Церковь — пространство святости или скверны?

На модерации Отложенный

 

Думаю, многих из нас недавно снова заставил улыбнуться епископ Пантелеимон (Шатов), выступивший с очередной духовной речью в интервью, опубликованном на портале «Православие и мир». Цитата:«Это такая страсть, которая в нашем мире считается позволительной для тех, кому исполнилось 16 или 18: можно ходить в специальные магазины, можно смотреть всякое безобразие. Эта страсть погубила Содом и Гоморру, погубила другие древние народы и губит современный мир, поэтому при вступлении в брак нужно обязательно держать себя в узде. Я всегда говорю: „Первый поцелуй девушка дает своему жениху, ставшему ее мужем, после совершения таинства венчания“».

Уж не знаю, из какого-такого опыта владыка вынес сию мораль, но в русском православии это очень модный тренд: если включаешь «духовку» — обязательно надо пройтись по тем, у кого остались еще хоть какие-то проявления здорового либидо. Ну, бичуешь ты гомосексуализм, супружеские измены, разводы, это понятно. Но нет, мало! Надо еще всем губы узлом завязать и до свадьбы не развязывать, иначе будет «как у хохлов». Пардон, как в Содоме.

Для меня даже не стоит вопрос о том, какой миссионерский эффект имеют такие высказывания. Когда скучный и унылый старикан говорит подросткам, что им до свадьбы нельзя даже целоваться, реакция очевидна. Целоваться будут и на этом уж точно не остановятся. А какие-нибудь очередные пуськи устроят флешмоб в стиле «поцелуй попа», как они это проделывали с полицейскими.

С унылой клоунадой православного секспросвета все понятно, но есть другая тема, которая касается любого человека, который стоит на пороге церкви и, что твой кот, раздумывает: то ли мне войти, то ли одно из двух.

Входя в пространство современного православия, мы входим куда? В пространство святости или в пространство скверны?

Вопрос не праздный. Давайте просто подумаем над тем, что́ для человека, пришедшего в церковь, становится священным, а что́ — скверным. Священным для него становятся просфорки, водичка, свечечки, останки мертвых людей сомнительного происхождения, живописные изображения, которым очень часто далеко до какой-либо живописности, молитвы на плохо понятном языке, старики в смешных одеждах, которые несут бред, стоит им только открыть рот… список можно продолжать. А что становится для человека скверным? Он сам! Его желудок, потому что он хочет в пост сосиску; его мозг, потому что дерзает думать, а не бороться с помыслами; его гениталии, как место, за которое дьяволу удобнее всего зацепиться, чтоб утащить в ад. Целовать мертвые кости — свято, целовать любимую девушку — скверна. На любом приходе непременно сыщется пара-тройка сорокалетних девственниц, которые всерьез восприняли эту систему «ценностей». Загляните им в глаза: много ли в них счастья и ликования в Духе Святом?

До какой же степени нужно ненавидеть человека, его природу, чтоб считать, что у тотальной вседозволенности есть только одна альтернатива — тотальный запрет?

 

И дело тут не только в сфере пола, а в нормальности, как таковой. Церковь в принципе предлагает молодежи мертвое вместо живого, бездумное послушание вместо мышления, предлагает уже в 18 лет стать старыми перечниками. Поэтому все разговоры, что кто-то спит и видит, чтобы загнать Церковь в гетто, не имеют смысла. Она уже там и заперлась изнутри.