Почему Ельцин никогда не участвовал в политических дебатах. Заметки по поводу юбилея

На снимке: Б.Ельцин во время дискуссии с А.Зиновьевым

«Запад аплодировал Горбачеву и Ельцину, потому что они разваливали СССР»

9 марта 1990 года, я как и большинство российской колонии в Париже, приникла к телевизору, чтобы посмотреть на французском телеканале «Антенн-2» дискуссию между «самым популярным московским коммунистом» Борисом Ельциным и «философом-отщепенцем» Александром Зиновьевым. Так представил своих участников ведущий программы, известный французский интеллектуал Бернар Пиво.     

Напомню, это был апофеоз перестройки, гласности, афиш-плакатов на стенах Москвы и Ленинграда с «демократическими» лозунгами. За рубежом уже успел выйти сатирический роман А.Зиновьева «Катастройка». В нем фигурировал и Б.Ельцин,  обзаведшийся на Западе репутацией «еnfant terrible» (ужасный ребенок) происходящих в СССР преобразований. Поездка во Францию была приурочена к изданию в Париже его мемуаров «До самого конца» (которые под заглавием «Исповедь на заданную тему» будут напечатаны в СССР в 1991 году).

С  вопроса, почему они не вышли в Советском Союзе, заданного ему, и начался разговор. «Значит, пока такой уровень гласности в нашей стране, пока еще полугласность, пока существуют запреты, - отвечает Ельцин. – Моя книга выйдет на периферии. У нас периферия более революционная. Ее взялось издать Рижское издательство, журнал «Урал» и ленинградцы».

21 год спустя я освежила свою память, пересмотрев «дуэль». Интересно. Вижу, как Б.Пиво пытается «расколоть» Ельцина, чтобы понять, почему этот выходец из глубинной России, с крестьянскими корнями, из социального класса, продвинутого революцией 1917 года, достигший потолка политических высот, -  в общем, чистый продукт социалистического строя, восстал против него? С Зиновьевым-то все ясно: это протест «идеального коммуниста», который видел, что реальность не соответствует его представлениям, воспитанным в нем же сталинской эпохой.  Но Ельцин… Как он шел к своему «прозрению»?

Ельцин перед камерой другой, нежели на митингах. Несколько скован, подбирает слова. Вспоминая о своей реакции на смерть Сталина, говорит, что, как и все вокруг, был опечален, даже «расстроился по-настоящему». Он тогда не знал о злодеяниях вождя. В КПСС вступил в 30 лет. Довольно поздно. Почему? Горбачев-то – в 22 года. «Не было вопроса: рано или поздно, - отвечает он. - А потом «тоже часто конфликтовал… и в школе с преподавателями, и… Процесс созревания немного задержался». Вступил, потому что, во-первых, традиция, во-вторых, искренне считал, что больше пользы может принести обществу, о карьере не думал. Не принадлежал ли г-н Ельцин к семье последних представителей троцкистской оппозиции? Нет, его с Троцким связывает только добровольный выход из состава Политбюро. Не удается и попытка выяснить, кому персонально обязан Ельцин своим карьерным ростом. Брежневу? «Не думаю. Когда меня избрали секретарем, он был уже не способен ни выделять, ни отбирать, ни различать хорошее от плохого».

Тогда ведущий в русле «достоевщины» пытается связать политическую трансформацию своего героя с его раскаянием по поводу сноса дома купца Ипатьева, где был казнен царь Николай II с семьей. Тема вызывает у Ельцина неудовольствие. «Вы имеете в виду: сам взял в руки каёлку, лопату и сам разобрал этот дом?» - иронизирует он. - Вы плохо изучили мою книгу. Я был первым секретарем Свердловского обкома партии. И пришло решение Политбюро – снести этот дом». Хорошо, но нет ли сожалений теперь, ведь дом мог бы стать местом паломничества? Нет, не стал бы, осаживает Ельцин французского интеллектуала, потому что Свердловск и Свердловская область – территории, закрытые для посещения иностранцами, а во-вторых, конечно, сегодня понятно, что не было необходимости это делать.

Ведущий обращается к спортивному прошлому Ельцина. Не напоминает ли политика волейбол, где надо прыгнуть первым, чтобы ударить по мячу? – «Не по мячу, а по противнику, по сопернику, - веско говорит Ельцин. - Это разница». Он оживляется лишь когда затрагивается тема его «отказа от привилегий». Получается, что именно здесь и зарыты корни превращения правоверного функционера в диссиденты.

«Когда я вошел в состав Политбюро, то убедился, насколько это (привилегии – Л.Г.) безнравственно, особенно по отношению к своему народу, когда 48 миллионов живут ниже черты бедности. И эта царская роскошь членов, кандидатов в Политбюро, секретарей ЦК КПСС…». Ельцин сообщает, что от последней привилегии отказался перед поездкой в Париж, но, к сожалению, никто его примеру не последовал. Признается, что «семье приходится довольно тяжело, потому что привычка есть привычка. Но все-таки удалось создать комиссию по привилегиям Примакова. И думаю, она будет работать столько, сколько будет жить Примаков - поскольку он всеми привилегиями пользуется. И, наверное, придется эти привилегии экспроприировать народом, а не ждать, когда решит комиссия Примакова».

«Чем больше вы отказываетесь от привилегий, тем больше вас любит народ и ненавидят ваши коллеги, - констатирует ведущий. - Это ваш политический шанс, который приносит вам популярность». Следует ответ, полный достоинства: «Да не о популярности речь идет. Это мой нравственный принцип. Я иначе не могу». Поездки в трамвае, посещения районных поликлиник, полеты в обычных рейсовых самолетах – полное братание с народом. И какими невиданными льготами обернулось все это показное благочестие для Ельцина с семьей и российской номенклатуры потом!

«Борьба с привилегиями» - игра на развал страны

Ельцин явно не ожидал, как Зиновьев прокомментирует эту его главную «фишку» с социологической точки зрения. Глядя глаза в глаза, философ сказал, что отказ от привилегий - шаг бессмысленный, но производящий сильное впечатление на массы.

Общество, в котором нет привилегий, иерархии распределения, развалится в течение нескольких недель, а сам поступок политика говорит лишь о  полном непонимании им закономерностей развития социума, в котором он живет. И в повышении на фоне инфляции зарплаты партийно-государственному аппарату, которым возмущался Ельцин, ничего криминального не увидел. И предрек, что в случае если Ельцину придется встать во главе государства или какой-то его части (как в воду смотрел!), привилегии в любом случае восстановятся. «Категорически не согласен, сказал Ельцин, - «у Тетчер 2 человека (?) охраны, а у Горбачева – 200. А  его 4 дачи? Излишества, роскошь да еще не за свои, не за заработанные деньги – это безнравственно. Я и в программе написал, что если так сложится судьба, то одним из первых законов будет ликвидация излишних незаконных привилегий».

Кстати, о его Программе. Осторожный вопрос ведущего: «Ваши враги  – это номенклатура, привилегии, бюрократия… Но все это аннулировать, значит, ликвидировать партию?» - «Да, - не задумывается Ельцин. - И партию тоже, поскольку она за 5 лет перестройки не обновилась, не перестроилась, не демократизировалась. Как в начале плелась в хвосте, так и сейчас. В движении демократизации общество значительно ее опережает». И далее - о необходимости отказа от принципа демократического централизма, переходе от вертикальной структуры на горизонтальную,  прямых выборах делегатов на съезд, возможности образования фракций и платформ. Если это не поможет, тогда - создание новой партии, введение многопартийности.

Позвольте, - возражает Зиновьев. – Перестройка КПСС не осуществима не в силу ее косности. Дело в том, что это не партия в западном политическом смысле, а явление совсем другого рода. Центральная опора общественного строя. Более того, наличие политических партий есть явление капиталистического общества. Ни в каких других обществах этого нет. Вопрос: что же вы тогда строите? – повис в воздухе, хотя и не был произнесен. Перестройка не есть прогресс, это болезнь, кризис, говорит философ. И выходом из нее может быть только контрперестройка, поскольку выходом из болезни не является ее продолжение.

В 1990 году реформаторам еще рано было провозглашать действительную цель преобразований – капитализм.

Б.Пиво, желая заострить высказанную Зиновьевым мысль, уточняет: «Когда г-н Ельцин говорит, что хочет ускорить перестройку, то он…». «Хочет ускорить болезнь, то есть приблизить страну к смерти». Ведущий в надежде обострить дискуссию: «Г-н Ельцин, обороняйтесь!». «Я не собираюсь обороняться, - отвечает тот. - Я собираюсь наступать. Общество действительно  больно. Его надо лечить… Надо только решительно и радикально действовать, а не так, как Горбачев. Не полумерами!».

А как, есть ли у вас своя программа? Почему вы не высказываетесь по вопросам национальных отношений, государственного устройства, экономики, международной политики, а лишь описываете общую перспективу? «Незнание вами моей программы по нацвопросу и моих высказываний по экономике еще не значит, что у меня их нет, - чеканит Ельцин. -  Может быть, их наши СМИ не дают. Потому что я не такой плодовитый писатель, и не писатель, а просто дилетант, одну книгу написал по заказу. А программа есть по всем вопросам…».

И переходит опять на любимый сюжет борьбы с Горбачевым. С удовлетворением ставит диагноз их взаимоотношениям: «Он сейчас меня просто боится». Говорит, что Межрегиональная депутатская группа будет блокировать выборы Горбачева президентом СССР в марте 1990 года. Надеется на поддержку в этом вопросе республик, которые не заинтересованы в усилении центральной власти, угрожающей их суверенитету. «Над чем президентствовать - неизвестно», усмехается он. Допускает возможность выхода народа, недовольного ситуацией в стране, на улицу, как в странах Восточной Европы. «Сверхсильная власть для нашей страны опасна, тем более в одних руках». И ссылается на то, что стоило ему в 1987 году сказать на Пленуме партии о росте культа личности Горбачева, как с ним потом случилось «вы знаете, что». На реплику о том, что его потом назначили министром строительства, Ельцин отвечает: «Да. Но это называется  трудоустройство».

Вопрос Зиновьеву: почему Запад аплодирует Горбачеву и Ельцину? Ответ: Очень просто. Вы думаете, что Запад хочет, чтобы советские люди жили роскошно, были сыты и т.д.? Ничего подобного. Ему нужно, чтобы Советский Союз развалился. Поэтому Горбачева и Ельцина похлопывают по плечу. А они и рады стараться. Много партий! Парламент! Это все игра на Запад и разрушение социалистического общества. Если Горбачеву удастся это, то его в конце века назовут человеком века, как уже назвали человеком года и десятилетия. Вот почему Запад аплодирует.

Что называется, смотрел в точку.

Бернар Пиво прямо спрашивает Ельцина: «Хотите ли вы заменить Горбачева и стать номером первым в Советском Союзе?». «Нет», - сходу рубит Ельцин. – «Почему?» - «Потому что будущее за Россией».

Все мы, кто смотрел дебаты, были разочарованы. На предыдущих выборах многие сотрудники российского посольства проголосовали за Ельцина. И вот при ближайшем рассмотрении обнаружилось, что у него за душой, кроме обиды и жажды мести, ничего и нет. Я потом расспрашивала Александра Зиновьева о его впечатлении от дискуссии. «Да не с кем было дискутировать», - сказал он.  Французские симпатизанты Ельцина также были разочарованы его поведением. Вместо пламенного трибуна, собирающего многотысячные толпы восторженных почитателей у себя в стране, они увидели безответственного политикана. Человека, который не может внятно изложить свою программу, но при этом готов вывести на улицу народ 280-миллионной страны. Одна из парижских газет сравнила его с героем романа французского писателя Альфонса Додэ - Тартареном из Тараскона, незадачливым охотником на львов.

 Аллегория была очень понятной французам, но, увы для нас, неточной. Борис Ельцин оказался удачнее Тартарена и вместо шкуры льва предъявил Истории шкуру убитого Советского Союза.

А из неудачной дискуссии Ельцин и его команда сделали правильный вывод: никогда не участвовать в политических дебатах. Его примеру последовали и другие российские президенты.