Трагедия в Армении. Ленинакан .Эпизод 3,4

Речь вновь пойдет о беде, случившейся в Армении в 1988 году.
Уважаемый читатель!
Еще раз заостряю ваше внимание перед прочтением рассказа. Моя позиция неизменна: те или иные поступки людей могут быть свойственны представителям любых национальностей, любого народа. Как известно, критическая ситуация, трагедия, природная катастрофа обнажают не только лучшие, но, к сожалению, и худшие черты человеческого характера и стороны личности с учетом присущего им национального колорита. Если мы говорим о кавказцах – то это горячность, если об эстонцах – медлительность (хотя я лично с эстонцами не знаком). Я пишу свои воспоминания не для того, чтобы на ком-то поставить клеймо, тем более на целом народе. Я рассказываю свою судьбу, судьбу советского и русского офицера. События лета 2010 года, когда горели леса и деревни, вновь вскрыло как раз те проблемы как власти, так и населения, о которых я собираюсь писать. Эту вступительную часть я повторно размещу в конце рассказа, учитывая определенное правило: лучше всего запоминаются начало и конец.
Я не хочу вновь вспоминать пережитое, восстанавливая по датам очередность событий. Я буду описывать то, что всплывает в памяти. И, конечно, всю правду я по многим причинам писать не стану. В первую очередь для того, чтоб не тронуться разумом.
На землетрясение я попал с полигона, где пробыл 7 суток. Как говорится, в чем был, в том и уехал. Впрочем, я такой был не один. Комбат распределил очередность убытия домой. Мне дали одни сутки. Назад добирался автостопом. Голосовал на дорогах, подняв картонку с надписью «Ленинакан». Еще не шли массово колонны машин с гуманитарной помощью в Армению со всего Советского Союза, но страна уже объединялась в едином порыве сострадания, в желании оказать помощь людям, попавшим в беду. Как только водители замечали табличку «Ленинакан», с готовностью тормозили и подвозили в нужном направлении.
Я прибыл в расположение полка и сразу же обратил внимание, что уже кончилась бестолковая возня, а батальоны полка распределены на соответствующие объекты. 1 танковый батальон, где служили мои друзья, молодые лейтенанты, работал в аэропорту, разгружая гуманитарку. Мой батальон закрепили на нескольких объектах. Но самым страшным местом, где в дальнейшем меня назначили старшим, оказалась швейная фабрика. Там в момент землетрясения на своих трудовых местах находились сотни женщин – молодых, пожилых и совсем девчонок.
Хочу открыть некую тайну. В Ленинакане проживало достаточно много русскоязычного, славянского населения. В нашей памяти трагедия осталась как исключительно армянская, но это не совсем верно. На самом деле Ленинакан был многонациональным городом. Не берусь утверждать, кого на тот момент в городе жило больше, но знаю точно – русских жило немало и среди погибших их тоже оказалось немало. К несчастью, об этом никто никогда не вспоминает. Почему-то вот непринято об этом говорить! Говорят, что некоренные жители в первые дни после трагедии постарались уехать на родину. На фабрике, кстати, работало много русских швей и ткачих.
Получилось так, что часть полка с офицерами и солдатами отправили назад, в свои подразделения. Я в роте остался за старшего. Да, пришлось, будучи лейтенантом, командовать и батальоном.
Швейная фабрика. Она состояла из двух отдельно стоящих многоэтажных корпусов этажей в 6-7 (один из корпусов являлся административным) и связывающего корпуса длинного здания, в коем располагались цеха.
Поутру мы с комбатом явились на объект. Громадное, живое, шумное некогда здание, где кипела работа, стучали станки, слышались веселые женские голоса и громкий смех, обратилось в мертвый прах.
Выставили периметр охранения. Задача стояла не допустить расхищения государственной собственности и мародерства.
Комбат приказал никуда не лезть, ждать прибытия профессиональных спасателей и техники, обеспечивая сохранность фабричного имущества. На что я возразил:
- Товарищ полковник! Мы не можем терять время, под завалами могут лежать живые.
На что комбат глухо ответил, что и ночью слушали и днем, и сейчас перепроверим – звуков жизни в руинах нет.
Мы с командиром спустились в подвал. У меня имелся фонарик большой мощности, с фарой, как от автомобиля. В подвал мы пошли, так как под землей очень тихо, и если б стоны были – мы бы их услышали. Здание обвалилось полностью, до 1 этажа.

Подвал тоже был разрушен. Пробираясь сквозь завалы, мы прижимались ухом к бетонным стенам и замирали, вслушиваясь…
Фонарик выхватывал из мрака разрушенные балки, обваленные стены, полурассыпавшиеся бетонные плиты. Мы долбили по стенам, стучали по арматуре и вновь слушали – нет ли слабого отклика… Желание хоть кого-нибудь спасти нами двигало, и оно было всеобъемлющим. А потом фонарь осветил в развалившемся потолке тела двух раздавленных людей, остолбенели, потом пригляделись - женщины. Они полусвисали, на лицах застыла гримаса боли и ужаса. Страх и отчаяние, даже слезу пробило. Поздно. Мы уже ничем им не могли помочь. Забегая вперед, скажу, что этих женщин удалось достать последними. Опасна ли была наша вылазка? Да, опасна, но вот об этом как раз мы не думали. Страшно стало потом. Когда мы вернулись и все прокрутили в голове.
Поднялись в административный корпус - через него имелся проход в фабричные цеха. И вот тут я наткнулся на жуткое зрелище. Куча женских сумочек, гора, огромное количество женских сумочек, распотрошенных, разбросанных… Тоже мертвых, как и их хозяйки. Вот это я на всю жизнь запомнил.
А невдалеке копошились люди. Двое человек в пальто. Они обшаривали сумки, рылись в развалинах с недвусмысленной целью. Мы их спугнули и погнались вслед. И вот так весь день. То проверяли оцепление, то спускались в непроторенные еще места и слушали, слушали… Нам мешали слушать те, кто крался или внаглую бегал наверху – мародеры, их топот, споры, шепот, прочие звуки… Приходилось подниматься и отгонять мерзавцев. На ночь нас сменяли МВДшники, откуда-то с России.
Комбат предупредил, если мы услышим признаки жизни, то можно каким-то образом вызвать спасателей. Штаб по взаимодействию в Ленинакане уже работал, чувствовалась уверенность, что можно помочь, если ты кого-то обнаружишь.
По вечерам в лагере слышал радостные известия от своих товарищей: там кого-то спасли, там спасли… Они передавались как счастливая весть.
Утром опять на объект, на фабрику, вернее, на то, что от нее осталось, но уже без комбата. И все по кругу.
На 1 посту возле выездных ворот заметил волнения. Толпа гомонила: «Почему нас не пускают на фабрику?!» «Не проблема. Берите лопаты, да что мы ими сможем?» Успокаиваю людей. Кто-то выкрикнул, мол, хотим контролировать, а то вдруг они (то есть мы) и есть мародеры, грабят погибших?! Конечно, мне стало обидно. С представителем из толпы прошелся по фабрике, показал, что было сделано до нас. Они извинились и ушли.
По-моему, в это время в Ленинакане уже начали действовать спасатели с различных городов и республик СССР. Стала прибывать техника. Мы только слышали новости, но ничего не видели – наша фабрика стояла на окраине. Ночью, когда город затихал, я взял за правило спускаться в подвалы и слушать, слушать, слушать… Нами владело общее, всепоглощающее, всеохватывающее желание – помочь хотя бы одному несчастному. Страшно, но про то не задумывались. Особенно страшно было неожиданно наталкиваться на погибших.
Когда находили тела, перед глазами невольно вставала воображаемая картина о том страшном дне, когда пришла беда, практически поминутно… Обычный рабочий день. Все как всегда. Стрекочут швейные машинки, девчонки переглядываются, переговариваются, оживленная обстановка… И вдруг… Первые толчки, потом толчки усиливаются… Работницы цехов побежали в административный корпус к начальству, а он стал рушиться… Они в панике развернулись и побежали уже в обратном направлении. И тут все рухнуло. Вообще – все, до самого низа. И каждая из работниц осталась там, где впоследствии мы их и нашли.
Вечером к нам прислали группу горных спасателей (шведских?). Мы помогли им оборудовать лагерь, объяснялись на пальцах, но друг друга поняли. Много тогда я впервые повидал диковинных вещей, которыми мы были не богаты: и газовые фонари, и фонарики на аккумуляторах, и специальные мясные консервы для обученных собак.
В ночь отправились с собаками искать выживших. Лазать по развалинам и днем опасно, а ночью и подавно. В роте служил сержант-армянин Мкртчян, что владел азами английского языка. Его оставили в лагере шведов. Вот он ко мне на объект внезапно и прибежал.  продолжение читать по ссылке http://fond-xranitel.ru/forum/viewtopic.php?f=17&t=677