Виктор Ерофеев: «Постсоветские страны живут, используя топливо несчастий, как навоз для печки»

Читающий народ Ерофеева уважает: в Киеве, к примеру, найти его романы в твердом переплете довольно сложно – разметают

На его публичные выступления ходят с удовольствием (причем от студентов до пенсионеров). А вот российские критики Ерофеева недолюбливают: большинство упорно называют его не «известным» или «популярным» писателем, а «скандальным» или «эпатажным». Кто-то, не признавая Ерофеева-писателя, все же отдает должное его критическому таланту (сам себя Виктор Владимирович – кандидат филологических наук, завкафедрой русского языка и литературы Московского международного университета – называет «патентованным литературоведом»). Но большинство приписывают ему чуть ли не все литературные грехи – от самолюбования до порнографии.

Ерофеева любят на Западе, но он туда не бежит:

«Имею возможность жить в любой стране, – говорит, – но из России не уеду. Постсоветские люди для писателя – огромное поле для исследований. То же, что девственные просторы Арктики для геолога».

А раз уж остался, стал выяснять, в чем разница между нами и европейцами, о чем и поведал «Газете…». А также рассказал…

…о природе «хомо постсоветикуса»

– В каждом из нас сейчас уживаются двое человек, архаический и современный. Первый тянет нас к корням, второй – к западной цивилизации. А потому все постсоветские страны пока что живут в системе «коллективного бреда». Чтобы выйти из него, надо понять свою природу и научиться не судить, а анализировать. У нас с воображением хорошо (отсюда, к примеру, наше умение точно подбирать «клички»), а с анализом плохо. Отсюда – проблемы с самоидентификацией.

…о том, так ли хорошо там, где нас нет

– Западная цивилизация убеждена, что она лучшая, потому что мы к ней тянемся. Но мы не понимаем, куда стремимся – они ж нас дикарями считают: мол, мы приедем и будем нарушать их правила, воровать, устраивать проституцию. Поэтому ограничивают строгим визовым режимом. Но когда приезжаешь туда на правах цивилизованного человека, понимаешь, что там скучно! Раньше Париж считался городом разврата, а сейчас происходящее в «Мулен Руж» не сравнить с любой московской или киевской вечеринкой. Все чувства и страсти в Европе усечены. Украина в нее рвется (да и Россия будет, потому что больше некуда), а там – ни мата, ни гульбы, ни пальбы. Эта цивилизация экономически сильнее, обеспечила людей спокойной старостью, но там скучно, а тут – весело. Помню, сын хозяйки, у которой мы жили в Париже, вернувшись с дискотеки, констатировал: «Лучше всех танцевали русские и украинцы». Наши умеют веселиться, потому что если не уметь – пропадешь от гадости, которая лезет со всех сторон. С другой стороны, мы непобедимы, потому что наши страны продолжают жить, используя топливо несчастий, как навоз для печки.



…о власти

– Власть очень сексуальна по своей природе – она притягивает всех. Но если заглянуть внутрь нее, увидишь отвратительных носорогов. Конечно, и во власти есть прослойка нормальных людей, но они ни на что не влияют. Наш премьер и ваш президент – представители культа силы, при котором можно жить, если к нему «подключиться». Но для этого нужно забыть о воспитании, выбросить знания о культуре и вообще в корне изменить систему ценностей.

…о цензуре

– Западная цензура работает на благо человека (такое, каким они его видят). Каждую мою статью в The New York Times жутко редактируют – им не нравится все, что будоражит сознание читателя. Мир, в их понимании, должен быть поделен на консервативную и либеральную доктрины, а все, что в них не попадает – разрывает сознание. Поэтому они со мной долго спорят, а в итоге просто вычеркивают фразы, которые мне нравятся больше всего. А потом говорят, что у них места не хватило. Разница в том, что такая цензура, как бы она меня ни доставала, построена на любви к людям, стране, а наша цензура – варварская, построенная на любви власти к себе.

…о политкорректности

– Почему на Западе ругнуться словом «фак» менее страшно, чем назвать чернокожего «нигером»? Потому что первое относится к эротической теме, а второе – к уважению всех ко всем. Это не значит, что, отказываясь от этого слова, мы становимся вежливее: просто «нигер», если что, может и в глаз дать – тут работает пресловутая европейская система безопасности. Но с этой безопасностью будущее Европы представляется довольно грустным: сначала запретят футбол (это ж сколько агрессивных эмоций он вызывает!), а затем – конкуренцию в бизнесе (как-то некультурно, что «Кока-кола» и «Пепси» все время «наезжают» друг на друга – надо слить напитки в одну бутылку) и так далее. Но если мы откроем дорогу политкорректности, то должны быть готовы к пресному социализму с манной кашей, потому что другая еда будет считаться «небезопасной».

…о вере

– Мы не знаем, зачем Бог создал человека: вместо этих знаний нам дана вера, построенная на очень слабой категории доверия, но дающая определенный комфорт в любом состоянии – богатстве, бедности, несчастии. Богоборчество – это методологическая недоработка, связанная с болезнями, старостью, смертью близких: человек пытается понять, зачем это происходит, и основы веры начинают рушиться: «Почему я должен поклоняться силе, которая заставляет меня страдать?» Когда вы прикасаетесь к культуре, вы приближаетесь к стене, отделяющей веру от знаний. Но нужно помнить, что узнав все, мы потеряем выбор (грубо говоря, мы точно знаем, что такое добро, и неукоснительно его соблюдаем).

…о свободе духа и тела

– Несколько лет назад немецкий журнал Geo придумал проект «Где начинается Европа», для которого мне с фотографом пришлось проехать от Москвы до Варшавы – запечатлеть, как живут люди. В Вязьме с нами работала гид Таня, которая завершила экскурсию обедом у знакомого художника – местной знаменитости.

Моему фотографу очень понравилась одна картина в стиле ню, и он попросил художника пригласить свою натурщицу, чтобы запечатлеть процесс их работы. Оказалось, что натурщица – за городом, копает картошку, а потому художник предложил попозировать Тане. Сначала в ней «включился» архаичный человек: «Я не могу», – говорит. Потом выпила стакан водки и так разошлась, что не хотела выходить из роли! А успокоившись, запричитала: «Что я наделала! Меня ж муж топором зарубит, если узнает» Все это показывает, что у человека абсолютно потеряны ориентиры. В Европе девушка знает: если она гид, она не может быть натурщицей. А у нас возможно все (смеется)! Знаете, что самое интересное? В журнале напечатали огромное фото «рубенсовской» Тани, и немцы просто валом повалили в Вязьму – знакомиться с ней. Таня в итоге вышла замуж за миллионера из Мюнхена и уехала в Германию.

…о сути писательства

– Мои родители – далекие от творчества люди (папа – дипломат, мама – переводчик) – никак не могли понять, с какого перепугу я начал сочинять. А для меня тогда печатать на машинке одним пальцем было высшим счастьем! Только потом я понял, что это совпало с периодом юношеского созревания, когда во мне все бурлило – оттого и хотелось писать. Все великие писатели и художники – абсолютные эротоманы. Но фантазий и эротизма мало, чтобы писать – нужно обладать особыми способностями. Настоящий писатель похож на старый советский радиоприемник (вроде «Варшавы» или «Праги», которые, впрочем, ни Варшаву, ни Прагу не ловили), задача которого – «ловить» то, что ему «транслируют». Это можно назвать музой, вдохновением, как угодно, но главное – записать услышанное без отсебятины. Тот, кто точно ловит волну – гений. К примеру, Лермонтов: посмотрите на его портреты, биографию – этот мальчишка совершенно не соответствует тем великим стихам, которые написал. Этот «приемник» в себе нельзя воспитать, им невозможно управлять: сегодня ты «ловишь», а завтра может и перекрыть – как импотенция. Таким был поздний Маяковский – растерял способность слышать и стал писать от себя, имитируя себя прежнего. Кто посылает эту волну, сказать сложно. Но я, как человек пишущий, утверждаю: Бог есть. Потому что эта «волна» – явно откуда-то сверху.


Чем «провинился» Ерофеев

Популярность Ерофеева на Западе огромна, а вот в родной России его не слишком привечают…

Книги 63-летнего писателя переведены на 20 языков, его статьи печатаются в немецких и французских изданиях, а также авторитетнейшей газете The New York Times. В 2005-м Виктор Владимирович стал кавалером французского Ордена искусств и литературы. А в России его периодически травят. Еще в 1979-м Ерофеева исключили из Союза писателей за организацию самиздатовского альманаха «Метрополь», а его произведения не печатали почти 10 лет. На роман «Русская красавица» (1990), ставший абсолютным бестселлером во многих странах, в России было написано 200 рецензий, и только одна, автором которой был француз – положительная. А в прошлом году группа деятелей со страниц газеты «Советская Россия» выразила возмущение творчеством Ерофеева – в частности, его сочинением «Энциклопедия русской души»: «Сочинение возбуждает межнациональную рознь и русофобию, активно способствует распространению негативного отношения к русским среди других народов(…). Совершенно очевидно, что книга должна быть изъята из обращения, а автор должен ответить перед законом»...

Ерофеев не мог не откликнуться на недавние события на Манежной площади Москвы: 24 декабря написал о них колонку на сайте www.svobodanews.ru. «Газета…» общалась с Ерофеевым до событий на Манежной, но оставить без внимания эту публикацию мы не можем и приводим ее в авторской редакции.

Песня о русской птице

События на Манежной площади, несомненно, станут главным русским событием уходящего года. Несомненно и то, что они станут предтечей многих других интересных событий будущего года. Над Россией вновь сгустилось грозовое облако мифического сознания.

Десять лет укреплялось мифическое сознание, в котором сначала стыдливо, а потом все более отвязно воскрешались любезные национальному сердцу божества. В мифическом сознании и сам Сталин не подвластен критике, потому что гнев его сопричастен скорее Зевсу, чем грузинскому тирану, а какой смертный посмеет возражать Зевсу?

Что может быть ближе мифическому сознанию, чем футбольные болельщики, которые заранее поделили мир на наших и не наших? Но ведь и милиция, которая гонялась за ними в течение последних дней, это – дети того же мифа, и если физического братания еще не наступило, то духовное уже давно произошло. Еще немного, и некому будет разгонять духовных братьев – вот тогда грянет гром революции.

Проклиная гнилой Запад, лукавая власть была его потребительским заложником, тем самым «европейцем», в которого невольно вырождались даже правители зрелого социализма. Но это только очевидная часть проблемы. Не все так просто: возможно, Россия как раз исторически и держится на мифе, а не на реальности социального бытия. Власть, светская и духовная, основывалась именно на непобедимости мифа, однако она была призвана его контролировать. Теперь этот контроль – не будем преувеличивать – не потерян, но пошатнулся.

Беспощадна ярость обманутой мифологии! Наши парни в спортивных костюмах, дошедшие до стен Кремля многотысячной толпой претендентов на победу, едва ли успеют демифологизироваться, а их неведомый, но уже где-то растущий вождь – пройти «европейскую» эволюцию еще до того, как страна, исстрадавшись, исчезнет на глазах свидетелей торжества мифического сознания. Вот тогда свободной грудью задышат те, с кем дрались наши парни – кавказские горцы, дети своего собственного мифического сознания, сотворившие миф презрения. Выходит, наши парни, в конечном счете, не подозревая об этом, работают на них?

«Но ведь, позвольте, – возмутятся просвещенные люди, – о каком мифическом сознании идет речь, если им обладали, извините за выражение, дикари?» Вот в этом и заключается комедия нашего времени.