ, слушаю радио. Я поняла, что меня кормили ложью - о евреях, об Израиле, ложью, которая так далека от реальности. Я поняла, что не израильская, а моя культура проповедует ненависть, не израильская, а моя культура не может научить любить и проявлять сочувствие к врагу в беде, как проявили его израильтяне по отношению к палестинцам, к мусульманам, к ливанцам, когда тем потребовалась помощь. И я поняла разницу в ценностях и в характере арабов и израильтян. И в этом вся проблема – в том, что считать человеческими ценностями в этой жизни.

А что случилось после того, как мама выздоровела?

Мы должны были вернуться в Ливан. Я радовалась возвращению, потому что очень скучала по отцу, ведь мы долго отсутствовали. Но это был обоюдоострый меч. Потому что я не хотела возвращаться в Ливан. И как только мы пересекли границу, я почувствовала, что вхожу во врата ада. Я не хотела этого. Я помню, что вцепилась в колючую проволоку пограничного забора, так что она пронзила мои ладони, и из них текла кровь, и я плакала и просила маму: «Пожалуйста, не веди меня сюда, потому что я не хочу возвращаться в Ливан!». И я помню, как мама посмотрела мне в глаза и спросила: «А кто будет заботиться обо мне и о твоем отце?» Ведь я была единственным ребенком. И я не знала, что ей ответить. Я должна была вернуться. И я чувствовала, что меня приговорили к возвращению в ад. Я впала в депрессию. Я была в такой депрессии, что не хотела выходить из дому. Я оставалась все время дома и думала все время только о тех днях в больнице. Потому что мое сердце осталось в Израиле. Мое сердце осталось с людьми, которые преподали мне урок человечности. Которые научили меня уважать личность, каждую человеческую жизнь. Я смогла увидеть ту черту израильтян, которой – я знала это – не существовало там, откуда происхожу я. У них есть уважение к людям, о существовании которого я не подозревала, пока не попала в Израиль. У них есть сострадание, у них есть общечеловеческие ценности, У них есть принципы, которые чужды моей культуре. Я находилась в глубокой депрессии и поклялась, что вернусь в Израиль. Потому что там живут люди, на которых я хочу походить. Они обладают тем характером, который я хочу перенять. И, в конце концов, три года спустя я вернулась в Израиль – чтобы работать в Иерусалиме.

Как Вы попали опять в Израиль?

Я получила работу в качестве иерусалимского корреспондента World News Tonight. Это было воплощением моей мечты. Никогда в самых радужных снах я не думала, что смогу работать в Иерусалиме в должности, которая позволит мне встречаться с мировыми лидерами и даст мне доступ к информации и возможность получать и оценивать информацию, не прошедшую через фильтры арабской пропаганды. У меня появилась возможность принимать решения и узнавать о ситуациях в мире, которые я могла сама оценивать, формулировать и высказывать собственное мнение, основанное на фактической информации, без преувеличений арабской пропаганды. Это также дало мне возможность увидеть изнутри палестинскую культуру и израильскую культуру. Потому что Иерусалим – это высшая точка соприкосновения Запада и Востока. В Иерусалиме есть западная часть города, где живут евреи, и восточная, где живут арабы. И контраст просто ошеломительный. Он действительно показывает вам различия в культуре. И в ценностях двух народов. Это также дало мне понять степень преувеличений в прессе, в арабских СМИ. И что действительно происходит на «территориях».

У нас были друзья в Бейт-Лехеме. И мы ездили навещать их. Они были христианами. Наступил момент, кода христиане начали просто опасаться за свою жизнь – настолько они были запуганы мусульманами, палестинскими мусульманами. Палестинские мусульмане заходили на христианские кладбища, разбивали там кресты, выкапывали тела из могил. А когда мы потом делали интервью с христианами, нам приходилось скрывать их лица, потому что их жизнь оказывалась под угрозой – просто потому, что они говорили правду. Потому что если бы их мусульманские соседи узнали, что они рассказывают, через что они проходят, их бы просто убили. Запугивания и угрозы убийства были просто невероятными.

В Старом городе Иерусалима, в Христианском квартале девочки ходили домой из католической школы в униформе этой школы. И были случаи, когда мусульманские подростки брызгали кислотой в лица этих девочек. Лица нескольких из них были изуродованы кислотой, и их пришлось везти в израильские больницы.

Я имела возможность наблюдать израильскую сторону, которая всегда вынашивает лучшие надежды на мир и учит своих детей, что настанет день, когда у нас будет мир с палестинцами, с нашими арабскими соседями. И мы будем делать всё, что можем, ради достижения этого мира. Но когда вы посещаете палестинцев, вы слышите, что они учат своих детей, что настанет день, когда мы убьем всех евреев и сбросим их в море. Невозможно было не увидеть два лица: одно – лицо ненависти и зла, второе – лицо любви и сострадания. И в этом - вся трагедия ситуации между палестинцами и израильтянами.

Каким опасностям Вы подвергались со стороны исламских террористических организаций, живя в Израиле?

Я очень опасалась за свою жизнь. Потому что на Ближнем Востоке, когда ты говоришь правду, когда ты честно сообщаешь о происходящем, твоя жизнь находится в опасности. Потому что если палестинские СМИ не могут контролировать, что ты говоришь, если арабское правительство не может контролировать то, что ты говоришь, ты представляешь для них самую большую угрозу, потому что ты сообщаешь населению о том, что на самом деле происходит. И это именно то, что я делала, работая на Ближневосточном телевидении. Они пытались убить меня в Ливане. Они стреляли в меня однажды, когда я шла домой. Они думали, что я мертвая, и я притворилась мертвой в канаве, а потом, когда они ушли, поползла домой. Они преследовали меня в Израиле дважды. Однажды они гнались за мной в течение двух часов на отрезке шоссе между Тель-Авивом и Хайфой. Я ездила в разных париках, чтобы меня трудно было узнать, всегда скрывала свою внешность.

«Хизбалла» опубликовала мою фотографию в своем журнале в Ливане вместе с фотографией израильского журналиста в Рабате с подписью, что я предательница. В вечерней новостной передаче они призывали к моему убийству. Называли меня израильским информатором, израильской шпионкой. Для меня было очень опасно ездить даже внутри Зоны безопасности в Ливане.

Вы похоронили своих родителей в Иерусалиме. Почему там?

До того, как я уехала из Израиля в Америку, я хотела обязательно похоронить обоих моих родителей в Израиле. Мой отец был со мной, когда он умер, и я похоронила его в Иерусалиме, на Хар а-зейтим (Mount of Olives). Но мама умерла за полтора года до этого и была похоронена в Ливане. Поэтому перед отъездом в Америку я вернулась в Ливан, выкопала ее из могилы, переложила в другой гроб и в своей машине привезла ее в Израиль и похоронила рядом с отцом. Потому что я хотела сделать все, чтобы мои дети, еще не рожденные, всегда знали о том, какой стране я отдаю предпочтение. И чтобы их всегда влекло в Израиль. Я верю, что действия всегда громче слов. Люди могут говорить что угодно. Но лишь их действия говорят вам точно, какова их истинная позиция. И поэтому я похоронила родителей на Mount of Olives. Если вам доведется быть в Иерусалиме и вы попадете на участок кладбища, где похоронен Оскар Шиндлер, то по дороге к его могиле вы минуете могилы моих родителей.

Как Вы считаете: если израильтяне отдадут Газу и Западный берег, будет мир?

Нет! Дело не в мире. Израиль может отдать им Газу и Западный берег. Но палестинцы хотят всё, а не только Газу и Западный берег! Люди должны понимать: когда в 1964 году была создана ООП (Организация освобождения Палестины), Газу незаконно завоевал и оккупировал Египет, а Западный берег был незаконно завоеван и оккупирован Иорданией. Когда в 1964 г. была создана ООП, Арафат воевал вовсе не за Газу и Западный берег. Он хотел весь Израиль. Сегодня на палестинских территориях под палестинским управлением в палестинских школах на картах Палестины Израиля нет. Они показывают всю территорию как карту Палестины. Они хотят всю землю. Они не хотят, чтобы Израиль вообще существовал на Ближнем Востоке. Израилю, на их взгляд, нет места на Ближнем Востоке. Они не хотят, чтобы евреи жили на арабских территориях.
Взгляните на Израиль: здесь живут мусульмане Израиля, они имеют своих представителей в Кнессете. Покажите мне хоть одну мусульманскую страну в мире, где есть еврей в их правительстве. Арабы ненавидят евреев и не хотят евреев на Ближнем Востоке. Евреям нет места на Ближнем Востоке. Израиль может отдать им Газу и Западный берег, но этого будет явно недостаточно, это не принесет мира на Ближний Восток, они будут продолжать воевать, потому что они будут хотеть еще, и еще, и еще.

Что Вы думаете о палестинском руководстве?

Я думаю, что оно коррумпировано и является раковой опухолью, убивающей палестинцев. Если бы палестинские лидеры заботились о своем народе, минимум, что они могли бы для него сделать, - это передать на его нужды эти миллионы и миллионы долларов, которые вливают в палестинские территории - с тех самых пор, как палестинское руководство пришло там к власти в 1995 г. (все эти миллионы из США, Евросоюза пошли в карманы Арафата и его дружков, а палестинцы продолжают жить в лагерях беженцев). Лагеря беженцев под палестинским руководством! Ни одна другая группа людей в мире не живет под своим руководством в лагерях беженцев, как крысы. Без всякого достоинства, друг у друга на голове. Минимум, что могло бы сделать для них руководство, если бы оно заботилось о своем народе, - это взять хотя бы часть этих денег и, по крайней мере, построить для них городские дома. Чтобы они жили с достоинством, чтобы они ходили в пристойные уборные. Чтобы они жили с уважением. Вместо этого палестинское руководство прячет деньги в свой карман, использует их на взятки, на «Мерседесы» и BMW, на роскошные путешествия и роскошные дома… У Абу Мазена дом в Газе стоимостью в $1.5 миллиона долларов! Многие ли палестинцы в Газе имеют дома стоимостью в $1.5 миллиона долларов?

Палестинцы должны проснуться и сказать: «Вон!» своему руководству. И они должны сделать это сами, мир не может сделать это за них. Они должны проснуться и перестать покупать продаваемую им ложь. Они должны понять, что коррумпированное руководство использует их как марионеток. Они должны вышвырнуть это руководство и начать переговоры с израильтянами. Ведь если бы они приняли предложение израильтян в 2000 г., когда Барак предложил им план, который был неотразим, они сейчас бы имели 97% процентов всей территории, а Газа была бы на 100% под палестинским руководством. Но они от этого отказались. Ясир Арафат не хочет мира с израильтянами, и пора палестинцам выгнать его и выбрать новое руководство. И это долг всех палестинцев. Я призываю всех палестинцев во всем мире. Среди них есть образованные люди, они живут в Англии, в Австралии. Это должно возникнуть как всемирное движение за изгнание нынешнего палестинского руководства, и после этого они должны начать переговоры с Израилем, если они действительно хотят мира.

Как бы Вы описали использование палестинцами европейцев и Запада для продвижения своих собственных целей?

Палестинцы научились манипулировать средствами массовой информации. Они умеют играть на чувствах западных людей, как на скрипке. У американцев в сознании не укладывается, что террористы во время военных действий ставят свои пушки и прячут своих главарей среди гражданского населения, нам трудно понять, что когда израильтяне охотятся за хамасовскими главарями, эти главари меняют позиции из ночи в ночь и прячутся в жилых домах палестинцев. Фактически они убивают своих собственных граждан. Но вечером люди смотрят новости и видят: израильтяне уничтожили очередного хамасовского главаря, но убитыми оказались еще 14 человек, среди них дети. И люди говорят: «О Боже, израильтяне творят ужасные вещи, они убивают детей!» Эти люди должны понимать, что их главари прячутся среди этих детей. Так они убивают собственное будущее.

Запад не понимает ментальности арабов-мусульман Ближнего Востока. Поэтому меня шокирует, когда они вкладывают столько энергии в изучение того, как вести бизнес, например, с японцами. Они изучают японскую культуру. Они говорят «это эффективный способ ведения дел с Японией». И они изучают их традиции. В то же время здесь мы находимся в состоянии войны, мы стоим перед лицом священной войны, которая объявлена евреям и христианам по всему миру, и, тем не менее, в этой стране, в Америке, мы предпочитаем прятать голову в песок. Здесь у нас есть организации, такие как Университет Дьюк – т.е. университеты, которые должны быть центрами интеллектуализма, куда люди приходят учиться и где они должны проявлять терпимость друг к другу, изучать различные культуры, различные идеи. Вместо этого университеты типа названного выше позволяют себе пропаганду ненависти. Людям там разрешено изрыгать ненависть к евреям, говорить, что их всех следует убить. Как мы можем позволять такие выступления?! Если бы я, американская гражданка, вышла на телевидение и заявила, что всех гомосексуалистов следует убить, я бы не прожила хотя бы еще день! Меня бы бросили в тюрьму, отдали бы под суд. Как же происходит, что у нас существуют такие двойные стандарты для разных групп населения? Почему мы позволяем палестинцам говорить: «Мы не хотим осуждать насилие. Потому что это нерелевантно. Это все равно ничему не поможет»? Почему мы это терпим?! Почему мы смотрим на сотни будущих мухаммедов атта, которые верят в теракты-самоубийства, верят в терроризм и фактически его поддерживают, потому что когда ты отказываешься осудить террористов-самоубийц и терроризм и насилие, твои руки точно так же в крови невинных жертв, как и руки взорвавшегося террориста. Кровь невинных на твоих руках. И люди должны это понять. Эти сборища - ничто иное, как пропаганда ненависти к евреям. И не только против евреев, но и против Америки. И нам пора проснуться.

Почему, на Ваш взгляд, Ближний Восток столь важен для Америки?

Ближний Восток должен быть делом первостепенной важности для всех американцев на данном этапе. Особенно после 9\11. В последние 20 лет американцы не обращали внимания на то, что происходило в мире: террористические нападения по всему миру, все террористические организации – «Хизбалла», ХАМАС, «Аль-Каида», «Исламский джихад»… У нас имеются доказательства, что все они установили связи с «Аль-Каидой» в Соединенных Штатах. И из всех террористических организаций в Америке ХАМАС имеет наиболее развитую инфраструктуру. ХАМАС – это не израильская проблема. ХАМАС – это проблема Америки. ХАМАС – это всемирная проблема. Если американцы думают, что ХАМАС – это где-то там, это проблема Израиля, это всё на Ближнем Востоке, давайте, мол, отодвинем это и сконцентрируем внимание на Америке, - они ошибаются! ХАМАС имеет свои отделения в 40 штатах Америки! И поэтому Америка должна проснуться и начинать знакомиться с этим.

Вы активно выступаете в защиту Израиля. Что Вы думаете относительно еврейского общественного мнения о палестинской ситуации?

Это великолепный вопрос! Мне очень грустно видеть разницу между евреями и тем, как они относятся к палестинской ситуации, и палестинцами и тем, как они относятся к выступлениям об израильтянах и евреях. Когда я получила приглашение выступить в Дьюк, меня предупредили в студенческой организации «Гиллель», которая была спонсором моего выступления: надо уважать палестинцев, не говорить ничего отрицательного о них, не говорить ничего дурного о мусульманах, никакой пропаганды ненависти, ни на кого не указывать пальцем – говорить только о терроризме вообще. Потому что мы хотим только дать информацию людям... Эти «гиллелевцы» (т.е. евреи) даже организовали концерт – для создания легкого настроения во время мероприятия. И контрастом этому были палестинцы, которые на другом конце кампуса изрыгали ненависть. Ненависть, которая вырывалась из их речей, была совершенно недопустима. И печальная реальность заключается в том, что это были те же самые знаки, та же самая терминология ненависти, какую использовал Гитлер перед Второй мировой войной, перед тем, как он приступил к «окончательному решению еврейского вопроса». И евреи отказывались верить этому тогда, и всегда надеялись на лучшее. И теперь как третья сторона, когда я смотрю на них, я вижу, что повторяется то же самое. Палестинское Движение солидарности на конференции в Дьюке отказалось осудить насилие. Отказалось осудить террористов-самоубийц.

Г-жа Габриэль, как люди могут связаться с Вами и Вашей организацией? Что может рядовой человек сделать, чтобы остановить распространение этого зла?

Люди могут связаться со мной через «ACT for America» по электронному адресу info@actforamerica.org. Я с нетерпением жду вклада от каждого, жду ваших писем об этом интервью. Каждый рядовой американец может включиться в борьбу и внести свой вклад, став членом организации, которая информирует о той опасности, которая грозит вам и всем нам, нашей стране в целом. Наша организация, делает все, чтобы донести это до сознания народа Америки. Если вы зайдете на наш Интернет-сайт - http://www.actforamerica.org/ - это даст вам возможность получать сообщения об акциях, о нашей текущей ситуации, и что вы можете сделать, чтобы изменить ее.

Спасибо Вам за ваше интервью. Вы пролили свет на многие вопросы, о которых люди действительно должны знать, и вы помогли им это узнать в сегодняшнем интервью. Надеюсь, что мы еще встретимся с Вами в Интернете. Большое спасибо!