Гримасы дилетантизма

Очередные парламентские выборы на Украине не обходятся, естественно, без усиления (среди прочих агитационных факторов) внимания отечественной публицистики к языковому аспекту функционирования нашего госудраства. Хотя данная тематика не утихала и в электоральные "межсезонья" ! Принимая тогда (в сравнении с периодами предвыборных гонок) лишь вид вялотекущей полемики.

Вот и нынче на страницах некоторых украинских СМИ (особенно на 1?м канале Украинского Радио) отчётливо усилился интерес к филологии. И чем ближе 31 марта 2002 г., тем чаще затрагивается языковая тематика сторонниками тех или иных участников выборов.

Одной из "притч во языцех" нынче оказалась небольшая публицистическая монография более чем трёхлетней давности одного из "любителей словесности", строителя-пенсионера А. И. Железного [ "История происхождения русско-украинского двуязычия". - К., 1998 ]. Оказавшись в сер. 1990?х гг. на заслуженном отдыхе, сей экс-зодчий (совмещавший ранее свою профессию лишь с некоторыми, на уровне хобби, сугубо неязыковедческими гуманитарными увлечениями) вдруг проникнулся интересом (чего ранее за ним не наблюдалось) к фундаментальной филологии. Усевшись за словари, Анатолий Иванович сохранил при этом, однако, истинно-юношескую убеждённость в том, что языки - это некое подобие египетских пирамид, тысячелетиями стоящими неизменными. Что lingva romano-gallica "Песни о Роланде" почти абсолютно идентична французкому "Отверженных" Виктора Гюго. Железному абсолютно в диковинку хронологические трансформации корневых (как и прочих грамматических) структур любого из живых языков в процессе их более или менее продолжительного функционирования в среде своих лингвоносителей. Из поколения в поколение !

Если и допускает Анатолий Иванович какие-то метаморфозы с конкретным языком, то только лишь в виде лексических (словарных) заимствований из иных "наречий". А то и предполагает (как в указанной брошюре) "скрещивание" языков.

Хотя филологами уже давно доказана невозможность такого явления. При взаимоассимиляционном воздействии друг на друга один язык (даже если он и значительно насытил свой словарный фонд из лексикона "соперника") обязательно поглощает другой. Исключение составляют лишь близкородственные диалекты. При их взаимодействии таки нередко может сложиться и некое промежуточное наречие - койне, или "суржик". Так сформировался, например (на основе ионийско-"гомеровского" и аттического говоров эллинской речи), позднедревнегреческий язык 2.5 - 2?тысячелетней давности. На этом койне, кстати, и был написан христианский "Новый Завет". Или каталонский язык, который вырос из переходного "стыка" испанской и провансальской поздней "народной латыни" последней четверти I тыс. н. э. Да и южное славянство, в целом, лингвистически представляет из себя совокупность [ Абакумов О. В. Летто-литовський етнічний плацдарм Великої слов`янської колонізації Балкан VI ст. // Slavica та baltica в ономастиці України. - К., 1999, с. 42 -- 55 ] трёх антско-склавинских суржиков. Немало и других примеров формирования койне.

В подобном же ключе А. Железный и пытается интерпретировать (в своей "Истории присхождения русско-украинского двуязычия") процесс формирования нынешней Мови Солов`їної. Как польско-древнерусский "суржик" ! Озвучив тем самым на публицистическом уровне расхожее мифологическое представление значительной части восточноевропейских обывателей об украинском диалекте как о неком "смешении" речи лехитов и "русичей".

Однако ! В 16-17 вв. (когда данный процесс, по мнению Анатолия Ивановича, произошёл) польский и русский языки уже имели между собой почти двухтысячелентнюю глотто-хронологическую разветвлённость. При такой степени лингвистического родства формирование койне невозможно. Классики же немецкой филологии (В. Гумбольт, братья Гримм, А. Шлейхер, М. Фасмер) чётко идентифицировали польскую и украинскую речь с разными языковыми подгруппам. Первую они определили в западную ветвь славянства. Вторую же - в восточную. Вместе с белорусами, великороссами и разнообразными русинами.

Избыточное же (по сравнению с большинством прочих восточных славян) количество полонизмов и латинизмов не достигает в украинском наречии и тысячи лексем. И это при том, что словарный фонд не является решающим определителем идентификации конкретного языка. В современном английском языке наличествует 60% слов французского, а в корейском 90% терминологии китайского происхождения. Но грамматически они не принадлежат ни к романской, ни к сино-тибетской общностям. Первый из них германский, а второй, соответственно, алтайский языки.

Так что нынешняя украинская литературно-деловая лингвистическая норма такой же потомок древнерусской речи, как и остальные восточнославянские диалекты и говоры.

Мифологизаторская же брошюра Железного в сегодняшних пиаровских перипетиях нашла как своих восторженных апологетов и популяризаторов, так и не менее яростных ниспровергателей. У последних, к сожалению, не хватило здравого смысла противопоставить псевдоконцепции древнерусско-польского койне реальные филологические критерии. Анатолий Иванович вполне мог бы оказаться очень удобной критической мишенью для любого глоттохронологически грамотного руховца. Но таковых, к счастью, не оказалось ! Вместо научной критики "Истории присхождения русско-украинского двуязычия" проруховские публицисты "выдали на гора" ещё большие (чем у А. Железного) мистифицированные "лингвистические" пассажи.

Досталось "на орехи" в данных филиппиках в первую очередь, естественно, великорусскому наречию. Сии свои тирады означенные "витии" сопровождают, как правило, постоянными требованиями всевозможных ограничений, а то и запрещений на территории Украины этого единственного славянского международного (ооновского !) языка. Подкрепить свою русо-лингвофобию псевдонационал-демократические "властители дум" (П. Мовчан, И. Драч, Н. Жулинский, П. Степовик, А. Погребной, В. Яворивский, Дм. Павлычко и ряд иных) пытаются разнообразнейшими "ивлечениями" аргументаций по поводу якобы ущербности "речи москалей".

Немало дипломированных (и не очень !) "свидомых" "специалистов" смело пытаются "нырнуть" и в грамматические "дебри" сравнительного языкознания. Большинство подобного рода апологетов руховского взгляда на окружающую их действительность вообще отрицают славянский характер речи "москалей". Русский язык записывается такого рода "фахівцями" то в тюркскую, то в финно-угорскую, а то ещё и в какую?нибудь "хамитскую" лингвистическую семью.

Есть, однако, в рассматриваемой руховско-филологической публицистике и "толерантное" к "московитянам" крыло. Его представители, "милостиво" признавая индоевропейско-славянский характер Великого и Могучего, категорически пытаются отрицать близкое (внутри-подгрупповое !) родство новополтавской и старокиевско-неомосковской литературно-деловых норм русского языка. Последний из названных диалектов руховцы-"толерантщики" пытаются изобразить потомком церковнославянского языка.

Однако !

Ещё в позапрошлом столетии уже упоминавшиеся классики немецкой филологии (В. Гумбольт, О. Шрадер, братья Гримм, П. Кречмер и др.) "развели" церковнославянский и русский языки по разным подгруппам. Первый из них образует (вместе с болгарским и македонским) восточно-балканскую ветвь южнославянской подгруппы. Второй же идентифицирован корифеями-лингвистами как принадлежащий к восточной подгруппе. Данные профессора даже хронологически не могли быть "под указующем перстом товарища Суслова" и посему их невозможно уличить в "компартийной заангажированности". Более того, всем известен высочайший уровень тогдашнего немецкого классического языкознания ("Німець каже - ви слов`яни !" : Т. Г. Шевченко).

Активную же детализацию славянства как лингвистического явления (особенно его восточной подгруппы !) уже в ХХ в. осуществил М. Фасмер.

Значительное же лексическое влияние церковнославянского языка (хотя он и не глоттохронологический наш предок !) как на великорусскую, так и на украинскую диалектно-литературно-деловую нормы несомненно. Словарные заимствования из "речи Кирилла и Мефодия" в обеих русских лингвистических формах практически идентичны. Имеется некоторое количество специфически "московитянских" церковнославянизмов - храбрый, плен, бремя. А есть и сугубо украинские - юнак, притаманний, хтів.

Сравнительное же языкознание характеризует грамматическую близкородственность диалектов "русичей" достаточно полно [ см. блок-схему ].

Блок-схема лингвистического разветвления восточного славянства

Условные обозначения

1 - вятичские говоры (в т. ч. и старомосковский)

2 - старогалицкий говор древнерусского языка

3 - т. н. "старобелорусско-староукраинская" литературно-деловая форма

4 - белорусские диалекты (в т. ч. и современная их литературно-деловая форма)

5 - лемковский диалект

6 - бойковский диалект

7 - гуцульский диалект

8 - нео-"волынско-галицкая" группа говоров (в т. ч. и т. н. "язычие")

9 - буковинский диалект

10 - полесская группа диалектов

11 - группа украинско-великорусских (новороссийских, кубанских и пр.) койне

______________________________

Из всех ветвей славянства его восточное крыло хронологически наиболее молодо и компактно.

___________________________________________________________________________________________________________________________________

В дополнение комментарий одного очень уважаемого форумчанина.

1. Лексика не определяет принадлежность к языковой группе.
Т.е. кол-во польских лексических заимствований не делает украинский язык польским диалектом, старославянизмы в русском - не делают его болгарским, т.д.
2. Принадлежность к языковой группе определяется главным образом семантическими свойствами языка: парадигмой изменений (спряжений, склонений для славянских языков, например, или системой артиклей - для романо-германских).
3. Т.о. русский язык, как и украинский язык, однозначно, языки одной группы. И вопрос не может состоять в том, какой из них первичнее. Существовал некий протоязык, являющийся корневым для обоих, и далее спорить о главенстве или подчиненности их в отношении друг друга с точки зрения исторической грамматики нет никакого смысла. Дело лишь в определениях и субъективных факторах!
Так, определения типа "диалект", "наречие", "говор", "язык" часто становятся спекулятивными! Дефинирование происходит иногда на политических, а не лингвистических основаниях. Вспомните, известно, что северные русские говоры отличаются от русского литературного языка порой более, чем украинский язык от него же (РЛЯ). Но украинский - самостоятельный "язык", а северные русские - "говоры". И еще: "говоры" в некоторых западных регионах Украины отличаются от литературного украинского более, чем литературная норма украинского от нормы русской. Но они - "говоры", а не отдельные языки... Политика-с!
4. Имеем то, что имеем, 21 век. Статус кво каждого из языков абсолютно понятен. Русский язык объективно, в силу своего имперского статуса освоил лексические пласты, отражающие тенденции мировой культуры максимально адекватно. Существует огромный пласт как собственно русской, так и мировой художественной, духовной, технической и т.д. культуры, выраженный на русском языке.
На украинском наблюдаем лишь попытки сделать это "освоение". Не переведены в плоскость мовы (а если и переведены, то часто весьма слабо, увы) многие базовые культурные феномены. Тому свидетельство смехотворные попытки представить свою "медицинскую терминологию", "техническую лексику", тому подтверждение, - дикторский языковой разнобой на ведущих каналах телевидения: на одном "милиционэры" "геликоптеры", "шпитали","этэры" и "листОпады", на другом - "милициянты", "гвынтокрылы", "ликарни", "эфиры" и "листопАды"...
Объяснение простое: мова, находясь в условиях "гнобления империями" - Османской, Австро-Венгерской, Российской, Речи Посполитой, не могла идти вровень с имперскими языками, оставаясь "мовою плебса", т.е. на уровне бытовом. Соответственно, и лексика оставалась архаичной, обслуживая потребности не научные и культурные, а бытовые. И теперь, в веке 21-м, наверстывание этого отставания весьма проблематично. Разработка категориального аппарата реализовывается всё также "местечково", на уровне полуграмотных мовоборцев.
И самое главное: ни Кравчук, ни Кучма, ни Тупое животное не смогли предложить для становления мовы как полноценного государственного языка ничего конструктивного, кроме большевицких по сути акций: императивно сузить статус русского, императивно же назначив мову "развитым языком". Но язык - живая материя, и подчиняется не приказам с Банковой, а иным законам. Законам востребованности, актуальности, практичности и т.д.
Хотело Тупое животное, чтобы мова стала по-настоящему актуальным языком? Надо было не русский язык гнобить, а вкладывать деньги в создание переводной литературы высочайшего класса, разработку единых языковых норм, создание современных АЙ-ТИ продуктов, адаптированных к мове, стимулировать материально чиновников, говорящих и "поширюющих" мову на вверенных постах и т.д. Но ума у Тупого животного оказалось маловато, и хватило лишь на болтовню.

И слава Богу.

(с) Незваный