Предсмертные письма борцов с фашизмом .Продолжение.

На модерации Отложенный

ПИСЬМА ЗАМЕСТИТЕЛЯ ПОЛИТРУКА ЛЫЖНОГО ОТРЯДА ЛАЗАРЯ ПАПЕРНИКА


Конец декабря 1941 г.- 6 января 1942 г.

ПИСЬМО СЕСТРЕ

Конец декабря 1941 г.

Здравствуйте, Зиночка и Леонард.

Поздравляю вас с Новым, 1942 годом. Желаю вам счастья и здоровья. Желаю вам, чтобы 1942 год был годом счастливых встреч на освобожденной от фашистских псов земле, чтобы мы снова собрались в нашей замечательной Москве.

В газетах вы читаете, что мы гоним гадину все дальше и дальше от нашей дорогой Москвы, освобождая все новые и новые города и села. Я видел много десятков людей: молодых и старых, детей и стариков, встречавших нас со слезами радости.

Л. X. Паперник

Места, по которым мы проходили за последние дни, мне знакомы. Я вспоминаю дни строительства в городах Истра, Ново-Ерусалим, помню их постройки, музеи и потому с негодованием, злобой и ненавистью к этим извергам осматриваю все разрушения, все грабежи, которые сотворили эти насильники.

Дорогие! Газеты дают очень мало представления о тех мерзостях, которые творили в наших городах и селах фашистские установители «новых порядков».

Мне, как заместителю политрука, приходится сейчас сталкиваться и осматривать результаты, зверств фашистских разбойников. Дорого им придется расплачиваться за деяния на нашей территории. Расплата будет за все народы, угнетенные и порабощенные ими.

1942 год будет годом полного уничтожения выродков человечества, годом уничтожения всего, что создано коричневой чумой фашизма.

Приятно, что в такие суровые дни я нахожусь в рядах защитников Родины, приятно, что я неплохо подготовился к дням службы в рядах РККА. Все, чем я занимался в мирное время: лыжи, верховая езда, меткая стрельба, — мне очень пригодилось, и я с гордостью вспоминаю те дни, когда, несмотря на перегрузку на работе, я, усталый, отправлялся на полеты в планерную школу или на занятия в Кавалерийской школе им. Буденного, а выходные дни «пропадал» на Воробьевых горах, хотя мама не любила, когда я катался на лыжах.

На днях у меня произошла очень интересная и трогательная встреча в лесу. После налета фашистской авиации, которая нас обстреливала из пулеметов, оказывая помощь товарищам из соседней части, которые попали под обстрел, я услышал, что один из раненых называет мое имя. Каковы же были мои радость и удивление, когда я в этом бойце узнал своего друга по заводу и школе верховой езды Яшку.

Ну, хватит, проведите хорошенько встречу Нового года, будьте здоровы, до скорой встречи в Москве.

Сообщи мне день рождения наших сестренок, помню, что это 21–25 января. Хочу знать точнее.

Ваш, Лазарь.

 

ПИСЬМО РОДНЫМ

6 января 1942 г.

Здравствуйте, дорогие. Жив, здоров, у меня все по-старому.

Выполняю вашу волю: уничтожаю фашистов и освобождаю территорию для нас с вами, для тысяч граждан, уехавших из родных мест.

Целую крепко.

Ваш Лазарь.

 

В январе 1942 года на полях Подмосковья группа лыжников совершила подвиг, о котором скоро узнали все защитники столицы нашей Родины. 23 героя пали смертью храбрых в бою, но не пропустили врага.

Вот как это произошло.

Под ударами наших войск враг отходил на запад, яростно огрызаясь и цепляясь за каждый населенный пункт. Ожесточенные бои разгорелись за город Сухиничи, превращенный гитлеровцами в узел сопротивления. Отряд лыжников, в котором заместителем политрука был Л. X. Паперник, получил задание выбить врага из деревни Хлуднево и удерживать ее до подхода наших стрелковых подразделений. Здесь противник накапливал силы для укрепления обороны города Сухиничи, поэтому лишить фашистов этого опорного пункта было очень важно.

В ночь на 23 января лыжники двинулись в расположение врага. Под покровом темноты отряд без помех подошел к деревне. Из рассказов местных жителей бойцы узнали, что вечером сюда прибыло подкрепление с двумя легкими танками, минометами и артиллерией. Соотношение сил складывалось слишком неравное. Несмотря на это, советские патриоты решили вступить в бой и выполнить задание командования во что бы то ни стало.

Тщательно разведав расположение огневых точек противника, бойцы заранее наметили объекты для атаки. Нужно было сделать так, чтобы у противника сложилось впечатление о нападении на него крупных сил.

Было уже за полночь, когда лыжники вплотную подобрались к деревне и по сигналу командира одновременно пустили в ход гранаты и автоматы. Возникшая среди гитлеровцев паника позволила героям уничтожить много вражеских солдат и продвинуться к центру деревни. Однако вскоре фашисты опомнились и усилили ответный огонь. Под защитой двух танков им удалось оттеснить горстку храбрецов к окраине села. Был тяжело ранен командир отряда К. 3. Лазнюк. Политрук отряда Егорцев принял командование на себя. Он приказал одному из раненых бойцов вынести командира из огня, а сам с остальными бойцами решил прорваться к большому бревенчатому сараю, стоявшему на возвышенности за деревней. Заняв круговую оборону у сарая, лыжники приготовились отразить атаку танков. Враг все туже сжимал кольцо. Воины вынуждены были скрыться в сарае. Бой затянулся до утра.

Вот как описывала «Правда» 14 февраля 1942 года этот героический эпизод:

«Утром по сараю начали бить из миномета… Лыжников оставалось все меньше и меньше… Гитлеровцы хотели взять их в плен. Они прекратили минометный огонь и, сжимая кольцо, предлагали: «Рус, сдавайся». «Советские патриоты в плен не сдаются!» — крикнул кто-то из оставшихся, и во вражескую цепь полетели гранаты, последовало несколько очередей из автоматов. Фашисты рассвирепели и бросились к сараю. В живых остался один Паперник. Враги ринулись на него, желая захватить хоть одного живого лыжника. «Лучше смерть, чем фашистский плен!»- крикнул Паперник и взорвал себя гранатой».

Когда деревня Хлуднево была освобождена от оккупантов, жители рассказали о геройской смерти лыжников. Они были награждены посмертно орденами Ленина, а заместителю политрука Л. X. Папернику за смелость и преданность Родине Указом Президиума Верховного Совета СССР присвоено звание Героя Советского Союза.

Молодой коммунист, воспитанник Ленинского комсомола, Лазарь Хаимович Паперник родился в 1918 году в семье железнодорожника. Окончив семилетку, поступил в школу ФЗУ. Год спустя был принят в комсомол.

По окончании школы ФЗУ Лазарь Паперник стал работать на Первом московском часовом заводе имени С. М. Кирова сначала токарем, потом фрезеровщиком, наладчиком станков, техником по инструменту, диспетчером и, наконец, начальником цеха. Одно время Лазарь Паперник возглавлял комитет ВЛКСМ завода.

17 июля 1941 года Л. Паперник добровольцем ушел на фронт. В тяжелые дни обороны Москвы он подал заявление о приеме в партию. «Клянусь честно, с оружием в руках быть всегда в первых рядах борцов за Родину», — писал он в заявлении. Клятву свою сдержал. Молодой коммунист Лазарь Паперник погиб героем. Его с гордостью вспоминают работники Первого московского часового завода имени Кирова, где Паперник проработал много лет.

Как теперь установлено, Лазарь Паперник после подачи заявления о добровольном вступлении в Красную Армию был направлен в ряды Отдельной мотострелковой бригады особого назначения (ОМСБОН) Наркомата внутренних дел СССР, создание которой началось в первые дни Великой Отечественной войны. Формировалась она в Москве. Костяком бригады стали видные советские спортсмены, лучшие рабочие московских предприятий, как, к примеру, Лазарь Паперник, студенты и аспиранты ряда высших учебных заведений города — Института физической культуры, МГУ, горного, станко-инструментального, историко-архивного и др. После окончания учебы бойцы ОМСБОНа получали боевые задания и уезжали из Москвы.

В середине ноября 1941 года в составе группы бойцов, возглавляемых старшим лейтенантом А. П. Шестаковым, на минирование участка фронта у Ленинградского шоссе отправился и Лазарь Паперник. Несмотря на сильный мороз, сковавший землю, постоянный обстрел и налеты фашистской авиации, омсбоновцы быстро выполнили задание. Им осталось самое важное — пропустить через минные поля отходившие части 16-й и 30-й армий и заминировать эти проходы. Все благополучно прошли, проходы были заминированы. Но на правом фланге, у деревни Давыдково, внезапно появились танки и автоматчики — десять омсбоновцев оказались в окружении. Лазарь Паперник, Виктор Кувшинников — бывший слесарь, студенты Гречаник, Москаленко, Лепешинский, Саховалер, Черний и их товарищи, собрав вокруг себя около полусотни бойцов 16-й армии, скрылись в соседнем лесу. К утру, миновав деревню Замятино, подожженную противником, вышли к Солнечногорску. Там тоже уже был враг. Только на третьи сутки, продвигаясь по обочинам Рогачевского шоссе, омсбоновцы вышли в расположение советских войск. Так Лазарь Паперник получил первое боевое крещение.

Затем новые, не менее сложные и опасные операции. И всегда Лазарь Паперник был примером мужества и стойкости. Когда полчища врага стали откатываться от Москвы, командование ОМСБОНа сформировало и отправило в тыл отступающего противника несколько чекистских специальных групп и отрядов. Во главе их стояли такие замечательные командиры-чекисты, как М. К. Бажанов, С. А. Ваупшасов, В. Н. Воронов, П. Г. Лопатин, П. Г. Шемякин, А. П. Шестаков и др.'В конце декабря 1941 года ушел в тыл врага в составе лыжного отряда К. 3. Лазнюка и Лазарь Паперник. Из этой операции, как мы уже знаем, он не вернулся.

Добавим еще, что Родина высоко оценила боевую и разведывательную деятельность личного состава ОМСБОНа: 20 воинов-чекистов удостоены звания Героя Советского Союза, более 7 тысяч омсбоновцев награждены орденами и медалями. И Лазарь Паперник был лишь одним из них…

На Первом московском часовом заводе имени Кирова на мемориальной доске, установленной в память тех, кто не вернулся с фронта, указан и Герой Советского Союза Л. X. Паперник. В Волгоградском районе столицы одна из новых улиц названа его именем.

Копии писем Л. X. Паперника хранятся в архиве газеты «Правда» (отд. писем, 1942 г., п. 20). Они были присланы в редакцию родными героя.

ИЗ ДНЕВНИКА ЛЕНИНГРАДСКОГО ЮНОШИ В. Г. МАНТУЛА

23 июня 1941 г.- 13 января 1942 г.

23 июня 1941 года.

Ну, началась война с Германией. Сегодня ночью был налет. Получасовая тревога. Но налет был отбит. Пойду добровольцем.

9 июля.

Я подал заявление, но не взяли. Ну, не беда. Постараюсь на заводе поработать так, чтобы досрочно и отлично выполнять все задания, которые получу.

 

1 августа.

Часто приходится бегать по тревоге на пост. Дежурю сейчас на крыше своего корпуса. Весьма важная вещь, т. к. я первый замечаю падение бомб, а если они не проваливаются на чердак, то на мне лежит обязанность тушить или сбрасывать их с крыши, что я и сделаю, как только они начнут падать. Но к чести славных защитников города Ленина надо сказать, что ни одного самолета над ним до сих пор не было…

 

29 сентября.

Коротко — жив, здоров. Побывал несколько раз под бомбами, но все обошлось хорошо. Не так страшен черт, как его малюют. Работаю по-прежнему там же. Скоро всему этому конец. Всю эту сволочь погоним отсюда до самого Берлина, и тогда будет нормальная жизнь! А сейчас надо вкалывать. Но в данный момент надо спать, так как пришел после 18-часовой смены. Работал полдня и ночь.

 

Ноябрь.

250 гр. хлеба (почти глины) в день, артиллерийские обстрелы, отсутствие жиров, конфет, мяса. Последний сытный обед под грохот рвущихся дальнобойных снарядов — во время круглосуточного дежурства с 7 на 8 ноября на заводе…

 

Декабрь.

Того хуже. Порвались ботинки. С дырявой подметкой на морозе погрузка или выгрузка угля, расчистка снега, очистка проездов от снега. А затем все те же 250 гр. хлеба.

 

4 января 1942 года.

Прошел Новый год. Встречали его с чашкой чая, куском хлеба и ложечкой повидла… Кончаются дрова. Взять неоткуда. А впереди еще весь январь и февраль. Еще два месяца мерзнуть!..

 

13 января 1942 года.

В отношении питания совсем плохо в городе. Вот уже месяц, как большинство населения не видит круп и жиров. Это очень сказывается на психике людей. Всюду, куда ни приглянешься, безумные взгляды на провизию… Сам же город приобрел какую-то неестественную пустынность, омертвелость. Пойдешь по улице и видишь картину: идет народ. Поклажа исключительно либо вязанка дров, либо кастрюлечка с бурдой из столовой. Трамваи не ходят, машин мало… Дым идет только из форточек жилых кеартир, куда выведены трубы «буржуек», да и то не из всех. У многих нет даже возможности топить времянку за неимением дров. Очень большая смертность. Да и я сам не знаю, удастся ли пережить нашей семье эту зиму…

Хотя бы мать моя выдержала все эти лишения и дожила до более легких дней. Бедняга, тоже старается, выбиваясь из последних сил. Ну, а много ли их у 46-летней женщины?.. Ведь она одна, фактически, нас и спасает сейчас. То пропуск в столовую, то от себя урвет лишнюю порцию от обеда, чтобы прислать ее нам, то хлеба кусочек. А сама живет в холоде и голоде, имея рабочую карточку, питается хуже служащего. Неужели это все-таки долго протянется? Впереди еще два месяца холодов и голода. Позади 4-месячная блокада и голод. Это поистине нужно быть железным…

Очень хотелось бы дождаться теплой поры, когда не надо было бы дорожить каждым горючим предметом для печи, и уехать куда-нибудь в колхоз, помогать там создавать урожай для будущего года и создать бы, по крайней мере, такие запасы, чтобы обеспечить хотя бы нормальное снабжение приличным черным хлебом для всех жителей…

Ну, ладно. Надо, как видно, сейчас идти по воду. Вода замерзла абсолютно везде, и нести ее придется за 4 километра из колодца. В квартире не осталось даже капли воды, чтобы согреть чай. Чай! Как громко звучит это слово сейчас, когда рад и кипятку с хлебом! Пить же чай абсолютно не с чем. Нет ни одной крошки сладкого, и пить кипяток надо с солью. Единственное, чего у нас хватает, — это соли. Хотя в магазинах и ее нет, но у нас был небольшой запас — кг. около 2–3, и вот он пока тянется. Теперь хотелось бы написать письмо маме, как раз моя тетя идет к ней, но не знаю, стоит ли передавать его с ней. Она может его прочесть, а это весьма нежелательно.

Ну, что же, надо идти за водой… Мороз меня прямо страшит. Если дойду, то это будет великое счастье…

 

Жизнь Владимира Григорьевича Мантула оборвалась рано. Перед войной он окончил восемь классов и поступил в индустриальный техникум. Когда началась война, 17-летний паренек решил идти на фронт, но в армию его не взяли. Тогда он стал работать шлифовальщиком на заводе и вместе с тысячами ленинградцев мужественно переносил блокаду. 900 дней город-герой сопротивлялся врагу. Многие из его защитников и жителей погибли. Но город Ленина выстоял, явив всему миру невиданные доселе мужество и стойкость советских людей.

В. Г. Мантула — один из рядовых защитников города — умер от голода 24 января 1942 года. Дневник, в котором он записывал свои мысли, сохранила его мать — Нина Дмитриевна Мантула. Заверенная копия дневника находится в партархиве Ленинградского обкома КПСС (ф. И -43, оп. 1, д. 8, л. 1-10).

ОБРАЩЕНИЕ МЛАДШЕГО ПОЛИТРУКА МОТОСТРЕЛКОВОГО БАТАЛЬОНА И. Г. БАЛАБАНОВА


28 января 1942 г.

Дорогие товарищи!

Я сделал все, что мог. Приняв командование батальоном после ранения командира, я продолжал наступление и выполнил приказ командования, Я с гордостью смотрел смерти в лицо, потому что во мне билось большевистское сердце. Мне смерть была не страшна. Я презирал ее… Я бился так потому, что любил свой народ, свою родину, свою партию…

Умирая на поле боя, я должен сказать своим друзьям по оружию в Отечественной войне, что во мне не было трусости и паники.

Громите фашизм до полного уничтожения — вот мое боевое пожелание. Будьте героями Отечественной войны, чтобы история помнила вас как отважных защитников русской земли.

Надеюсь, что вы, мужественные воины России, отомстите за мою смерть фашистам.

Сообщите моим родителям о том, как я жил и умер.

Прощайте, боевые дорогие друзья!

Балабанов Иван Григорьевич.

 

Иван Григорьевич Балабанов — младший политрук мотострелкового пулеметного батальона. 28 января 1942 года он возглавил группу бойцов во время атаки на огневую точку врага у деревни Гусево.

Противник хорошо укрепился в деревне. Каждый дом, каждый сарай были превращены им в опорный пункт. С возгласом «Смерть гитлеровской своре!» под сильным огнем фашистов Балабанов бросился впереди бойцов к ближайшему сараю. Вражеская пуля тяжело ранила героя. Истекая кровью, Иван Григорьевич Балабанов ворвался в сарай, где засели гитлеровцы. Ошеломленные вражеские автоматчики в панике разбежались. Захватив сарай, Балабанов занял огневую позицию и открыл огонь по фашистам.

Когда враг был отброшен, друзья нашли Ивана Балабанова уже мертвым. В его похолодевшей руке был зажат маленький листок бумаги- последнее письмо-обращение. Оно было опубликовано в газете «Комсомольская правда» от 16 апреля 1942 года.

ПИСЬМО КОМАНДИРА ПУЛЕМЕТНОГО РАСЧЕТА ГЕРОЯ СОВЕТСКОГО СОЮЗА Н. А. ОНИЛОВОЙ


Февраль 1942 г.1

Настоящей Анке-пулеметчице из Чапаевской дивизии, которую я видела в кинокартине «Чапаев» 2. Я незнакома вам, товарищ, и вы меня извините за это письмо. Но с самого начала войны я хотела написать вам и познакомиться. Я знаю, что вы не та Анка, не настоящая чапаевская пулеметчица. Но вы играли, как настоящая, и я вам всегда завидовала. Я мечтала стать пулеметчицей и так же храбро сражаться.

Когда случилась война, я была уже готова, сдала на «отлично» пулеметное дело. Я попала — какое это было счастье для меня! — в Чапаевскую дивизию, ту самую, настоящую. Я со своим пулеметом защищала Одессу, а теперь защищаю Севастополь. С виду я, конечно, очень слабая, маленькая, худая. Но я вам скажу правду: у меня ни разу не дрогнула рука. Первое время я еще боялась. А потом все прошло…3 Когда защищаешь дорогую, родную землю и свою семью (у меня нет родной семьи, и поэтому весь народ — моя семья), тогда делаешься очень храброй и не понимаешь, что такое трусость. Я Вам хочу подробно написать о своей жизни и о том, как вместе с чапаевцами борюсь против фашистских…

 

Это письмо Нина начала писать в ученической тетради перед боем, но не успела закончить. Здесь же записан текст песни «Раскинулось море широко у крымских родных берегов» и сделаны выписки из книги Л. Н. Толстого «Севастопольские рассказы».

Нина Андреевна Онилова родилась и выросла в Одессе, работала на трикотажной фабрике. В начале Великой Отечественной войны 20-летняя пулеметчица попала в дивизию, которой в гражданскую войну командовал В. И. Чапаев. Бойцы прозвали отважную девушку именем одной из героинь фильма «Чапаев» — Анкой-пулеметчицей. За боевые подвиги ее наградили орденом Красного Знамени. При обороне Севастополя она была смертельно ранена и вскоре скончалась.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 14 мая 1965 года Нине Андреевне Ониловой за образцовое выполнение боевых заданий командования и проявленные при этом отвагу и геройство присвоено звание Героя Советского Союза.

Письмо опубликовано в сборнике «Героическая оборона Севастополя 1941–1942 гг.» (Симферополь, 1946, стр. 214).

ПИСЬМО СЕРЖАНТА КОМСОМОЛЬЦА Я. БОНДАРЯ В ПАРТИЙНУЮ ОРГАНИЗАЦИЮ СВОЕЙ ЧАСТИ

Не позднее 3 февраля 1942 г.1

…С радостью иду на выполнение боевой задачи, чтобы быстрее освободить нашу Родину от немецких гадов. Если я погибну, то честным патриотом своей Отчизны; пока жив, беспощадно буду бить врага!

Я люблю свою Родину и готов отдать за нее свою кровь до последней капли. Я знаю одно: скоро фашистские звери будут уничтожены, и советские люди заживут еще счастливее, чем прежде.

Прошу считать меня коммунистом!

 

Сержант комсомолец Яков Бондарь сражался на одном из участков Ленинградского фронта. В бою он был смертельно ранен. После его гибели обнаружено письмо, написанное им накануне боя. Об этом письме сообщило ТАСС 3 февраля 1942 года (ЦГАОР СССР, ф. 4459, оп. 21, д. 1, л. 238).

ЗАВЕЩАНИЕ КРАСНОАРМЕЙЦА С. ВОЛКОВА

Не позднее 12 февраля 1942 г.2

Мое завещание.

Товарищи бойцы, командиры и политработники!

Идя в атаку, я обязуюсь до последнего вздоха биться за честь и независимость моей матери-Родины. Сам я беспартийный. Но если в бою прольется моя кровь, считайте ее кровью коммуниста. Смерть и всеобщее презрение фашистским палачам, осквернившим нашу священную землю!

Дорогие братья по оружию! Если я погибну в этом сражении, назовите меня коммунистом.

Да здравствует великий советский народ!

Передайте привет жене Марусе и дочери Тане.

С. Волков.

 

Красноармеец Степан Волков находился в стрелковой роте, которая должна была первой пойти на штурм вражеских укреплений, расположенных у деревни Устиново, на Западном фронте. Готовясь к атаке, он на маленьком листке из блокнота наспех написал слова клятвы: биться до последнего вздоха с проклятыми фашистскими захватчиками. Записку, свернутую в трубочку, вложил в свой медальон.

В атаку Степан Волков пошел одним из первых. Впереди вражеский дзот открыл губительный огонь. Наступающие залегли.

В эту минуту Степан с гранатами в руках под свист пуль подполз к дзоту и забросал его гранатами. Огневая точка замолчала. Путь на деревню Устиново открыт. Но в этот момент бесстрашного воина сразила пуля врага.

После боя бойцы похоронили Степана Волкова близ той деревни, за освобождение которой он отдал свою жизнь. Над могилой героя они прочитали найденную в его медальоне маленькую записку. Эта записка была опубликована в «Правде» 12 февраля 1942 года.

ЗАПИСКА ЗАЩИТНИКА МОСКВЫ КРАСНОАРМЕЙЦА А. ВИНОГРАДОВА

22 февраля 1942 г.

Нас было 12 послано на Минское шоссе преградить путь противнику, особенно танкам. И мы стойко держались. И вот уже нас осталось трое: Коля, Володя и я, Александр. Но враги без пощады лезут. И вот еще пал один — Володя из Москвы. Но танки все лезут. Уже на дороге горят 19 машин. Но нас двое. Но мы будем стоять, пока хватит духа, но не пропустим до подхода своих.

И вот я один остался, раненный в голову и руку. И танки прибавили счет Уже 23 машины. Возможно, я умру. Но, может, кто найдет мою когда-нибудь записку и вспомнит героев. Я — из Фрунзе, русский. Родителей нет. До свидания, дорогие друзья.

Ваш Александр Виноградов.

 

Записка Александра Виноградова была обнаружена в 1958 году плотником совхоза «Некрасове», Уваровского района, Московской области, И. В. Смирновым, когда он обтесывал березовый кряж. Письмо советского воина написано чернильным карандашом неровными буквами на двух сторонах узкой полоски папиросной бумаги.

В результате проведенных исследований удалось восстановить картину боев на Минском шоссе в феврале 1942 года.

Чтобы сдержать мощное и быстрое наступление советских войск под Москвой, гитлеровское командование перебросило на советско-германский фронт дополнительно несколько дивизий из Германии и оккупированных стран. Для советских войск, сражавшихся в тылу противника, в районе Вязьмы, создалась трудная обстановка. Для облегчения положения частей 33-й армии, 1-го гвардейского кавалерийского, 4-го воздушно-десантного корпусов и партизан, оказавшихся отрезанными от баз снабжения южнее и юго-западнее Вязьмы, командующий Западным фронтом приказал армиям фронта активизироваться. Во второй половине февраля упорные бои разгорелись в полосе 5-й армии Западного фронта, перешедшей в наступление. 612-му стрелковому полку 144-й стрелковой дивизии было дано задание пробиться в тыл врага, чтобы нарушить коммуникации фашистских войск. Полк вышел в тыл, на подступы в Гжатску, и перерезал Минское шоссе в 25 километрах восточнее города. 2-й стрелковый батальон, которым командовал старший лейтенант С. К. Зюмченко, стремительным ударом овладел населенными пунктами Ямы, Ивашки и захватил высоту севернее деревни Ивашки. Деревни Ощепково и Васильки, бывшего Уваровского района, Московской области, несколько раз переходили из рук в руки.

20 февраля 1942 года военком 612-го полка отдал приказ — выйти на Минское шоссе в районе 152-го километра западнее Москвы и перекрыть путь танкам противника. Бойцы расположились вдоль шоссе. Группа бойцов, в которую входил Александр Виноградов, находилась на фланге. Колонна фашистских танков появилась внезапно. Она двигалась на большой скорости. Бойцы батальона завязали бой с врагом, пытавшимся отбросить советские части от шоссе. Три дня сражались воины, ряды защитников редели на глазах, но они не отступили…

СТИХОТВОРЕНИЕ ЯЛТИНСКОЙ КОМСОМОЛКИ-ПОДПОЛЬЩИЦЫ Н. ЛИСАНОВОЙ


Не позднее 24 февраля 1942 г.[1]

Мне вспомнилась школа родная,
Мне вспомнился русский народ,
Прибрежная Ялта родная
И огненный солнца восход.
Умру я свободно и честно
И голову тихо склоню,
И русскую землю родную
Я светлой слезой оболью.
Тогда надо мной защебечут
Родные мои соловьи
И кудри мои разовьются,
Но плечи не дрогнут мои.
Я сильно любила Отчизну,
И век я была ей верна…

Ялта… Замечательный солнечный город… И вдруг появились враги.

Черной тенью легла здесь поздняя осень 1941 года.

Как только хмурое ноябрьское солнце скатилось за Ай-Петри и наступила холодная ночь, в одной из балок урочища Чукурлар собрались ялтинские комсомольцы и поклялись беспощадно биться с врагом.

«Я клянусь, что никакие пытки не заставят меня разгласить тайну нашей организации. Я клянусь, что если придется погибнуть от руки врага, то умру гордо и честно, не попросив у него пощады и не выдав своих товарищей», — звучали слова клятвы.

Вместе с товарищами поклялась мстить врагу и ученица 10-го класса ялтинской средней школы комсомолка Надя Лисанова. Клятву свою она с честью сдержала. Надя расклеивала на улицах Ялты листовки и воззвания, поддерживала связь подпольщиков с партизанами. В феврале 1942 года ее арестовали и посадили в тюрьму. Надю неоднократно допрашивал начальник службы безопасности Мауэр, надеясь, что хрупкая на вид девушка не выдержит пыток и раскроет партизанские явки. Надя Лисанова оказалась достойной доверия товарищей: она никого не выдала.

Ничего не добившись, фашисты расстреляли отважную комсомолку. Это произошло на рассвете 24 февраля 1942 года в урочище Селян, близ Ялты.

Незадолго перед казнью, во время последнего свидания с сестрой, Наде удалось передать ей стихотворение. Поскольку за семьей была установлена слежка, держать дома записку со стихами было опасно. Сестра выучила стихотворение наизусть, а позднее воспроизвела его по памяти. Текст стихотворения хранится в Ялтинском музее краеведения.

 

[2]24 февраля 1942 года Н. Ливанова была расстреляна фашистами.

ЗАПИСКА АЛЕКСАНДРА МАХАНЬКО — ПОДПОЛЬЩИКА ИЗ ДРУЖКОВКИ — МАТЕРИ


28 февраля 1942 г.

Мама, меня не жди. Мне ничего не надо.

Шурик.

 

Едва немецко-фашистские войска ступали на советскую землю, как она тут же вспыхивала огнем народного гнева. Так произошло и в Дружковке — небольшом поселке в Донбассе.

Саша Маханько, тот самый, что написал эту записку, был одним из тех, кто вошел в подпольную антифашистскую организацию «Ленинская искра», которая открыто объявила войну захватчикам.

Он был самым молодым в организации — ему исполнилось лишь 16 лет, но не уступал в смелости старшим и пользовался большим доверием у подпольщиков.

К концу 1941 года в «Ленинскую искру» входило около 30 человек. Руководил ими Павел Ильич Гребенюк, коммунист, пограничник, сражавшийся с фашистами с самой первой минуты войны. В боях под Казатином он попал в окружение, был ранен и взят в плен. Концлагерь и дерзкий побег. И вот — Дружковка, знакомство с такими же, как он, советскими патриотами — кадровым рабочим Афанасием Петровичем Власюком и его дочерью Валентиной, комсомольцами Николаем Дементьевым, Александрой Соболевой, Дусей Ильиной, тайные встречи на квартире Власюка на Садовой улице, первая хорошо подготовленная диверсия…

Саша одним из первых вошел в подпольную организацию. Став разведчиком, он работал непосредственно с Гребенюком. Восхищаясь своим командиром, Саша мог без конца слушать его рассказы о жизни и подвигах пограничников. У него же юноша учился военному мастерству и секретам конспирации.

По заданию группы Саша организовал сбор оружия, оставшегося после боев под Дружковкой. Молодые подпольщики достали 7 автоматов, 21 винтовку и даже 2 пулемета с патронами. Оружие было спрятано в укромных местах. Там же хранилось несколько бутылок с горючей смесью.

Вместе со своим другом Николаем Дементьевым Саша починил старенький радиоприемник.

Голос Москвы! Они слушали его вместе, и это всегда превращалось в праздник.

Распространяя сводки Совинформбюро по поселку, Саша с особым удовольствием наклеивал их прямо на грозные приказы начальника жандармерии фон Гакке и холуйские распоряжения бургомистра Тхо-ревского.

6 ноября 1941 года, накануне дня 24-й годовщины Великого Октября, на улицах появилось множество гестаповцев и полицейских. Расстрелу подлежал каждый, кто выйдет из дому позже 19 часов. Но Саша все же вышел.

Под покровом ночи он тихо, словно мышь, пробрался к Торецкому заводу, проник в паросиловой цех и оттуда полез на трубу, взметнувшуюся в черное небо. Дул резкий холодный ветер. Ноги соскальзывали с тонких прутьев узкой лестницы, руки одеревенели. Но он упрямо лез и лез вверх. Наконец рука нащупала громоотвод. Расстегнув куртку и рубашку, юноша достал красное полотнище и осторожно нацепил его на стальной шпиль…

Домой вернулся совсем обессиленный, с рассеченными в кровь руками. Страшно хотелось спать. Нет, спать нельзя. Надо дождаться рассвета, надо первым увидеть его — небольшой красный флаг, стяг революции, символ борьбы и непобедимости. Волновало одно: будет ли видна с земли надпись на полотне: «С праздником Октябрьской революции, рабочие-дружковцы!»?

Полдня развевался над Дружковкой красный флаг. Тысячи людей видели его, читали надпись, радовались и праздновали годовщину Октября.

Гитлеровцы остервенели окончательно. Они рыскали по поселку, заглядывали в каждый дом, хватали в чем-либо заподозренных людей, вербовали предателей.

Умело организуя работу группы, Гребешок основные силы бросил на составление плана расположения вражеских объектов для передачи партизанскому отряду, действовавшему в окрестностях. И в этом деле Саша Маханько оказался действительно незаменимым. С помощью своих вездесущих мальчишек он засек все вражеские объекты, вплоть до пулеметных точек и контрольных постов на дорогах. План был составлен и передан по назначению. Прошло несколько дней. Однажды ночью Дружковка подверглась бомбежке советской авиации. К удивлению гитлеровского командования, все бомбы легли точно в цель, причем были разбиты почти все строго засекреченные склады боеприпасов.

Тем временем подпольщики готовили взрыв мартена, который фашисты хотели вот-вот пустить в ход. И мартен был разрушен…

Вскоре взлетел на воздух большой вражеский эшелон на заминированном участке железной дороги Дружковка — Кондратьевка. Затем рухнул мост через реку Торец и сгорела контора машиностроительного завода со всей хранившейся там технической документацией.

Всех героических дел дружковских подпольщиков не перечислишь. Только одно следует добавить: почти в каждом из них была доля Саши Маханько.

Его схватили февральской ночью 1942 года. В застенке оказалось еще 11 активных участников «Ленинской искры».

Арестованных долго пытали, а Павлу Гребенюку выжгли глаз. Саше под ногти загоняли иголки, кусачками рвали губы.

В первых числах марта на улицах появилось очередное объявление оккупационных властей. Вот его текст:

 

«К населению Дружковки!

28 февраля 1942 года расстреляно 12 граждан, помогавших русскому шпиону Гребенюку Павлу и выразивших готовность содействовать его работе, направленной против немецких вооруженных сил:

1. Власюк Валентина — 19 лет, комсомолка,

2. Михайлов Иван — 19 лет, комсомолец,

3. Ильина Дуся — 20 лет, комсомолка,

4. Николаева Нюся- 21 год, комсомолка,

5. Ожигов Анатолий -19 лет, комсомолец,

6. Маханько Александр — 16 лет, комсомолец,

7. Харченко Геннадий — 19 лет, комсомолец,

8. Марков Иван — 44 года,

9. Власюк Афанасий — 56 лет,

10. Власюк Антонина — 46 лет,

11. Ильина Василиса — 42 года,

12. Соболева Екатерина- 53 года, учительница.

В связи с этим население еще раз предупреждается, что всякое содействие лицам, работающим против немецких вооруженных сил, будет караться смертью. Покровительство подобной деятельности тоже карается смертью».

 

Их расстреляли… Но на место павших вставали новые борцы. Ничто, да, ничто не могло уберечь палачей от возмездия, ничто не могло погасить пламени всенародной освободительной борьбы.

Шурик… Так называли его родные и товарищи. Герой… Ему было тогда всего 16 лет.

Публикуемая записка впервые напечатана в «Комсомольской правде» 30 апреля 1963 года.

ПИСЬМО-ЗАВЕЩАНИЕ И ЗАПИСКА Л. А. СИЛИНА РОДНЫМ


30 августа 1941 г. и 7 марта 1942 г.

ПИСЬМО-ЗАВЕЩАНИЕ

Здравствуйте, мои родные!

Здравствуйте, хотя, когда вы будете читать это мое письмо, меня не будет в живых.

Но и через смерть, через небытие я обнимаю вас, мои родные, я целую вас, и не как привидение, а как живой и родной вам папка.

Мальчики и Аня! Не думайте, что я ушел на эту страшную войну из-за желания «блеснуть» своей храбростью.

Я знал, что иду почти на верную смерть.

Больше всего я люблю жизнь, но больше жизни любил я вас, Аня и мальчики.

И зная, какой ужас, какие издевательства ждут вас, если победит Гитлер, зная, как будут мучить вас, как будут издеваться над вашей матерью, зная, как высохнет ваша мать, а вы превратитесь в маленьких скелетиков, я, любя вас, должен уйти от вас, желая быть с вами, должен уйти на войну.

Я иду на войну, то есть на смерть, во имя вашей

жизни.

Это совсем не прекрасные слова. Для меня сейчас это слова, облеченные в плоть и кровь, в мою кровь.

Л. А. Силин

 

Аннушка, родная! Знаю, что тебе будет тяжелее всех. Знаю. Но за то, чтобы ты была в безопасности, я иду в огонь…

Мне нечего больше к этому прибавить. Скажу лишь, что нет в мире человека, которого бы я так любил и которого бы мне было так тяжело оставлять навсегда, оставлять одинокой, как тебя, любимая!

 

Леня! Мой старший сын и заместитель!

Тебя зовут Леня, как и меня.

Значит, ты — это я, когда меня уже не будет.

Наша славная, добрая мамка, так много она в жизни страдала, так мечтала о хорошей, спокойной жизни, но ей это было не суждено со мною. Пусть же ты дашь ей счастье.

Пусть в тебе она видит лучшего своего друга и помощника. Я знаю: тяжело детям расти без отца, особенно мальчикам. Но ведь я умер ради того, чтобы вы, мои мальчики, росли — тяжело ли, легко ли, но росли, а не погибли под германскими бомбами.

Я умер, как подобает умирать мужчине, защищая своих детей, свою жену, свой дом, свою землю.

Живи оке и ты, как жил и умер твой отец.

Помни: мама — мой лучший друг, ближе мамы у меня никого не было. Поэтому мама знает, что хорошо и что плохо, что я делал и чего я не делал, за что я похвалил бы, а за что и поругал.

Всегда, во всем советуйся со своей мамой, не скрывай от нее ничего, делись с ней всем, всем.

Это ничего, что мама — женщина, она особенная женщина, она наша мама, наша любимая, умная мамочка. Она все поймет.

Эх, Леня! Многое мне нужно тебе сказать, да всего не скажешь, да и многого ты не поймешь!

У меня есть много, много о чем рассказать тебе в жизни, но обо всем

расскажет тебе мать.

Мои к тебе последние слова: помни маму, заботься о маме, всю жизнь заботься, Леня Силин. Люби и слушай всегда во всем свою маму.

Леня Силин, мой заместитель и старший сын, прощай, сынка, и не

забывай!

Теня! Мой младший сын и помощник!

Я тебя оставляю совсем маленького. Ты даже не запомнишь лица и голоса твоего отца. Но твой старший брат — мой старший сын и заместитель Леня Силин — тебе расскажет, как жил твой отец, как он вас любил, он расскажет тебе про твоего папку. Наша мама тебе расскажет, как жил, работал и боролся за лучшую жизнь твой отец.

Все, что я написал твоему старшему брату, относится и к тебе. Слушай Леню Силина и маму, и тогда, я верю, ты будешь хорошим, смелым и честным человеком.

 

Мальчики, Леня и Теня!

Учитесь хорошо, изучите тщательно немецкий язык, немецкую культуру, немецкие науки. И все это вы должны употребить на гибель и уничтожение немецкого фашизма. Старайтесь перенять у немцев их самое грозное и страшное оружие — организованность и четкость.

И, когда почувствуете себя сильными, пустите все это в ход против фашистов. Помните, сыновья мои, пока существует фашистская Германия как государство, пока существует хотя бы один вооруженный фашист, пока бесконтрольно работает хотя бы одна фашистская лаборатория или завод, до тех пор Европе, миру, человечеству и вам лично, и вашей маме, вашим женам и детям грозит смертельная, страшная опасность.

Помните: фашизм вообще, а германский в особенности — это смертельная, кошмарная проказа, коричневая чума, которая грозит всему человечеству…

Пусть же кровь вашего отца, пусть же пепел вашего отца стучит в ваши маленькие сердца, мои мальчики, и пусть последний вооруженный фашист почувствует вашу страшную месть!

Мальчики и Аня! Главное без меня — спокойная и внимательно четкая организация жизни и поступков.

Нас, и меня в частности, погубили зазнайски-болтливая система «на авось», скверная организация и неспособность некоторых командиров, плохо знающих технику и недооценивающих врагов.

Я верю, что враг будет разбит и что победа будет за нами. Если же нет, уничтожайте врага где и как сможете.

Мальчики, слушайте нашу милую, любимую, родную мамочку, она мой самый родной, близкий и любимый друг.

Аннушка, родная, прощай!

Любимая, солнышко мое! Вырасти мне сыновей таких, чтобы я даже в небытии ими гордился и радовался на крепких, смелых и жизнерадостных моих мальчиков, мстителей с врагами и ласково-добрых к людям.

Будьте вы счастливы, здоровы и живы.

Прощайте, целую и обнимаю в последний раз. Тебя, Генечка, тебя, Леньча, тебя, Анночка. Прощайте! Ваш отец. Всегда ваш, Леня Силин — старший.

30 августа 1941 года.

 

ЗАПИСКА

Дорогие, родные мои жена Анна и мальчики Леня и Геннадий!

Я вас целую и обнимаю в последний раз. Сегодня я буду расстрелян немецким командованием.

Мальчики! Вырастите и страшно отомстите всем фашистам за меня. Я целую вас и завещаю вам священную ненависть к проклятому и подлому врагу, бороться с ними до последнего фашиста. Я честно жил, честно боролся и честно умер.

Я умираю за Родину, за нашу партию, за великий русский, украинский, белорусский и другие народы нашей Родины, за вас! Любите Родину, как я ее любил, боритесь за нее, как я, а если понадобится, умрите, как я.

Мальчики! Любите, уважайте и слушайте вашу мать, ей будет так тяжело вас воспитывать, но Родина и товарищи, которых я спас, вас не оставят. Помните, у каждого бойца должен быть один лозунг: погибаю, но не сдаюсь. Я не сдавался, я был контужен, не мог ходить и не был вправе бросать своих тяжело раненных бойцов. В плену я им создал советскую колонию и многим спас жизнь. Оставаясь с ними до последней минуты, я принес пользу Родине. Время не ждет.

Родные мои, будьте честными советскими людьми, вырастите большевиками! Анна, прощай! Леня и Геннадий, прощайте!

Да здравствует Родина!

Целую.

Ваш муж и отец.

 

Тяжела борьба с врагом, и в несколько раз тяжелее, когда ты безоружен, а враг вооружен. Что делать, если ты ранен, если кончились патроны и гранаты, а пути к своим отрезаны? Просто сдаться на милость победителя и покорно взирать, как ненавистные фашисты издеваются над твоими товарищами?

На эти вопросы у коммуниста не может быть двух ответов. Бороться! Бороться с врагом в любых условиях. Если нет оружия, надо бороться хитростью, знанием, твердо веря, что правое дело в конце концов победит.

Так думал и Леонид Андреевич Силин, секретарь и член военного трибунала одной из стрелковых дивизий, попавшей осенью 1941 года в окружение у села Крестителева, в Полтавской области.

В первые дни войны Леонид Силин добровольцем пошел на фронт. Он родился в Риге в семье мелкого служащего и рос в районе, где жило много немецких семей. В детстве слыша немецкую речь, Леонид прекрасно овладел этим языком. Был он активным комсомольцем, до войны служил в Севастополе на флоте, потом работал в Москве на заводе «Шарикоподшипник» и учился заочно в Московском юридическом институте. Из-за болезни сердца Л. А. Силин был освобожден от военной службы, но в начале войны, скрыв свою болезнь, попросился на фронт. Правда, вскоре врачи увидели, что Силин болен, и его демобилизовали. Однако не таков был он, чтобы отступать от задуманного. Все же добился вторичной отправки на фронт — на этот раз в качестве юриста в дивизионный трибунал.

Суровое время переживала страна. Часть, в которой служил Силин, не сумела удержаться на правом берегу Днепра и в сентябре 1941 года с тяжелыми боями отходила к Полтаве. Большая группа тяжело раненных бойцов, отрезанная врагом от советских частей, в селе Крести-телеве оказалась в руках гитлеровских захватчиков. Бойцы лежали в больших длинных колхозных сараях и прислушивались к бою. Вот уже стала слышна немецкая речь. Что делать? Ведь враг может сжечь сараи, и тогда погибнут десятки советских людей. Решение созрело молниеносно. Леонид Андреевич поднялся с соломы, открыл дверь сарая и, тяжело хромая и опираясь на палку, вышел навстречу автоматным очередям. Он закричал автоматчикам, что в сарае находятся только тяжело раненные солдаты, и попросил прекратить огонь. Внезапное появление советского командира, свободно объяснявшегося к тому же на немецком языке, подействовало: огонь прекратился. Силина отвели в штаб.

Там Леонид Андреевич сделал все, чтобы предстать перед гитлеровскими офицерами их сторонником. Он «расхваливал» успехи их армии, «восхищался» ее победами и просил только разрешить ему организовать госпиталь для раненых советских пленных (сам отрекомендовался как раненый советский врач). Леонид Андреевич хорошо понимал, что его ждет в случае разоблачения полного медицинского невежества, но надо было спасать людей, и Силин решился на эту хитрость. Офицерам понравился отлично знающий их язык, подтянутый «доктор», и они разрешили создать ему нечто вроде госпиталя. Для большего к себе доверия Силин сказал им, что его мать якобы чистокровная немка. Это еще больше расположило их к русскому врачу.

Среди попавшего в плен персонала полевого госпиталя Силин отобрал группу врачей, фельдшеров и медицинских сестер и начал работу по созданию «украинского» госпиталя. Гитлеровцы запретили содержать в госпитале раненых командиров Красной Армии, коммунистов, евреев и русских, поэтому медицинский персонал оформлял всех поступавших в госпиталь раненых под украинскими фамилиями.

Работать приходилось в ужасных условиях: сквозь худые соломенные крыши сараев протекала вода, не было медикаментов, перевязочных материалов, хирургических инструментов, белья, не хватало пищи. Но советские люди боролись за каждого бойца. Не одного человека спас замечательный хирург из Одессы Михаил Александрович Добровольский. Самоотверженно работали хирурги Михаил Салазкин из Москвы и Николай Калюжный из Киева, ростовский хирург Порт-нов и окулист из Днепропетровска Геккер, женщины-врачи Федорова, Молчанова и др.

В ноябре оккупанты разрешили перевести госпиталь в село Ере-меевка, где он разместился в большой двухэтажной школе. Теперь у раненых над головой была крепкая крыша, да и продуктов у еремеевских жителей было больше, так как село стояло вдалеке от дорог и «заготовители» наведывались сюда реже.

Силин надеялся со временем, когда раненые окрепнут, всем госпиталем уйти в леса и партизанить. Постепенно персонал госпиталя стал переходить к подпольной борьбе с фашистскими оккупантами. Удалось достать радиоприемник и слушать сводки Совинформбюро. Правда о событиях на фронтах распространялась не только в госпитале, но и среди местных жителей. Со складов фашистских войск стали исчезать мешки с пшеницей, а у полицейских — пропадать винтовки и автоматы.

Чтобы не навлечь на госпиталь гнева гитлеровцев, Силину и его соратникам приходилось действовать очень осторожно. И все же старший полицай предатель Атамась, по прозвищу «Дракон», почувствовал, что Силин ведет двойную игру. Стремясь выслужиться перед гитлеровцами, Атамась стал следить за ним, собирая улики. Нашелся предатель и в самом госпитале.

В ночь на 2 марта 1942 года госпиталь окружили гитлеровские солдаты и украинские полицаи. Оккупанты подвергли всех раненых тщательному осмотру и обнаружили среди них уже выздоровевших больных, а также коммунистов, русских и евреев. Всему персоналу госпиталя за нарушение фашистской инструкции грозила смерть. На следующий день, 3 марта, около 40 отобранных гитлеровцами раненых и врачей увезли из госпиталя в Кременчугский лагерь военнопленных.

Леонид Андреевич и в последний свой путь сумел уйти гордо, как подобает советскому патриоту. Когда его со связанными руками вывели к саням, на которых уже лежали раненые, он попросил разрешения проститься с оставшимися. Обращаясь к местным жителям, собравшимся на площади, и к раненым товарищам, он призывал их продолжать борьбу с оккупантами и верить в победу Красной Армии. Видя, какое большое впечатление производит речь Силина на людей, гитлеровский офицер прервал его и не дал ему закончить. Когда сани тронулись, Силин прокусил себе вену на руке, смочил кровью платок и, бросив его в толпу, прокричал: «Передайте это на память моим сыновьям!»

Леонида Андреевича Силина расстреляли 7 марта 1942 года вместе с врачами Портновым и Геккером, раненым подполковником К. Н. Богородицким и др.

Через день медицинской сестре госпиталя Оксане Романченко военнопленный, бежавший из Кременчугского лагеря, принес записку Силина, которую отважный патриот сумел написать перед расстрелом и передать товарищам, чтобы те переслали ее при первой возможности О. Романченко. Записка написана карандашом на листках бумаги и адресована жене и детям. Когда советские войска освободили Еремеевку, Оксана Романченко переслала записку в Москву по адресу, оставленному Силиным, сняв для себя копию.

В семье Л. А. Силина хранится еще один документ большой духовной силы — это письмо-завещание Леонида Андреевича, написанное им еще на фронте 30 августа 1941 года. Большой пакет, надписанный рукой Леонида Андреевича, пришел в дом Силиных в конце 1941 года.

На конверте было написано:

«Анне Леоновне Силиной, Леониду Леонидовичу Силину и Геннадию Леонидовичу Силину».

«Вскрыть после получения извещения из штаба части о смерти Л. А. Силина».

На обратной стороне конверта была надпись:

«Военной цензуре: после проверки тщательно заклеить».

Анна Леоновна и ее сыновья прочли это письмо в конце 1943 года, когда они получили предсмертную записку мужа и отца от Оксаны Романченко.

Письмо-завещание и записка Леонида Андреевича Силина опубликованы С. С. Смирновым в журнале «Огонек» № 40 за 1962 год.

ЗАПИСКА СЕКРЕТАРЯ ПОДПОЛЬНОЙ ПАРТИЙНОЙ ОРГАНИЗАЦИИ ПОСЕЛКА КАРДЫМОВО, СМОЛЕНСКОЙ ОБЛАСТИ, Е. Р. БАГРЕЧЕВОЙ МАТЕРИ


Не позднее 19 марта 1942 г. [1]

 

Прощайте, мои дорогие — мамочка, Элеонорка. В ожидании повешения решила написать вам и послать последнее прости.

Не плачь, мама, и не ругай меня, иначе поступить я не могла. Береги себя для Эли, которой ты как можно больше времени должна быть и бабушкой и матерью. Воспитай ее хорошим, содержательным человеком, любящим свою страну и свой народ.

Целую вас крепко, передайте привет всем родным, знакомым и ученикам, — всем тем, которые сумеют пережить это черное время.

Женя.

 

Ее уважали все в поселке Кардымово — районном центре на Смоленщине, где она вела уроки истории в средней школе, уважали за любовь к детям, за приветливость, простоту и требовательность к себе и товарищам.

В первые дни войны местные ребятишки, несмотря на летние каникулы, часто прибегали в школу, встревоженно и доверчиво слушали любимую учительницу. Она рассказывала о подвигах советских людей, говорила о неизбежной победе над врагом, а затем все вместе шли на берег Днепра, где недавно открылся госпиталь, и ухаживали за ранеными советскими бойцами.

Гитлеровцев в Кардымовском районе, как и всюду на советской земле, встретило хорошо организованное сопротивление, которое направлялось подпольной партийной организацией. Секретарем сельских коммунистов поселка Кардымово являлась Евгения Родионовна, ее боевыми помощниками — председатель Кардымовского Совета И. П. Ковалев, учительница М. И. Селянинова, врач П. В. Шестерикова, работник районной больницы И. И. Куценко и др.

Мощное партизанское движение охватило всю Смоленщину. Серьезную роль в борьбе с оккупантами играло и население Кардымовского района, где уже на исходе первой военной зимы в ряде деревень была фактически восстановлена Советская власть. На подавление партизанского движения фашистское командование бросило отборные части 10-й танковой дивизии. Гитлеровцы сожгли более 25 деревень, расстреляли и повесили более 500 человек, сотни людей угнали в лагеря военнопленных в Смоленск.

19 марта 1942 года в центре поселка Кардымово на специально выстроенном эшафоте была повешена Евгения Родионовна Багречева. Перед казнью ее долго пытали, издевались, но не могли сломить коммунистку. За несколько часов до смерти она на небольшом клочке бумаги написала последнее письмо, хранящееся ныне в Смоленском государственном музее. Письмо опубликовано в сборнике «Партизанская борьба с немецко-фашистскими оккупантами на территории Смоленщины. 1941–1943» (Смоленск, 1962, стр. 90–91).

 

[2]19 марта 1942 года Е. Р. Багречева была повешена фашистами