Путь в никуда. Чего стоили России пять лет с Крымом?

Пять лет назад, 27 февраля 2014 года, российский спецназ занял здания органов власти Автономной республики Крым. Так началась активная фаза аннексии Крыма к России, завершившаяся 18 марта подписанием договора о вхождении республики в состав РФ. Этот мини-юбилей позволяет оценить, что за пять лет получила наша страна и сколько ей пришлось заплатить.

Начнем с плюсов, которых, на мой взгляд, не очень много. 27 тысяч кв. км территории (0,15% от общей территории России), 2,2 млн новых жителей – это объективные данные, к которым можно добавить субъективные положительные эмоции значительной части населения от «восстановления исторической справедливости», «возврата исконно русских земель» и «восстановления статуса великой державы», которая наравне с США может делать в современном мире все, что хочет, понимая, что ей за это ничего не будет. 

При очень большом желании ко всему этому можно добавить положительные эмоции крайне небольшой части российского населения, которым удалось лично обогатиться в этот момент, присвоив себе больший или меньший кусочек чужой собственности в ситуации юридической анархии или поучаствовав в распиле бюджетных денег, пролившихся дождем над засушливым полуостровом.

Возможно, кто-то найдет еще какие-то «плюсы» для России отаннексии Крыма, но не уверен, что их будет много и они будут более весомыми, чем перечисленные выше. И, значит, можно переходить к цене вопроса.
 

Цена для бюджета



Крым всегда ⁠был территорией, ⁠требовавшей финансовой ⁠поддержки из центрального бюджета, – и ⁠во времена СССР, и в составе независимой Украины. 

После аннексии Россией ⁠никакого чуда не случилось, гигантских месторождений ⁠золота или углеводородов на полуострове обнаружить не ⁠удалось, поэтому даже для поддержания существовавшего бюджетного и коммунального хозяйства российскому Минфину срочно пришлось изыскивать 55 млрд рублей уже в 2014 году. 

В последующие годы эта сумма только увеличивалась – нужно было повышать крымским бюджетникам зарплаты (они были в разы ниже, чем в российских регионах), нужно было финансировать различные проекты, которые должны были повысить уровень социальной и коммунальной инфраструктуры до сопоставимого со среднероссийским, и так далее. 

В 2019 году федеральный бюджет безвозмездно перечислит в бюджет Крыма 150 млрд рублей, а всего за 2014–2019 годы сумма дотаций/субвенций/подарков из федерального бюджета составила около 580 млрд рублей.

Не стоит забывать, что Севастополю придан статус самостоятельного российского региона, то есть у него имеется самостоятельный бюджет, который также не может сводить концы с концами без поддержки из Москвы – ее сумма за 2014–2019 годы составила чуть менее 120 млрд рублей. 

Таким образом, напрямую федеральный Минфин передал на полуостров 700 млрд рублей.
 

Российская статистика радостно рапортует о том, что сумма собираемых в Крыму налогов стремительно растет, и по темпам этого роста Крым входит в число лидеров среди российских регионов, но при этом стыдливо умалчивается о том, что существенная часть этих налогов является производной от наращивания бюджетных расходов и от реализации государственных инвестиционных программ на территории полуострова.



В целом за счет денег федерального бюджета в Крыму финансируется 75–77% расходов регионального бюджета, в Севастополе – около 60%, и эти показатели достаточно стабильны.

Помимо прямых расходов федерального бюджета есть расходы косвенные – на выплату пенсий крымским пенсионерам, которых пять лет назад было примерно 550 тысяч и еще 110 тысяч в Севастополе. Их средняя пенсия в апреле 2014 года равнялась 5600 рублей и была повышена в два раза, до среднероссийского уровня уже к середине того года. 

Очевидно, что все расходы по выплате пенсий легли на Пенсионный фонд России. С учетом данных о численности рабочей силы и о средней зарплате, не забыв при этом о «десятине» на содержание аппарата ПФР, я получил сумму в 200 млрд рублей, которую ПФР потратил за пять лет на выплату пенсий крымчанам и севастопольцам.

Итого получается 900 млрд рублей из федерального бюджета.

Но давайте не будем забывать, что российское государство исключительно изобретательно в том, каким образом можно изъять еще немного денег из наших с вами кошельков, для того чтобы потратить на такие государственные нужды, от которых нам с вами ни жарко ни холодно. 

Одним из главных инструментов таких изъятий являются различного рода государственные компании, которые, формально являясь акционерными обществами, зачастую удовлетворяют интересы лишь одного, главного акционера. 

Этих компаний много, главные из них (в смысле изъятия денег из наших кошельков) – это энергетики и газовики, на которых федеральное правительство возложило существенную часть расходов, связанных с инвестициями в инфраструктуру Крыма: энергомост, газопровод Кубань – Крым, строительство ТЭЦ с искусно уведенными из-под санкций сименсовскими турбинами, газификация полуострова… 

Добавим мост через Керченский пролив, автодорогу «Таврида», вложения в реконструкцию региональных автодорог – в итоге получается еще около 600 млрд рублей за 2014–2019 годы.



Полтора триллиона рублей. Очень грубо – по 10 тысяч с каждого российского гражданина, включая беспомощных стариков и младенцев.

Или расходы федерального бюджета на образование на протяжении двух лет. Или расходы на здравоохранение на протяжении трех лет. Или расходы на культуру на протяжении 15 лет. Или финансирование Российской академии наук в течение 357 лет.

Остановка в развитии

Много это или мало? Думаю, что каждый может сам ответить на этот вопрос. Но было бы неправильно сводить разговор о цене, которую Россия заплатила за аннексию Крыма, исключительно к деньгам. 

Во-первых, деньгами не все можно измерить. 

Во-вторых, аннексия Крыма повлекла за собой сильнейшие качественные изменения в жизни России и россиян, оцифровать которые можно будет в лучшем случае лишь через пару десятилетий.

Крым расколол российское общество на «партию войны» и «партию мира», на «своих» и «чужих», на патриотов и национал-предателей, на гонимых и гонителей.

Одни, более многочисленные, но менее рефлексирующие и менее думающие о будущем страны, стали опорой национал-шовинистических настроений, сформировали 86%-ную поддержку Владимиру Путину и его внешне- и внутриполитическому курсу. 

Другие, гораздо меньшие числом, но лучше знающие российскую и мировую историю и хорошо понимающие последствия авторитарного правления, были лишены всяческих прав на участие в политической жизни страны и не могут сделать ничего иного, как огрызаться из «либерального гетто». Или уезжать из своей страны, потеряв надежды на изменение правил жизни в России.

К этим политическим беженцам, голос которых все-таки слышен, присоединились десятки тысяч молчаливых эмигрантов, которые потеряли надежду на реализацию на родине своих талантов, будь то в бизнесе или в искусстве. 

Уехали будущие Сергеи Брины и Сергеи Рахманиновы, Федоры Шаляпины и Владимиры Набоковы. Никто не ведет их учет, кто-то говорит даже о 2–3 млн уехавших за последние десять лет, большинство из которых вряд ли вернется в Россию, если им суждено будет добиться успеха или просто устроить свою жизнь на чужбине.

Отъезд из страны 1–2% населения мог бы быть не столь критичным, если бы речь не шла о наиболее энергичной и креативной части общества. Уезжают молодые и амбициозные, предпочитая менять свою судьбу, а не судьбу своей страны (это слишком рискованно). 

Эмиграция значительной части креативного слоя сама по себе создает существенные ограничения для развития человеческого капитала, для прорывов в науке и технологиях, для структурной перестройки экономики, без которой Россия будет обречена оставаться сырьевым придатком более успешных соседей. 

Но эмиграция дополняется возведением очередного «железного занавеса» между Россией и развитым миром, что стало следствием агрессивной внешней политики и захвата части территории соседнего государства. 

С одной стороны, страны Запада, желая повлиять на Кремль, вводят санкции, ограничивающие доступ российской экономики к рынкам капитала и к современным технологиям – без такого доступа невозможно стать несырьевой частью мировой экономики. 

С другой стороны, Кремль, видя во всем желание Запада разрушить Россию и ее посконные ценности, не стесняется размахивать ядерной и неядерной дубиной, демонстрируя всем, что «нас лучше не трогать».

На языке цифр итоговой ценой аннексии Крыма стала стагнация экономики. За пять посткрымских лет ВВП России вырос менее чем на 2%, при том что мировая экономика выросла за это время на 19%. 

По темпам экономического роста в этот период Россия занимает «почетное» 173-е место из 193 стран(данные, которые дает МВФ), уютно устроившись между Багамами и Чадом сверху и Азербайджаном и Белоруссией снизу. 

Реальные доходы населения снижались на протяжении всей пятилетки, сократившись в итоге на 11%, и даже завзятые оптимисты не берутся спрогнозировать, сколько лет понадобится на их восстановление до докрымского уровня.

Если же отложить калькулятор в сторону и взглянуть на случившееся более широко, то следует признать, что пять лет назад случилось событие, которое круто изменило траекторию развития нашей страны, такая крымская загогулина. 

Конечно, у меня нет магического хрустального шара и я не могу предвидеть будущее. Возможно, через какое-то короткое время в России случится что-то такое, что позволит с относительно небольшими по историческим понятиям последствиями преодолеть все, о чем я говорил выше. 

Но если предположить, что все это всерьез и надолго, то, к сожалению, приходится говорить о том, что в феврале 2014-го Россия снова, как и в октябре 1917-го, сошла с той траектории развития, которая считается нормальной для стран европейской цивилизации, и отправилась искать неизвестно что в историческое болото. 

В прошлый раз наша страна бродила в том болоте 75 лет…
 

СЕРГЕЙ АЛЕКСАШЕНКО