ТЕНИ ТРЕТЬЕГО РЕЙХА

Если похитителем ребенка стал представитель государства, вся эта история становится подозрительно похожа на политику государства... 

Йохан Бекман, официальный представитель Риммы Салонен, намерен обратиться в Европейский суд по правам человека (ЕСПЧ) с жалобой на власти Финляндии, которые запрещают ее семилетнему сыну Антону разговаривать с матерью на русском языке.

Вкратце предыстория дела такова.

Три года назад россиянка Римма Салонен развелась со своим финским мужем и вернулась с их общим сыном Антоном назад в Россию.
Через год мальчик снова оказался в Финляндии, но уже с отцом. И вот теперь, по решению суда, Римма может встречаться со своим ребенком лишь два раза в месяц, но при этом общаться они должны исключительно на финском.

Безобразие, конечно!
И если бы этот запрет не был вынесен решением суда, мы бы назвали все, что происходит сегодня с Риммой Салонен, произволом и беззаконием. Штука, однако, в том, что начало всей этой истории беззакония положила… сама Римма. Без разрешения бывшего мужа, отца ребенка, т.е. фактически нелегально, она вывезла сына в Россию.

Я допускаю, что Римма имела все основания полагать, что законным путем ей сделать это не удастся, но как бы то ни было, первой вызов финскому правосудию бросила именно Римма.
Впрочем, папаша пошел еще дальше: действуя в его интересах, сотрудник финского генконсульства в Санкт-Петербурге два года назад похитил и тайно вывез мальчика в машине из России в Финляндию. Когда же мать бросилась в погоню за сыном и начала борьбу за своего ребенка, суд города Тампере быстренько осадил россиянку, она получила 1,5 года условно, как раз за вывоз ребенка.

Ну что тут сказать?
Если бы финн, отец Антона получил, по крайней мере, такое же наказание, как и мать ребенка, лично я бы к финскому правосудию претензий не имел. Закон должен соблюдаться. Всегда и всеми. А наказание для нарушителей быть неотвратимым. Точка.

Так должно быть.
Однако еще более дерзкое преступление, организованное финном – папашей и совершенное финским дипломатом сошло преступникам с рук. На все протесты российской стороны в Финляндии пожимали плечами. Но если закон действует избирательно, если похитителем ребенка стал представитель государства, то вся эта история становится подозрительно похожа на политику государства.

Я не люблю конспирологию, но что делать с фактами?
Последний из них – запрет россиянке при встрече с ребенком говорить по-русски. Запрет, достойный судов Третьего Рейха. С пронзительным ароматом презрения и антипатии одного народа к другому.

И все-таки не хочется думать, что правосудием, органами опеки, другими госучреждением Финляндии, когда дело касается наших соотечественников, руководит нелюбовь к России и к русским.
Пусть даже и есть у финнов для таких чувств вполне понятная историческая почва. При желании нам могут припомнить и советскую агрессию, и аннексированные земли, и еще многое другое.

Но с тех пор прошло уже семь десятилетий.
За эти годы наши природные ресурсы, наш гигантский в масштабах Финляндии потребительский рынок во многом помогли укрепиться финской экономике.

В иные годы чуть ли ни четверть всего финского экспорта шла в СССР в обмен на нефть и газ. Да и не приходилось мне слышать о какой-то заметной русофобии от тех, кто посещал эту страну.

Ну хорошо, я был бы даже готов списать это чудовищное, по нашим представлениям, решение суда на различия в наших культурах.
Мне довелось много лет прожить заграницей – к слову, не только в Америке – и я отлично знаю, к каким разрушительным последствиям могут вести порой культурные различия, точнее их непонимание разными сторонами. Допускаю, например, что органы опеки, а именно их заключение легло в основу судебных решений об опекунстве и о запрете говорить на русском языке, искренне полагали, что действуют в интересах ребенка. Мол, двуязычие в ситуации разведенных супругов может травмировать мальчика. Как, собственно, и российские методы воспитания, не исключающие подзатыльников, шлепков и прочего, что в корне противоречит обращению с детьми в стране Суоми.

Может быть, такие объяснения и нашли бы у меня, если не оправдание, то хотя бы понимание судебных решений.
Если бы не данные демографии и общие соображения о политике в этой сфере.

Население Финляндии, как и повсюду в Европе, стареет.
А это значит, что с каждым годом приходится тратить все большие средства на пенсии и социальное обслуживание пожилых. Эти средства зарабатываются более молодыми поколениями. Но естественный прирост населения в Финляндии, как назло, незначительный – все лишь 1,5 человека на 1000. Во Франции для сравнения этот показатель – 4 человека. Но Суоми с ее 5-ью худосочными миллионами жителей – не Франция, где население перевалило за 60 миллионов.

Другими словами, старение населения в перспективе грозит экономическим и социальным коллапсом.
А в еще более отдаленном будущем, если не будет найдено радикальных средств, исчезновением этноса. И чем меньше страна, тем выше эти угрозы. Одно из средств спасения стареющей нации – приток иммигрантов из других стран. Финны, наряду с социальными льготами, не погнушались и чужаками. В 90-е годы число выходцев из других стран по сравнению с предыдущим десятилетием выросло чуть ли ни в 10 раз. Пятая часть из них – наши люди. Многие из них – жены в смешанных браках.

Да, с некоторых пор стало – если можно так выразиться – модным брать жен из России.
И власти этот процесс поощряют. Поощряют, чтобы стимулировать рождаемость. И уж точно не для того, чтобы рожденных в Финляндии маленьких финнов, ее будущих спасителей увозили из страны.

И вот это я как раз понять могу.
Не понятны мне только две вещи.

Первая: как в стране, по всем меркам цивилизованной, живущей по основным европейским правилам, могло быть принято такое людоедское решение – запрет на родной язык, какими бы соображениями суд ни руководствовался?
И вторая: почему молчит наш российский МИД, где вездесущий Павел Астахов, наконец?

На первый вопрос через какое-то время, видимо, даст ответ Европейский суд по правам человека.
А на второй?