МОЙ ОТЕЦ ВИДЕЛ АД И РАЙ

Митрополит Павел (Лебедь)

Митрополит Павел с мамой в паломничестве на Святой Земле в Вифлееме

У детей не бывает плохих родителей, как и у родителей – детей. Нас у отца с мамой было девять душ, одного Господь забрал в младенчестве. Мы росли в христианском воспитании, у нас глубоко верующая мама и бабушка по линии мамы. А отец был из протестантов. Мы и родились в такой семье, но все дети на восьмой день были крещены в Православной Церкви.

Папа никогда нам не запрещал ходить в храм, но сам всегда молился только молитвой «Отче наш» и не возлагал на себя крестного знамения. Он был строг в воспитании и всегда говорил: «За одного битого двух небитых дают». Мы запомнили и такие его слова: «Лучше я один раз перетерплю боль, чем стыд всю жизнь за своих детей».

Когда мне было 16–17 лет и я учился в старших классах, то из интереса пару раз приходил на собрания протестантов. Мне хотелось знать их понимание веры, состояние души и чем они занимаются на их так называемом «богослужении». Увидел я там абсурд и пустоту этих людей.

Действительно: Приближаются Мне людие сии усты своими и устнами чтут Мя: сердце же их далече отстоит от Мене (Мф. 15: 8). Если человек вытащил кирпичи из дома, он неминуемо развалится. Так же бывает, когда люди упраздняют догматы Церкви, строй богослужения, церковные и апостольские предания.

В 1985 году, будучи студентом Московской духовной академии, я обратился к отцу с просьбой, чтобы он от меня отказался. Отец посмотрел на меня с сожалением: «Глупый ты человек. Я очень хотел детей, но Господь не давал: в то время мама болела. Но я молился, просил, и Господь послал мне тебя. Как же я могу отказаться от тебя? И всех вас? Вы моя кровь, вы моя жизнь и мое счастье».

Поступил я так потому, что очень хотел, чтобы отец принял крещение. Я не имел права, войдя в алтарь, за него молиться, вынимать частичку. И мне было очень больно. Я всей душой любил отца, а он – меня. Папа во всем помогал маме, никогда нас не обижал и без дела не наказывал. Он «подкупал» нас конфетами и печеньями, катал на санках, играл с нами в прятки, ходил на лыжах, когда мы были маленькими.

Одним словом, тогда, в 1985-м, мы с ним побеседовали на Рождество Христово, и я опять ни с чем уехал в свою альма матер – в Троице-Сергиеву Лавру – к началу моего духовного рождения. Через два дня после Сретения мне пришла телеграмма, приглашающая на телефонный разговор с родителями.

«Какое счастье! – сказала мама. – Отец накануне Сретения принял Таинство Крещения. В церкви присутствовали все дети и внуки с зажженными свечами. Он сам обо всем договорился со священником, сам себе избрал кумов, приготовился – и совершилось чудо». Наверное, в первую очередь это было чудо для меня.

На следующий день отец пошел в храм на праздник, чтобы принять участие в Евхаристии. Однако он никак не мог понять, как можно причаститься Тела и Крови Христовых. Это как бы немного возмущало его душу: с человеком, сердца которого Господь еще не коснулся, такое может случиться.

Пропели «Святая святым», папа стал вместе с народом подходить к Чаше. И о, дивное чудо! Господь спасает человека разными путями: отец видит, что вместо частички хлеба в лжице стоит Воскресший Христос и смотрит на него.

И видит отец: вместо частички хлеба в лжице стоит Воскресший Христос и смотрит на него!

Отец потом рассказывал: «Я не то что перепугался, даже не знал – стою ли я на земле или она ушла из-под ног. И мысль обожгла: “Как же я могу принять Его внутрь?!” Так я с минуту стоял в оцепенении, но сзади люди начали меня подталкивать: “Лебедь (к нам в селе привыкли обращаться по фамилии), проходи!” Тут Воскресший Христос опять стал частичкой хлеба, и я причастился».

Священник позже вспоминал: «Я видел, что он на мгновение покрылся потом, который катился с него градом, и не мог понять, что случилось». Когда отец отошел от Чаши и подошел к запивке, то снова увидел небольшую сияющую фигуру Воскресшего Христа. Так Господь укрепил его и развеял сомнения.

Не скажу, что отец был очень усердным в посещении храма, он ходил не на все воскресные службы, но обязательно на двунадесятые праздники, соблюдал потом с мамой пост. Следом встал вопрос о том, чтобы совершить третье Таинство – Таинство венчания.

Но враг рода человеческого всякими путями отводил от правды и истины, и когда я говорил о венчании, отец отвечал, что то туфель нет, то рубашки, то костюма. В один момент я зашел в магазин, купил все, что нужно, и принес домой: «Вот вам все необходимое на венчание».

И словно диавол предусмотрел, поняв его благое желание и мою настойчивость! Отец поругался с мамой и перестал с ней разговаривать перед самым отъездом ко мне в Нововолынск в 1988 году в канун своего дня ангела. Но мои сестры Наташа, Нина и Валя начали говорить, что надо ехать – батюшка ждет. И они утром выехали в Луцк, еще не помирившись, но когда пересели на автобус Луцк–Нововолынск, он заговорил: «Ты хочешь, чтоб твое желание исполнилось? Оно исполнится, потому что я дал слово Богу и дал слово батюшке».

Папа с мамой приехали ко мне, и я совершил Таинство венчания над своими родителями Димитрием и Надеждой и над родителями отца Виктора, у которых я некоторое время жил, Алексием и Софией. Папе тогда было 55 лет, а маме 53. Прошло Таинство очень торжественно, для меня это была большая радость, потому что я сам их венчал. Красиво пел хор, присутствовали родные. После венчания мы собрались и отпраздновали это событие в мерах разумного. И так они дальше жили с Божией помощью.

Митрополит Вышгородский и Чернобыльский Павел 

Прошли годы, дети выросли и разъехались, родители снова остались вдвоем. Однажды утром отец проснулся и рассказал маме сон: он видел всех наших покойников, которые сидели за столом у нас на огороде и просили выпить коньяка. Надо сказать, что отец помогал многим.

Родители досматривали двух женщин и одну семью стариков, наших соседей, деда Сидора с его женой Марией, дочь которых не хотела им помогать, а отец носил им кушать. Этот дед Сидор много меня наставлял в историческом понимании Священного Писания. И когда я поступил в семинарию, благодаря его науке я мог два года не открывать книги, поскольку знал весь материал.

И вот после этого сна (а я снам не верю) отец сказал маме: «Надя, пришло мое время, я скоро умру». Мама не приняла его слова всерьез: «Да что ты начинаешь?! Не забивай голову». Но он стоял на своем: «Вот посмотришь». Это было в сентябре. Раньше папа, бывало, говорил, что если заболеет раком, то что-то себе сделает, поскольку очень боится страданий и не хочет никого обременять.

Он никогда не болел, был настолько сильный, что в зубах поднимал более ста килограммов. А я молился, чтобы Господь, если уж пошлет такие испытания, не допустил бы совершиться неугодному Ему, пусть даже для этого у отца отнялись бы руки и ноги. И Господь меня услышал.

У отца был рак легких, который он носил в себе с 1972 года. Об этом знали все. Но болезнь была как бы законсервирована и не развивалась. А потом, при переломе, ребра на какой-то глубине пробили легкие, они зажили, но травма запустила онкологический процесс.

В Луцке ему сделали МРТ и обнаружили две опухоли головного мозга – уже метастазные. Когда Александр Юрьевич Усенко, профессор, директор Института имени Шалимова, спаситель в болезнях мой и моей семьи, повторил МРТ, то в голове обнаружил уже двадцать два метастаза. От операции мы с отцом отказались. Он сказал: «Пришло мое время».

Не забуду такой эпизод. Тогда, в 2000 году, у нас шла борьба за только что отстроенный Успенский собор. Отец в то время уже не мог ходить, а передвигался скачками, опираясь на руки. Таким образом он добрался до машины, сел на переднее место, и мы подъехали к Великой церкви. Это, конечно, без слез не вспомнить. Спрашиваю: «Пап, тебе помочь?» Он не позволил: «Не надо, сынок, я сам».

Из придела архидиакона Стефана он заполз в храм по ступенькам и приблизился к центральному алтарю Успенского собора. Долго молился – не знаю, о чем просил, но потом повернулся ко мне и говорит: «Сынок, если нужно умереть – умри за этот храм. Я тебя благословляю как отец, хоть ты и владыка». Он ко мне всегда обращался на «вы» и целовал руку – а тут так сказал.

Утром по просьбе мамы мы выехали домой пораньше, и отец всю дорогу пел: «Ой, скоро-скоро меня не будет, далеко поезд повезет…»

Настал день, и отец уже не вставал. Он практически не принимал обезболивающих, только в последние дни, хотя, видно, испытывал сильные боли. Причащался он каждый день. Дай Бог и мне такое чувство покаяния и смирения, какое было у него в то время.

Когда приходили и говорили: «Митя, ты еще выздоровеешь!» – он отвечал: «Вчера плевал на грудь, сегодня на бороду, и я выздоровею? Чего вы меня упрашиваете?! Я буду вечно жить, не умру. Но приходит время – мы все отходим…»

И тут настал один чрезвычайный момент, я тогда приехал домой, раньше вернувшись из Иерусалима. Папа даже рассердился на маму: «Зачем ты вызвала владыку? Еще не время!»

Он как бы спал и вдруг начал кричать так, что просто Страшный суд! Кровь в жилах стыла – лежит и кричит так, что просто не передать! Я стал читать канон на разлучение души от тела и молился Божией Матери. Минут через двадцать отец пришел в себя. Он не мог перекреститься, но в волнении вымолвил: «Сынок! Владыка! Благодарю, что вы меня забрали!»

Фреска у входа в Ближние пещеры Киево-Печерской обители

«Я видел, что там, в аду! Все, как изображено на стене у входа в Ближние пещеры!»

Я наклонился над ним: «Что случилось?» Он смотрел глазами, полными невыразимого страха: «Я был в аду! Если бы вы видели, что там! Все, что у вас изображено на стене у входа в Ближние пещеры, существует! (Фреска у входа в Ближние пещеры Киево-Печерской обители воспроизводит двадцать посмертных мытарств души. – Ред.) Все так и есть! Меня через все провели. Не заводили только на одно мытарство – туда, где содержатся невенчанные, потому что я венчан».

Важно, что эти двадцать минут для страдальца длились бесконечно долго. Немного опомнившись, он рассказал, что за нарушение поста в среду и пятницу наши неприятели, враги, заставляли есть мерзких червей. За матерные слова страшно били по устам. Невозможно передать словами тот ужас и муку, которые претерпевает там душа!

Я не знал, что и думать об услышанном, все-таки удивительно. На второй день отец опять лежал недвижимо, как бы спал – но на этот раз такой красивый, розовый, с улыбкой. Мы с моим другом, отцом Анатолием, снова стали читать канон на разлучение души с телом.

Отец через полчаса пришел в себя и говорит: «Сынок, зачем вы меня забрали? Я сегодня был в раю. Господь показал все, что мне было позволено. Не скажу, что видел много знакомых людей, но есть. Если бы вы знали, какие там радость и блаженство! Я не хотел оттуда уходить, но слышал, как вы молитесь, как читаете, и меня отпустили».

Так повторялось три раза: один раз он побывал в аду (может быть, за свое протестантское прошлое) и два раза – в раю.

5 ноября я собрался в Киев, где меня ждал Блаженнейший митрополит Владимир: надо было освящать кресты на куполе храма на родине Леонида Даниловича Кучмы, в то время президента страны. Я взял отца за руку: «Пап, я приеду 8-го числа поздравить тебя с днем ангела, и мы тогда подольше побудем вместе, а сейчас мне надо ехать, звонил предстоятель». (Благодарю Бога, что я был у ног Блаженнейшего, это святой жизни человек, который мне по-другому открыл мир и повлиял на мое мировоззрение.)

Отец ответил: «Не торопись, сынок, в этот день будут похороны. А в лучшем случае, я в этот день помру». Говорю ему: «Дождетесь меня». Он кивнул: «Дождусь, но мы уже общаться не будем». Я попросил у него прощения, поцеловал его – все как должно быть.

Утром 7 ноября мы с Блаженнейшим освятили кресты храма святой великомученицы Параскевы в селе Чайкино, на родине Кучмы. Без десяти минут десять служилась заупокойная лития. Совпадений в жизни нет, а есть Промысл Божий. И вот поминаются Даниил и Параскева, родители Кучмы, и я поминаю новопреставленного Димитрия.

Такое в моей жизни было второй раз. В 1986 году, когда умер митрополит Антоний, мы служили вечером заупокойную службу, и я помянул новопреставленную Александру, но не знал, кто это, думал: кто же мог умереть? Прихожу после этого в келью и вижу: лежит телеграмма с сообщением, что умерла моя бабушка Александра. А тут – Димитрий.

И сам не знаю почему, но поминаю новопреставленного Димитрия. Потом позвонили: отец умер

На душе у меня стало как-то хмуро. Мы пошли, сели за стол, Леонид Данилович просит спеть песню на стихи Блаженнейшего про маму. А у меня ничего не получается – горло вдруг стиснуло. Думаю: «Ну какой же Димитрий? Кого я поминал? Папа еще живой». Блаженнейший мне говорит: «Владыка, ты сегодня какой-то сам не свой». Я согласился: «Сам не могу понять». – «Ну, не обращай на это внимания».

А через десять минут приходит охранник президента и говорит: «Леонид Данилович, просят владыку Павла». У меня сразу сердце – ёк! Беру трубку и слышу крики, всхлипы: «Владыка, нет папы! Двадцать минут назад умер». Такое было. Он причастился в понедельник утром, заснул и уже не просыпался. Только когда умирал, открыл глаза, посмотрел на всех, улыбнулся, потом сомкнул веки, вздохнул – и нет его. Такова краткая история блаженной кончины моего отца.

Помню, когда я пришел просить благословение на монашество, мама отказала наотрез: «Никогда! Только через мой труп!» А мудрый отец сказал: «Говорю тебе: не опозорь то, к чему ты стремишься, чтобы мне не было стыдно». Я эти его слова запомнил на всю жизнь. Папа много не разговаривал, но если заслужил – получишь.

Он очень трепетно относился ко всем людям, не пропускал ни одного нищего. Когда к нам кто-то приходил и мама иногда могла что-то придержать, как у женщин бывает, он потом обличал: «Ты, что, думаешь две жизни жить? Почему не поделилась? Люди нуждаются больше, чем мы с тобой!» Мама тоже отзывчивый человек, но эта доброта и мудрость отца всегда возвышалась примером для всех нас.

Когда папы не стало, я сразу обратился к отцу Василию, чтобы он попросил моих друзей помолиться о новопреставленном родителе. Матушка Стефания прочитала за ночь всю Псалтырь об упокоении его души. А я, уставший после службы, прилег немножко отдохнуть и тут вижу во сне дивный белый дом. И радостный папа ко мне обращается: «Мне построили дом. Видите, какой красивый? И мне подарили 72 подарка на день ангела. Я вам очень благодарен. Это для меня такой прекрасный день!»

Я проснулся и всем рассказал этот сон. Матушка Стефания предположила: «Может, это потому, что прочитали всю Псалтырь?» А когда я приехал домой, отец Василий встретил меня словами: «Владыка, я заказал 72 Литургии и 72 панихиды на 8 ноября». 72! Вот вам доказательство великой благодатной силы православной Литургии и того, как наши покойные к нам близки. 8 ноября, в день памяти великомученика Димитрия Солунского, покровителя моего родителя, были похороны, как и сказал отец при расставании.

Он был очень добрым, и на похороны пришло море людей, человек семьсот. Отпевали четыре архиерея. Дивно было: когда гроб положили на телегу, лошади не тронулись с места – не пошли со двора. И мы ждали, пока придет машина. Ночью разыгралась вьюга, а утром все успокоилось, вышло солнце.

Мы похоронили отца, все пришли к нам на поминальный обед. Люди покушали, посидели минут сорок. Вдруг ударила молния, хлынул дождь – за три минуты все залил. И люди разбежались по домам. Вот и все. Как хотите, так и понимайте. «Земля живых» рядом с нами, и душа наша туда тоже порой приближается еще в этом мире.

Примером тому может быть и история с дедом Сидором, о котором уже упоминал. Когда я еще учился в торговом техникуме, мы с ним однажды договорились, что если я раньше умру, то я ему приснюсь, если он – то он мне приснится и сообщит, как все было.

Прошло время, я уже о том забыл и про деда ничего не знал. В одно время зимой так сильно замело снегом, что я не мог приехать на выходные домой. Приехал на следующую субботу и спрашиваю у мамы про деда Сидора, а она говорит: «Его уже нет неделю». А мне снился сон со вторника на среду.

«В тот день отец к нему пошел с едой», – присела на стул мама. «Мы с ним побеседовали, – объяснил мне во сне Сидор, – я сказал: если умру, то мыть меня не надо. Отец твой ушел. Я еще немного посидел, штопал рукавицы. Когда мне стало плохо, я достал 17 рублей 62 копейки, положил на подоконник и открыл двери.

И только я лег – сразу умер. А чтобы ты знал, что это правда, скажу тебе, что в такой-то день умрет девушка в нашем селе (он назвал ее по имени)». Мы с мамой поговорили о случившемся, и я снова вернулся на учебу. А когда в следующий раз приехал и спросил маму о той девушке, то услышал: «Умерла она». Такое тоже было.

Нет смерти! Есть вечная жизнь

Сегодня я читаю в книге о наших старцах, об их блаженной кончине и имею возможность, благодаря Богу, Божией Матери и преподобным, соприкасаться с явлением смерти братии.

Вот пример, который случился помимо моего желания: мы говорили за два дня до смерти с отцом Марком, архимандритом Лавры, и я ему сказал: «Ты скоро уйдешь». И через два дня его не стало.

Помню, как говорил с отцом Алексием. Был у нас такой старенький монах святой жизни, который незадолго до своей кончины слышал прекрасные голоса, которые поют Херувимскую песнь, и просил меня, чтобы я помолился. В разговоре речь зашла о смерти, и он сказал: «Нет смерти, владыка! Есть вечная жизнь».

Такие люди, духовно углубленные в текущей жизни, являли и пример блаженной кончины. Бог прославляет потрудившихся Ему в свое время, но дает возможность размыслить и над собственной жизнью.

Митрополит Вышгородский и Чернобыльский Павел
Записала Валентина Серикова

Из книги «Последняя точка. Удивительные свидетельства монахов и иных лиц, живыми проходивших мытарства» (Киев, Горлица: 2019).

2 апреля 2019 г.