2 кадр. Продолжение

   Знакомого носильщика с проклятым числом Ляптя нашла возле гигантского, тяжеловесного, обработанного голубями мраморного памятника революционному императору с протянутой рукой и  раскрытой ладонью, в которую прохожие бросали сигаретные и папиросные бычки, будто нищему на подаяние. Она помахала чемоданом и чиркнула о памятник. Мраморный император потонул в искрах. Над головой появился кровавый нимб. Носильщик полез в карман.

- Выбирай свои бабки!

   Выборка закончилась катастрофой. Носильщик ухватил Ляптю за руку и прошептал, что закричит "грабят", если она не откупится.

- Благодари Бога, что я благородный человек, - сказал он.

- Морду б тебе почистить за такое благородство, - расстроилась Ляптя.

- Чисти.

   Морда носильщика была застрахована.

   Он с ходу снял со сгорбленной спины мужика с махорочным лицом два краснокожих с поржавевшими застежками чемодана и бросил на тележку.

- Трудовому человеку нужно беречь здоровье для государства, - заорал носильщик и двинулся, как танковый трал на дробную старушку. - А тебе, родная бабушка, нужно беречь здоровье для внуков, - гаркнул он, выдернул из рук старушки мелкий узел (белая косыночка, завязанная чёртиком) и бросил на чемоданы махорочного. - А тебе, герой войны, что, здоровье никто не хочет беречь, - рявкнул он безногому  инвалиду на тележке и загрузил его вместе с тележкой. - А Вам Ваш чемоданчик вид портит, - носильщик зацепил увесистый, крепко затянутый ремнями баул гражданина в крылатой, вороньей шляпе и тотчас очистил макияжную дамочку от бежевой в цвет шикарных ногтей сумочки, которая портила ее танцующую  походку.

   Ляптя с восхищением смотрела на носильщика, пока в голове не проклюнулась идея. Возле будки "Чистка обуви" , которую оккупировал песенный красавец – кавказец: ой – ля –ла, ой – ля – ла, чистим обувь не задарма, отдыхала пустая тележка. Она взялась за ручки и тотчас почувствовала, как взялись за ее плечи.

   Недостатка в размышлениях не было. Был недостаток в хлебе насущном. Ляптя сориентировалась на залохматившегося  деда с пузатым рюкзаком, от которого шел такой аппетитный запах, что она заткнула нос клочками билета для проезда в общем вагоне.

   Старик так виртуозно и лихо обрабатывал варённые, желтые  яйца, что скорлупа веером  разлеталась по всему вокзалу, даже вылетала в открытые двери, сыпалась на носильщиков и таксистов, которые сочно матерились, грозились найти яичную сволочь, чтобы припечь, но сволочь не находилась, так как прибывавшие поезда с хлебными провинциалами требовали самого пристального внимания. Вдобавок дед ещё  так вкусно чавкал и чмокал, что оголодавшие из - за буфетных жирных цен пассажиры смотрели на него со злобой  неядовитой змеи.

- Чтоб Вы сделали, дедуля, - ласково начала она, пытаясь намагнитить прожорливого старика на добрый ломоть хлеба с яйцом, - если б узнали, что в этом городе дюже сильно страдает человек.

   Прожорливый  загнал неочищенное яйцо в рот. Ляптя выдержала паузу.

- А чтоб вы сделали, дедушка, - совсем ласково заворковала она, - если б узнали, что этому человеку хочется есть?

- Пожелал бы доброго аппетита, - разрядился дедушка и  подмял рюкзак под ноги.

- А если у этого человека нет даже копейки на пирожок! - возмутилась Ляптя.

- Посоветовал бы купить бублик, - припечатал взъерошенный  дед и засунул руки в карманы.

- Яйцеед, - приварила Ляптя, не ожидавшая такого оборота, - сам гам, а другим хрен дам.

- Руп штука, - огрызнулся старик.

- Да, если б у меня был руп, - запустила со злости Ляптя, - я б тебя яйцами засыпала выеденный гриб - сморчок.

   Прокаркала. Самой стыдно стало.

   Покинув непобежденного деда, который принялся за «работу» с ещё большим усердием, Ляптя  закружила по вокзалу, как по заколдованному замку. Через час она поняла, что вывести ее из заколдованного круга может только идея.

   Ляптя пустилась на поиски стеклянной тары и встретила конкурента: мраморного окраса дога с остроконечными ушами который вытаскивал когтистыми лапами  бутылки из- под замусоренных, деревянных на железных лапах лавок и затаривал их в рванные авоськи на пятнистых боках.

- Креативная собачки, - сказала Ляптя, когда дог изъял у нее бутылку из- под кофты.

   Она вернулась на вокзал. Десятиминутное тщательное  наблюдение за упитанными, кадушечными буфетчицами обнаружило потайные карманчики, пришитые с внутренней стороны узорчатых фартуков. Старшина отмачивал раскаленную макушку вафельным полотенцем, когда появилась Ляптя. Он отодвинулся за сейф.

- Сколько дашь бабок, - сказала Ляптя, - если я покажу тебе воров.

- Ты что, торговаться пришла? - тихо начал старшина.

   Из дежурки ее вывели без бабок и посадили на лавку, предупредив: в следующий раз выведут в колодках под ледяной душ.

   Ляптя понадеялась на милость столетней старушки с прогалинами  на голове, но та умыкнула  к дежурной комнате милиции, из которой старшина вел наблюдение за Ляптей в бинокль со стократным увеличением.

   Когда в желудке начались сейсмические толчки, Ляптя двинулась к буфетам, которые плотно окружали пассажиров. Она думала сама показать народу потайные карманчики под узорами.

- Что ищем? - спросили Ляптю, когда она готова была высказать свои наблюдения.

- Жрать хочется!

- Жрать всем хочется, - рявкнула с макаронными губами буфетчица. - Жратву зарабатывают гигантским трудом.

- Я живу среди гигантов, - пробормотала Ляптя.

(Продолжение следует)