НАМ ПРЕДЛАГАЮТ САМОЛИКВИДАЦИЮ

В последние годы наметилась удивительная тенденция, во всяком случае, в области образования: чем благостнее обещания руководства страны, тем хуже и хуже реальное положение дел. Достаточно вспомнить настойчивое внедрение ЕГЭ как спасительное средство от коррупции.

Ведь чем ущербна идея ЕГЭ? Среди негативного прочего она ущербна еще и тем, что мотивации “хорошо выполненного дела” предлагается альтернативная мотивация зафиксированного “среза знаний”, достаточного для того, чтобы подать документы (и быть принятым) на совершенно различные по профилю специальности различных вузов. Преподавание литературы во многих школах и классах свелось исключительно к подготовке к ЕГЭ, если хотите, к натаскиванию на ЕГЭ. Я почти не осуждаю за это учителя. Но ведь при этом предмета уже не осталось, ибо ЕГЭ — это нечто совершенно противоположное систематическому курсу практически всех гуманитарных учебных предметов.

Ни один из заявленных тезисов при введении ЕГЭ не выдержал испытание временем: ни его антикоррупционная направленность (примеры звучат в прессе, на телевидении, в Интернете каждый год), ни его якобы “единость”, ибо вузы устанавливают разный барьер “удовлетворительности” при приеме, ни его содержательная объективность — всем хорошо известны некоторые “замечательные” результаты, когда выпускники отдельных регионов на ЕГЭ получали почти 100 баллов, а затем, став студентами вузов, в элементарных диктантах допускали немыслимое число ошибок. Кому нужен такой ЕГЭ? Работает теория случайных цифр: пойду туда, куда возьмут, туда, где вуз ближе, туда, где вуз престижнее, и прочее. И меньше всего — туда, где только там я смогу обрести себя.

Если верить поставленным задачам, то бакалавриат направлен на улучшение профессиональной подготовки будущего специалиста, а магистратура — на подготовку этого специалиста к научной деятельности. Тогда совершенно неясно, почему эта заявка опровергается содержанием, почему исчезает системная профессиональная подготовка учителя. Но с упорством, достойным лучшего применения, руководители службы продолжают утверждать чистоту и непорочность ЕГЭ, и их, к сожалению, поддерживает руководство страны.

И так во всем: принимаются сомнительные решения, им обеспечивают временной коридор так называемого эксперимента, затем этот эксперимент объявлен удачным (кто оценивал, как, по каким параметрам, неизвестно) — и внедряется в жизнь. Это касается перехода на систему двухуровневого высшего образования и оценки качества общего среднего, вопросов стимулирования и системы оплаты труда и проч. и проч. Без объяснения и мотивировки отбрасывается то лучшее, что с таким трудом достигло педагогическое сообщество прошлого.

Я имею в виду работу по профессиональной ориентации школьников. Наши коллеги учителя, как правило, сумели выработать у своих учащихся представление, что необходимо серьезно относиться к выбору профессии, что это определит успешность человека в жизни и т. д. и т. п. Сегодня этот подход отброшен. Даже на телевидении звучит для населения другая парадигма: человек, всю жизнь посвятивший одной профессии, — неудачник. Так высокопоставленные чиновники от образования и их “научные” идеологи вмиг записали в когорту неудачников миллионы людей, гордившихся тем, что у них в записной книжке две записи: принят на работу и уволен в связи с переходом в статус пенсионеров. Актеры, учителя, врачи, инженеры, фрезеровщики 5—6-го разрядов, агрономы и т. д. — это все неудачники с точки зрения создателей “новой парадигмы”. Интересно, спросили они мнение на этот счет у самих “неудачников”? Людей зовут не совершенствоваться в профессии, а с легкостью ее менять. Но тогда зачем учиться парадигме “хорошо выполненного дела”?

Все выше сказанное (и не сказанное) бледнеет перед перспективами жизни высшей и средней школы после принятия Государственной Думой документа, именуемого “О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации в связи с совершенствованием правового положения государственных (муниципальных) учреждений”. А.

Привалов, научный редактор журнала “Эксперт”, в свойственной ему полемической манере уже дал достаточно точную и емкую оценку данного документа и указал на его потенциальную опасность для практически всех бюджетных организаций страны в случае его принятия.

Положение учителя в обществе вообще и в профессиональном сообществе в частности зависит прежде всего не от мастерства учителя, хотя это необыкновенно значимо, не от любви к детям, хотя это значимо вдвойне, но от отношения к нему, учителю, государства. Но что говорить об этом, если в год, провозглашенный Годом учителя, мы стоим перед фактом исчезновения профессии учителя, как таковой, учителя в том смысле, в каком он являлся. Профессионализм становится не главным и принципиально не нужным — “учителем” можно будет стать, не получив педагогического образования, но закончив какие-то сомнительные краткосрочные курсы.

Как сможет обеспечивать выполнение озвученной Президентом страны задачи “раскрытия способностей каждого ученика, воспитание личности, готовой к жизни в высокотехнологичном, конкурентном мире”, как школа сможет “способствовать личностному росту так, чтобы выпускники могли самостоятельно ставить и достигать серьезные цели, уметь реагировать на разные жизненные ситуации”, как она будет делать все “с учетом индивидуальных особенностей детей и современных научных знаний о ребенке”, непонятно. Во всяком случае, до сих пор считалось, что выполнять поставленные задачи такого уровня могут только высокопрофессиональные специалисты.

Если мы всерьез говорим о формировании в школе “личности, готовой к жизни в высокотехнологичном, конкурентном мире”, то просто обязаны, приняв ребенка в 5-м классе, а лучше в первом, представлять себе единую, строго продуманную, выверенную систему перехода от одной фазы обучения в другую. Как такая система будет внедрена в сознание “специалиста”, прошедшего “краткосрочные курсы”?

Можно дать хороший отдельно взятый урок, тем самым сформировав у начальства определенные положительные эмоции о себе. Но нельзя спонтанно, вдруг дать системные представления о нашем будущем: моем, моей семьи, моей страны, человечества, если хотите. А ведь это будущее определяется не социологами, политологами, экономистами, политиками и другими весьма уважаемыми общественно-политическими деятелями и структурами. Это будущее определяется культурой, в которой гуманитарные предметы занимают ведущее положение. Может ли эту задачу выполнить непрофессиональный педагог? Думаю, что нет.

Переход школы на путь инициативного и самостоятельного добывания средств к существованию и “саморазвитию”, при котором государство лишь декларирует благие намерения и выдвигает высокие требования, опасен еще и тем, что он стимулирует администрацию любого уровня и типа учебного заведения на сомнительные, в том числе и незаконные, шаги ради выживания образовательного учебного заведения. В очередной раз за скобками получения равного и доступного образования окажутся сельские школы и сельские дети.

Строго говоря, слово “образование” после принятия новых законодательных актов само по себе становится лишним: о каком образовании для всех детей, кто по Конституции страны имеет на него право, можно говорить, если государство будет тратиться лишь на его третью часть (три урока в первой половине дня)? Здесь уже не образование, здесь и обучение станет проблемным.