Михаил Турецкий: «Я не Карабас Барабас, а бархатный диктатор»

Пару десятилетий назад слово «хор» у массового зрителя ассоциировалось с чем-то очень строгим, академическим, а потому скучным...

«Хор Турецкого» – девять вокалистов под руководством «поющего дирижера» Михаила Турецкого – кардинально изменил отношение зрителей к хоровой музыке, сделав ее зрелищным, легким, но при этом по-прежнему высоким искусством. В этом году коллектив празднует 20-летие масштабным мировым турне, в рамках которого дважды (10, 11 февраля) выступит на главной сцене страны – во дворце «Украина». Перед гастролями в нашей стране Михаил Турецкий рассказал «Газете…» о буднях и праздниках коллектива, а также об «изюминках» новой программы.

– Для гастролей в Украине в рамках мирового тура мы выбрали самые любимые города: Киев, Днепропетровск, Харьков, Донецк – не все, в которых обычно работаем, потому что физически не успеваем. Только на февраль у нас запланировано 22 концерта, на март – 25. Но чем больше выступаешь, тем больше куража появляется.

– 25 концертов в месяц, плюс перелеты – когда же отдыхать?


– Сцена – наркотик. И человек, вкусивший его, со временем перестает уставать от гастролей. Лет 10 назад, когда выступлений было не так много, наши артисты после концерта могли пойти попеть в караоке (такое, кстати, когда-то и с Гришей Лепсом происходило: ему тоже не хватало занятости, и он «допевал» где-то). Да и сейчас, несмотря на дикую загрузку, наши захаживают в караоке под хорошее настроение. И такая преданность делу мне в них нравится.

– Каких сюрпризов ждать от новой программы?


– К примеру, «Богемскую рапсодию»: без Меркьюри ее в полном объеме не исполнял никто, потому что спеть за Queen – огромная ответственность. Фредди ее пел один за всех (все подпевки в студии записывал самостоятельно), а мы поем все за одного Фредди. Есть у нас и хореографический номер: мы объединили несколько лучших мировых танго, которые 10 мужчин одновременно поют и танцуют. Есть и арии, звучащие как 300 лет назад, когда артисты ради искусства проходили хирургическую операцию: чтобы петь высоким голосом, лишались самого дорогого – мужской состоятельности. А наши артисты – за счет мастерства и уникальной природы связок – поют так без ущерба для здоровья и даже имеют при этом детей.

– Создавая хор, вы специально искали уникальные голоса?

– «Браки заключаются на небесах»: коллектив сформировался благодаря какому-то провидению. Но много лет назад мы не звучали как сегодня: голоса, вдобавок к таланту, «заточил» колоссальный многолетний труд. Сегодня они настоящие звезды, но если бы они так звучали в самом начале, я бы их просто не собрал.



– В коллективе четыре оперных исполнителя. Как удалось их «перековать» под формат хора?

– А не надо было «перековывать». Я просто объяснил, что только оперу у нас петь нельзя. И сейчас наши исполнители – Евгений Тулинов, к примеру, или Борис Горячев, оперные певцы уровня нью-йоркской «Метрополитен-опера» – могут спеть и в роковой манере с характерной хрипотцой. Есть у нас и голос, самый низкий из существующих: бас-профундо – самородок и «голос столетия». Так вот он поет «Звезду по имени солнце» Цоя своим низким голосом так, что сразу становится понятно: это – легенда русского рока. Но думаю, дело не только в голосах, но и в атмосфере, когда зрители вовлекаются в происходящее, танцуют в зале, поют: иногда по 6 тыс. человек поют вместе с нами!

По этому поводу я люблю пошутить, что городу не нужны репетиции и гонорары – город поет сам, и за это еще и платит.

– Правда, что во время тура в коллективе «сухой закон»?

– Правда: если человек вечером выпивает, он начинает интенсивно закусывать, наедается на ночь, может не удержаться в весе. А для нас важно быть моложавыми, подтянутыми и стройными. Я своим артистам говорю, что впереди – целая жизнь. И чтобы в 60 выглядеть хорошо, надо в 37 быть совсем мальчиком – заниматься физкультурой, не наедаться на ночь. Есть у нас еще одна «инструкция»: заниматься сексом в день концерта не рекомендуется, потому что можно отдать энергию не залу, а отдельно взятой представительнице прекрасного пола.

А на сцене нужна энергия: зритель мог выбрать другого артиста, а пришел к нам. И нужно оправдать его доверие процентов на 150 – только тогда он захочет прийти еще раз.

– Зачем вам с такой загруженностью еще и женский хор?


– Идея проекта «Сопрано» давно витала в воздухе – мужчинам не все под силу. К примеру, песня «Ромашки спрятались»: ну не будет же мужик петь «Сняла решительно пиджак наброшенный»! «Сопрано» называют аналогом «Хора Турецкого», но я решительно против: женщина – не аналог мужчины, это другая «субстанция». Так и проект – другой: это молодые девушки, которых мы отбирали 15 месяцев. При грамотном продюсировании каждая из них может стать звездой, потому что у каждой уникальный голос: одна – а-ля Шер, другая – Агилера, третья – Зыкина и т. д. Ноу-хау здесь – мужские партии: Майкла Джексона, Queen, Scorpions они поют блестяще. Впрочем, вы все сами услышите: «Сопрано» будет гостем концертов хора в Киеве.

– Есть разница в работе с мужчинами и женщинами?


– С женщинами я деликатен: они более уязвимы, более тонкие натуры. Работаю с ними, скорее, как психолог, учитель. Говорю, что главное для женщины – не сделать карьеру, а состояться как мама, как жена. В общем, строю человеческие отношения, а не как у Карабаса Барабаса и кукол.

– Ну а в мужском хоре вы, наверное, диктатор.


– Бархатный. Нельзя заставить артиста искриться на сцене – для этого можно только создать условия.

– Но у вас же каждый – звезда.

– Поэтому я – политик и психолог, создаю им атмосферу для творчества. Но при этом не даю разболтаться. Такая вот политика кнута и пряника.

– До и после вашего пленэра в музее-усадьбе Архангельское целый месяц шли дожди. А в день концерта – солнце. Часто хор сталкивается с такими чудесами?

– Чудо в том, что коллектив при таком количестве перелетов ни разу не опоздал на самолет, на концерт, ничего не отменил. То есть что-то над нами есть. Это уникальная история: по состоянию здоровья или личной причине у нас ни разу не было отмены. В контракте всегда прописан форс-мажор, но у нас он ни разу не случался.

– А если кто-то заболел?

– Никто ни разу не заболел настолько, что не мог выйти на сцену.

А если человек потерял голос, мы знаем хитрости: укол гидрокортизона в область горла, который на три часа снимает отек, и артист может петь. А вообще, у нас, как по Дарвину: выживает сильнейший, поэтому в коллективе нет людей со слабым здоровьем. Все занимаются физкультурой, никто не курит, не пьет. Была у одного артиста сильная привязанность – закодировался.

– Помогло?


– Помогло. Я ему сказал: «Выбирай – вниз или вверх. Если вверх – потом еще спасибо скажешь». И он закодировался, так что сейчас все в порядке.