После праздника

На модерации Отложенный

Вот и наступил новый, 2019 год. Сегодня второе января, среда, утро, семь часов. На улице еще темно, поскольку солнце всходит лишь в десятом часу. Морозно, но ветра нет, что легко обнаружить по фонарю перед окнами дома. В световом пятне под ним морозная мгла пребывает в полном спокойствии. Можно выйти на утреннюю прогулку в пригородный лес, что я стараюсь проделывать не менее трех раз в неделю, разумеется, если, как вещает радио, метеоусловия тому соответствуют. Кстати, в прошлом году у нас в городе вовсе отключили радиосеть из-за банкротства владетельной кампании. Идиотизм. Мы ведь привыкли, встав поутру, первым делом включать именно радио, что бы услышать, что происходит в мире и в нашем регионе. Правда, я нашел выход, и поставил на кухонный шкафчик радиоприемник, настроив его на нужную волну. Но, к сожалению, городских новостей по нему не передают. Приходится ближе к вечеру включать компьютер и находить соответствующий сайт, поскольку городскую газету теперь читать просто невозможно – сплошная реклама.

Ладно, довольно о грустном, ведь наступил новый год, возможно, он будет более удачным для всех, в том числе и для меня. Через полчаса выхожу на улицу. Морозно, но ветра, действительно, нет, и это вызывает оптимизм. Можно побродить по пригородному лесу, который начинается метрах в двухстах от нашего дома. Последние две недели совершать утренние моционы мне не удавалось – не позволял мороз. Зима нынче не сказать чтобы особо холодная, но вот конец декабря прошедшего года термометр никак не мог оторваться от отметки минус тридцать и даже ниже. Такой мороз да еще с ветерком, делает прогулки на открытом воздухе довольно рискованными.

То ли дело было раньше, лет этак тридцать или сорок тому назад. Лазил зимой по тайге, когда занимался пушным промыслом, и в сорок градусов. Правда, в то время, как мне кажется, ветров таких не было, да и молодой был, рисковый. Сколько раз из-за своей глупости попадал в ситуации, которые вполне могли закончиться для меня плачевно. Пару раз сталкивался с медведями нос к носу, да и с волчьими стаями доводилось общаться.  А сколько раз были опасные столкновения, о которых я и не догадывался, одному Богу известно. Ведь тот же медведь в бесснежный период тебя не предупреждает, что он рядом, а у человека нет такого чутья, как у зверя, вот и думаешь, что ты в безопасности, коль у тебя на плече висит ружье. Но успеешь ли ты им воспользоваться – вот в чем вопрос.

Всякое было, даже глупость откровенная и притом коллективная. Помниться, как однажды на вертолете в июле месяце присели на небольшую поляну, чтобы геодезист, который с нами был, провел какое-то обследование. Присесть-то мы присели, а вот когда взлетать стали, поняли, что дело пахнет керосином.  Жара, воздух разреженный, а наша поляна, на которой мы гостевали, располагалась на вершине небольшого хребта, высотой около  восьмисот метров над уровнем моря. Вот и пробовали мы взлететь раза три или четыре. Ну не набирает вертолет высоты достаточной, чтобы не задеть вершины деревьев на краю поляны. Но… взлетели. Правда, я после того раза, понял, что надобно и самому мозги включать в рисковых ситуациях. Ведь что проще в тот раз было – высадить из машины людей, что бы подобрать их несколько позже в другом, более низком месте, где и воздух плотнее, да и площадку искать долго бы не пришлось – внизу виднелись лесосеки.

Но ладно, что толку ворошить прошлое, когда вот она зимняя красота настоящего у тебя перед глазами: сосны от куржака белые, словно провидения, стоят не шелохнуться. А асфальтированная дорожка, ровная и прямая, укрытая снегом, отражает свет кособокой луны, рассыпает его тысячами искр и манит вперед в морозную дымку. Что там? Может быть иной мир, мир полный чудес? Но нет, никаких впереди чудес меня не ждет, я это знаю. Сколько уже раз входил я по этой заснеженной ролевой дорожке в лес, исхоженный мною вдоль и поперек на десятки километров. А все равно на душе становится благостно, как будто ты вступаешь в храм, в котором нет места ни суете, ни подлости, нет места ничему из того мерзопакостного, что встречается в мире людей. Природа не терпит обмана, да и обмануть ее невозможно. Перед нею все предстают в своем истинном обличье, и казаться здесь просто невозможно. Ведь не станет же человек обманывать сам себя, когда на кону вполне может оказаться и сама его жизнь.

Ролевая дорожка закольцована, а потому в том месте, где она начинает постепенно поворачивать обратно, я вступаю на хорошо натоптанную тропу, ведущую мимо теплотрассы, соединяющей ТЭЦ с микрорайонами города. Проходит она под землей, но в одном месте там, где вынуждена пересекать довольно глубокий распадок, строители почему-то не стали возводить соответствующую насыпь, и пустили трубу поверху, заизолировав ее какой-то стеклотканью. На протяжении двадцати метров лохматится труба этой изоляцией над распадком, а потом снова ныряет под землю. Возможно, причиной такого технологического решения был ручей, в зимнее время исчезающий, а летом довольно активно бурлящий грязно-пенной водой.

Многие, наверно, скептически относятся к подобному инженерному решению строителей, но только не бродячие собаки. Они-то как раз им очень благодарны, поскольку в том месте, где труба снова уходит по бетонной коробке под землю, образовалось пустое пространство, облюбованное животными для зимовки. От такого пристанища, наверно, не отказались бы и бомжи, но для человека там слишком тесно. Как раз там и прячется от холодов один давно знакомый мне пес, белого с желтизной окраса. Изредка я подкармливаю его чем придется. Вот и сегодня у меня в объемистых карманах зимней куртки  находятся два пакета. В одном – замороженный палтус, а во втором – остатки мясных продуктов с новогоднего стола.

Подхожу к трубе, но никто на мое появление не реагирует. Зову:

– Барбос! Барбос! – нет никого. Как зовут этого пас по-настоящему, я не знаю. Но, как мне кажется, он активнее всего реагировал именно на эту кличку. Но сегодня, по-видимому, голод заставил его уйти со своего убежища к ближайшим домам в поисках пищи. Выкладываю свои угощения для собак рядом  с их убежищем и иду дальше. И вдруг мне вспомнилось, как совсем недавно, в последних числах ноября месяца, уже прошлого года, прогуливаясь вот так по лесу, недалеко отсюда я наткнулся на четыре трупа собак, лежавших вдоль дорожки на расстоянии метров пятидесяти друг от друга. Все они были убиты, предположительно, ядом, поскольку со спины одного из них торчал какой-то шприц.

Я не считаю себя слюнтяем, поскольку пушной промысел, которым я когда-то занимался, дело не для слабонервных. Но вот это преднамеренное убийство собак тогда мне показалось такой неоправданной жестокостью, что, наверно, я попытался бы набить рожу тому, кто это совершил. И вот теперь эта мысль заставила меня повернуть обратно. К моей радости, Барбос все-таки услышал меня, и поспешил к своей зимней квартире. Прибежав откуда-то, он уже обнюхивал мой новогодний презент и, завидев меня, благодарно вильнув хвостом, тут же принялся за преподнесенный ему завтрак.

Постояв минуту-другую рядом с собакой, я пошел дальше, и снег под моими ногами хрустел теперь звонче, чем прежде, да и солнце на юго-востоке уже высветило небо, обещая погожий день. Настроение мое, только что омраченное воспоминаниями, приобрело снова прежнюю безмятежность, а лес окружающий меня снова превратился в сказочный зимний дворец, в котором можно повстречать не только деда мороза, но и просто хорошего человека.  Как мало для радости нам нужно, если отринуть от себя мысли о канарах, крутых тачках и золотых прибамбасах? Насколько все это надуманное, уводящее мысли человека в туман иллюзий, которые моментально рассеиваются, бесследно исчезают, когда перед нами встает вопрос о жизни и смерти. Не может быть для человека никакой  иной ценности, превышающей ценность самой жизни.  

Скрипит под ногами снег. Проплывают мимо темные стволы деревьев, увенчанные белыми кронами, сыплются сверху морозные искры. И невольно, сам не знаю почему, в голову возникают совсем не веселые мысли: «Снег, белый снег, сколько тебе осталось владеть лесом? Месяца три или чуть меньше? Придет весна, и ручьями ты сбежишь от нас в реку, и устремишься на север к морю-океану, чтобы затем, поднявшись облаками над землей, снова вернуться сюда, и белым нарядом украсить землю и наш лес. Так было всегда, но будет ли так в будущем, и застанешь ли ты нас на этой земле? Дождется ли тебя этот лес, которого судьба пока что щадит, хотя рядом с ним гудит, кипит страстями человеческий муравейник»?