ЗАПИСКИ БЫВШЕГО ВИЦЕ-ГУБЕРНАТОРА. ЧАСТЬ 7. ГОСУДАРСТВО

Нынче этого нет, а было такое время, когда и между сановниками вольтерьянцы попадались. Само высшее начальство этой моды держалось, а сановники под­ражали.

Вот в это самое время жил-был губернатор, который многому не верил, во что другие, по простоте, верили. А главное, не понимал, для какой причины губернатор­ская должность учреждена.

Напротив, предводитель дворянства в этой губернии во всё верил, а значение губернаторской должности даже до тонкости понимал.

И вот, однажды, уселись они вдвоём в губернатор­ском кабинете и заспорили.

- Между нами будь сказано, решительно я этого не понимаю,— сказал губернатор.— По моему мнению, если бы нас всех, губернаторов, без шума упразднить, то никто бы и не заметил.

- Ах, вашество, как вы так выражаетесь! — возра­зил ему удивленный и даже испуганный предводитель.

- Разумеется, я это конфиденциально... но ежели говорить по совести, то опять-таки повторяю: положительно я этого не понимаю! Представьте себе: живут люди мирно, бога помнят, царицу чтут — и вдруг к ним... губернатор!! Откуда? как? что за причина?

- А та и причина, что власть!—урезонивал его предводитель,— нельзя без оной. Вверху — губернатор, посередке — исправник, внизу — тысяцкий. А по 6окам — предводители, председатели, воинство...

- Знаю. Но зачем? Вы говорите: «тысяцкий»,— хорошо. Тысяцкий — это который при мужике, пони­маю и это. Теперь представьте себе: живёт мужик, поле работает, пашет, косит, плодится, множится, словом сказать, круг жизни своей производит. И вдруг, откуда- то из-под низу, тысяцкий... Зачем? что случилось?

- Не случилось, но может случиться, вашество!

- Не верю-с. Ежели люди живут в своё удовольст­вие—зачем для них тысяцкий? Ежели они тихим ма­нером нужды свои справляют, бога помнят, царицу—что тут случиться может, кроме хорошего? И что тысяцкий может в данном случае устранить или присо­вокупить? Даст бог урожай —будет урожай; не даст бог урожаю — и так как-нибудь проживут. При чём тут ты­сяцкий? разве он может хоть колос единый в снопе уба­вить или прибавить? — Нет, он налетит, намутит, на­шумит, да, того гляди, в заключение, ещё в острог кого- нибудь посадит. Только и всего.

- Ну, не даром же посадит, а тоже за что-нибудь!

- Однако, согласитесь, что если б его нелёгкая не принесла, всё шло бы без него своим чередом,    и никакого бы «что-нибудь» не случилось. Во всяком случае, и остроге никто бы не сидел. А как только он появится, так тотчас же вслед за ним и «что-нибудь» явилось.

- Ах, вашество, ведь и тысяцкие разные бывают!

Вот у нас, например...

- Нет, вы меня выслушайте. Я не об личностях веду речь и не парадоксами перед вами щегольнуть хочу. Я по опыту эту музыку знаю и даже на самом себе могу при­мер показать. Уезжаю я, например, из губернии — и что вдруг случилось? Не успел я за заставу отъехать, как вдруг во всей губернии наступило благорастворение воздухов. Полициймейстер — не скачет, квартальные не бегут, городовые — не усердствуют. Даже и простецы, которые и о существовании моём досконально не знают, и те чувствуют, что из их жизни исчезла какая-то запятая, от которой им во всех местах больно было. Что сей сон означает? — спрашиваю я вас.      А то, государь мой, что мой заступающий не всё то может сделать, что я могу и что, следовательно, и служащими обывателям на всю эту разницу легче стало.

Но вот я возвращаюсь опять к своему посту. Шум, треск, езда, беготня... Кто в фуражке ходил—бежит в треуголке; кто           в полном удо­вольствии месяц прожил — снова приходит       в унылость; все видят впереди бесконечную распостылую канитель... Да, впрочем, что же много об этом толковать! вы  и на себе наверное хоть отчасти да испытали...

Действительно, предводитель вспомнил, что и за ним в этом роде грешок водился. Как только, бывало, губер­натор за ворота, так он сейчас; «Эй, тарантас!» — и марш в деревню. И ходит там без оных пока опять началь­ство к долгу не призовет. Только одну проформу и соблю­дает, что, едучи мимо вице-губернаторской квартиры, зай­дет на минуту           к заступающему должность и условится:

- Уж вы, Арефий Иваныч, коли что случится, гонца пришлите!

- Чему случиться! с богом!

- Ну, так прощайте; Капитолине Сергеевне кла­няйтесь. Пошевеливай!

Только его и видели.

-Есть тот грех,— сказал он,— только всё-таки не оттого... Просто отдохнуть хочется... вот и пользуешься.

- То -то что «отдохнуть»! а кто отдохнуть помешал? разве       в отдыхе грех какой? Никакого греха нет, а просто мешал, потому что он губернатор — только и всего. Те­перь пойдем дальше. Замечали ли вы, как партикулярные люди о губернаторе отзываются, когда похвалить его хо­тят? «Это, говорят, хороший губернатор: он сидит смирно, никого не трогает». Вот-с. Стало быть, что всего более в губернаторе любезно — это ежели он благосклон­но бездействует. И в самом деле, рассудите по совести, в чём его вмешательство в обывательских делах пользу принести может? Приехал он  в губернию чуженин-чуженином — это раз; обучался он, может быть, чему-нибудь, да только не тому, чему следует,— это два. Затем: стати­стики он — не знает, этнографии — не разумеет; нравы и обычаи — не при нём писаны; где какая река, куда те­чёт, почему и в каком смысле — эго он разве тогда узна­ет, когда раз пять вдоль и поперек губернию исколесит; о железных дорогах знает только, когда и куда какой по­езд отходит, чтобы в случае чего не опоздать;            а зачем до­рога построена, сколько в прошлом году доходов собра­но, сколько в нынешнем, где и какую питательную ветвь надо провести,— всё это для него — темна вода во облацех, И можно бы всё это узнать, и сведения все под руками, да неинтересно и не для чего. Ничего из этих сведений не выйдет.

- Или насчёт торгов, ремесел, промыслов: сапожное там ремесло, огороднический промысел; в одном месте рогожки ткут, в другом — косы, серпы куют: зачем? по­чему? Где раки зимуют?

- Вашество!—прервал предводитель расходившегося губернатора,— да ведь я—обыватель здешний, а и я этого ничего не знаю!

- Вы — другое дело; вы — предводитель. Подают вам за столом говядину — вам и нужды нет, откуда она. Была бы съедобна — только и всего. А я — губернатор, я должен всё знать. Меня — нет-нет, да и спросят: «В каком, мол, положении у вас огородничество?»

- Да, по нынешнему времени, всего ожидать можно.

- Нынче, батюшка, чтобы всякая копейка на счету стояла, чтобы всё, из чего извлечь можно,— «где, бишь, оно? не полезно ли, мол, обложить?» Вот нынче как. Ну, и отвечаешь на всякий случай, чтобы без хлопот: «Остав­ляет, мол, желать многого».

- Н-да, а между тем капуста у нас...

—- То-то «капуста». А я только недавно об этом узнал. Намеднись подают кочан; я думал, он из Алжи­ра — ан он из Поздеевки.

- Из Поздеевки — это верно; там и морковь, и репа — всякий овощ. Так-то всегда у нас. Мы по Эмсам да по Мариенбадам воду пить ездим, а у нас, в Поздеевке, своя вода есть, да ещё лучше, потому что от мариенбадской-то воды желудок расстраивается.

- А скажите-ка, кто поздеевскую-то капусту завёл? Небось губернатор? как бы не так! Мужичок, сударь. Побывал во времена оны какой-нибудь поздеевский Семён Малявка         в Ростове, посмотрел, как тамошние му­жички капустную рассаду разводят, да и завёл, воротясь домой, у себя огородец, а глядя на него, и другие при­нялись.

- Это так точно, вашество,— вынужден был со­гласиться предводитель.

- И все у нас промыслы как-то местом ведутся. Тут — благодать, а рядом — нет ничего. Представьте себе, около этой самой Поздеевки деревня Развалиха есть,-так там об огородах и слыхом не слыхать, а все мужички до одного шерстобиты. Летом землю общим крестьян­ским обычаем работают, а зимой разбредутся кто куда и шерстобитничают. И тоже не губернатор завёл, а побы­вал простой мужик Абрамко в Калязинском уезде и при­вёз оттуда.

- Вот и понимайте теперь.Капуста,огурцы, шерстобитничество , сапоги, рогожи... всё они, всё обыватели! Вы думаете, у вас, в Растеряевке, колокольню кто по­строил? губернатор? Ан нет, купец Поликарп Агеев Параличев её построил, а губернатор только на освяще­нии был да пирог с визигой ел.

- Это верно.

- А переславских сельдей кто первый коптить начал?

- Тоже верно. Не губернатор.

- А семгу-порог? а Кольскую морошку? а ржевскую и коломенскую пастилу? Губернатор? а?

- Позвольте, вашество! но ведь, кроме огородниче­ства и бакалеи, есть и других предметов достаточно...

- Например?

- Подати, например... Собирать их, взыскивать...

- А что такое подати? слыхали?

- Подати... это, так сказать, свидетельство принад­лежности...— начал было предводитель, но запутался и умолк.

 - То-то «свидельство».., А как вы думаете, приятное это «свидетельство»? Смотрите-ка! за податьми приехал! Ах, как приятно! Диво бы секрет разведения муромских огурцов или копченья тамбовской ветчины привёз... а то подати выбивать! Да и как, позвольте спросить, я это «свидетельство принадлежности» осуществлю, ежели, на­пример, у поздеевских мужиков капуста не родится? Какая моя в этом разе роль? Разошлю по исправникам циркуляр — только и всего; а исправники наполнят гу­бернию криком — тоже только всего. Во всяком случае, я понуждаю — не знаю, на какой предмет; исправник кричит — тоже на какой предмет, не знает.

Что такое случилось? Куда скрылись казённые подати? Неурожай ли мужика обездолил, пьянство ли одолело, мироед ли к нему присосался, или мужик сам капризничать начал, кубышку вздумал копить? Вот ведь сколько разных слу­чаев может быть, да и всё ли еще тут! А мы суетимся, гамим, знать ничего не хотим: чтоб были подати—только        и всего!

 - Да, это так точно. И нагамят, и нашумят, и даже под рубашку заглянут; а какой в том результат — сами не знают!—грустно подтвердил предводитель.

Оба собеседника на минуту задумались.

Первый очнулся предводитель. Он, по-видимому, ещё не отчаивался, и у него уже назрел было вопрос: «А на­родная нравственность? а просвещение? науки? искус­ства?»— как губернатор словно угадал его мысли и так строго взглянул на своего собеседника, что тот мог вымол­вить только:

- А народное продовольствие?

- И вам не совестно? — вместо ответа спросил его в упор губернатор.

Предводитель покраснел. Он вспомнил, как в начале года он, в качестве председателя земской управы, разъ­езжал по волостям и т. д. Вспомнил и застыдился.

-Так неужто же наконец...— воскликнул он и вдруг нечто вспомнил,— позвольте! вот вам предмет: содей­ствие к соединению общества!

- Какого такого общества?

- Здешнего-с.

- Гм... так вы думаете, что я соединяю здешнее общество?

- И вы, вашество, и супруга ваша... Лукерья Ива­новна.

- Лукерья Ивановна — может быть, но я... нет! меня... увольте! Да и кому наконец этот предмет нужен... «соединение общества»... да еще здешнего?!

Собеседники окончательно умолкли. И, может быть, им пришлось бы очень неловко, если б на выручку не явился из губернского правления казначей.

Это было 30-е число месяца. В этот день, как изве­стно, производилась некогда получка жалованья, и каз­начеи всех ведомств являлись к начальникам с денежны­ми книгами, которые очищались расписками в полу­чении.

Губернатор принял от казначея пачку, не торопясь, пересчитал деньги, положил их на стол и расписался.

- Ну-с, а это-с? —пошутил предводитель, указывая на пачку,— в каком же смысле следует понимать «это»?.,

- Н-да... то есть, вы хотите сказать: «это»? —переспросил губернатор, как бы очнувшись.

- Да-с! Это-с. Именно оно самое... это-с!

- Гм... «это»?.. Это... воздаяние!

______________________________________

PS. Здесь воспроизведена статья Михаила Евграфовича Салтыкова- Щедрина «Праздный разговор» , напечатанная в газете «Русские ведомости» ,1886г.,15 февраля №45, с подзаголовком «Сказка». Подпись Н. Щедрин. Публикуется по тексту 8-го тома Собрания сочинений писателя в десяти томах. Издательство « Правда», 1988г.

Примечание.

В данном случае публикатор употребил другое название статьи, по смыслу более близкое к общему циклу «Записки бывшего вице- губернатора..».