Воспоминание ветерана-танкиста о советско-германском фронте.

Сколько раз вас подбивали?

В России меня подбивали семь раз. И два раза на западе, американцы.

А сколько танков вы подбили?

Я не знаю. Дело обстоит так. Между командирами танков всегда были споры, кто подбил какой танк. Например, появляется Т-34. Все, конечно, начинают по нему стрелять, самостоятельно, без приказа командира роты. Один выстрели, второй, танк остановился и задымил. Итого, подбит один танк, а отчетов о подбитом танке - два. Обычно было так, что мы подбивали 12 или 17 танков, а отчетов о подбитых танков всегда было 20 или 25. Когда мы осматривали подбитые танки, в них часто было шесть или восемь дырок, и каждый говорил, что это моя. Однажды я с 300 метров подбил Т-34. Я абсолютно точно это видел, но четыре или пять командиров танков имели на него виды. В целом, я бы сказал, что я подбил примерно 30 танков. Цифра в 50 танков тоже может быть верной. Точнее я не знаю.

У вас золотой знак за ранения, сколько раз вас ранило?

Семь раз. Пять раз на востоке и два на западе, несколько раз я горел.

Что вы знали о Советской России до того как вы туда попали?

Ничего.

Что вас больше всего удивило или впечатлило?

Больше всего меня удивила и впечатлила бедность населения. Мы, танкисты, в городах практически не были. Все время шли через маленькие, крестьянские деревни. Бедность нас очень впечатлила.

Я от ветеранов Вермахта часто слышал, что сами русские солдаты были хорошие, а их советское командование скорее плохим. Какое ваше мнение?

У немецких командиров была большая свобода действий. Например, у немецкого командира батальона был приказ атаковать населенный пункт А. Советский командир постарался бы в точности исполнить приказ. Немецкий командир посмотрел бы, что так не получится, и действовал бы так, как требовала ситуация, а не приказ. Немецкий офицер и солдат мог действовать по ситуации, он должен был выполнить задание, но у него была свобода действий. А у советского и американского офицера свободы действий не было. В этом была проблема. Я глубоко убежден в том, что начальные успехи немецкой армии были такими большими только потому, что каждый отдельный немецкий командир имел свободу действий.

Выходит, что в этом плане, немецкие войска превосходили своих противников. А когда это превосходство стало исчезать?

Я считаю, что немецкое армейское командование всегда превосходило противника. Проблема была только в недостатке людей, вызванном большими потерями, особенно пехоты.

Трофеи брали?

У пленных мы ничего не брали. С мертвых снимали валенки. Полушубки не брали - лучше было не носить никаких русских вещей, потому что если в них попасть в плен, то тебя сразу застрелят.

Какие отношения были с армейскими частями СС?

Хорошие, очень хорошие. Они были такие же солдаты, как мы, между нами не было никакой разницы. Возможно, их офицеры иногда были слишком заносчивыми. Но в целом, никаких проблем у нас не было. Мы очень часто, плечом у плечу,  воевали вместе с ними, проблем никогда вообще никаких не было и зависти тоже.

Советские ветераны говорят, что тогда, во время войны, они испытывали ненависть к противнику. Какие чувства вы испытывали по отношению к противнику?

Если бы мы не видели трупы наших солдат, над которыми надругались, то я бы сказал, что мы воевали без эмоций.

Но, иногда, когда мы видели, что взятого в плен немецкого солдата мучили или изувечили, тогда рождалась ненависть. Как-то осенью 1943-его, мы должны были идти в ночную атаку. Ночные атаки были чрезвычайно напряженными. Дневные бои уже были очень наряженные и требовали нервов, но ночные бои были бесконечно тяжелыми. Ночные бои были только в чрезвычайных ситуациях, я в них участвовал не более десяти раз, и они никогда не были для нас успешными. Для русских, конечно, они были такими же неприятными, как и для нас, но для них они всегда были успешными. У нас была трофейная русская рация. Мы одного русско-говорящего немца  посадили в танк с этой рацией. Началась атака, и он перехватил русские переговоры по рации. Коммунисты говорили, что они взяли в плен пять немцев, и спрашивали, застрелить ли их сразу или везти в тыл. Это, конечно, немного подействовало нам на нервы. Мы атаковали на пяти танках, атака была успешной. Коммунисты, до этого, прорвались, а теперь мы отогнали их назад. В два часа ночи, когда атака уже закончилась, было тихо. Пришел посыльный от пехотинцев. Он мне сказал: «Господин лейтенант, вас вызывает капитан, я должен вас к нему привести». Я спросил: «Что ему надо? Я не могу оставить танки». Посыльный сказал, что я непременно должен прийти. Я сказал, что я не могу отходить далеко от танков, он ответил, что это всего в трехстах метрах отсюда, там бункер, куда вы должны прийти. Я пошел с ним. В атаке участвовало довольно много пехоты, и перед бункером кругом стояло 20 - 30 солдат. Я зашел в бункер, это был советский бункер.

Там, внутри, лежал пехотный лейтенант, с которым я разговаривал всего час назад. Ему в лоб молотком была вбита гильза от патрона, и еще две гильзы были вбиты в оба колена. Скорее всего, ему сначала выстрелили в оба колена, а потом забили туда гильзы. Потом я услышал громкий крик, там, в бункере, были пленные коммунисты. Немецкий капитан хотел у них узнать, кто это сделал, он орал на них и выстрелил в потолок. Тогда один из пленных, показал пальцем в угол. Там был комиссар. Его вытащили на середину бункера, и тогда русские сказали, что это сделал он. Наш капитан через переводчика сказал, что он всех расстреляет, если они не расскажут, как это произошло. Тогда русские солдаты сказали, что они должны были держать немецкого офицера, а большевистский  комиссар это сделал. На меня это все очень сильно подействовало, я вышел из этого бункера и пошел обратно. Какие тут эмоции можно испытывать? Что там дальше было я не знаю, но если бы мы в этот момент атаковали дальше, я бы конечно дал выход своим эмоциям. Я и сейчас не могу спокойно говорить об этом, хотя было много и других подобных примеров. Это и понятно, советская коммунистическая пропаганда, впрочем как и американская, всячески настраивала своих солдат к подобным действиям  против немцев. И на войне были очень тяжелые ситуации… Представьте себе, как это, забивать гильзу от патрона в живого человека?

Как относились к офицерам вермахта в Германии после войны?

Так же плохо, как и ко всем остальным солдатам. Даже сегодня отношение к немецким солдатам, к вермахту, очень плохое. И это особенная проблема. После войны американцы использовали только тех людей, которые в Третьем рейхе эмигрировали из страны. Для этого не надо было быть евреем, достаточно было негативно высказаться о национал-социалистическом периоде. Именно эти люди потом определяли политику в Германии, как и сегодня.